И он спросил, ласково склонившись над ней:— Как долго ты была замужем, любовь моя?— Только один день, — просто ответила она.— Будь ты моей женой, мне бы этого времени хватило, — прошептал он и, взяв мягкое меховое одеяло, укрыл ее, чтобы она не озябла.Лили ничего не стала объяснять Ги, и он поднялся с постели и опять оделся. Нежно проведя рукой по ее волосам, он шепнул: «Простите меня, Лили!» — и ушел вниз, ночевать со своими воинами, дав ей возможность уединиться, о чем она столько раз просила его.
Эдгарсон вбежал в хижину. Ему не терпелось выложить очередную новость. Мать схватила его за руку.— Где ты шляешься? Давно пора спать.— Новый лорд посадил Эдварда на цепь в конюшне, — сообщил он Эдвине.Она побледнела и вскричала изумленно:— Почему? Что случилось?— Мне не сказали. Может, его убьют поутру, — ляпнул мальчишка.— Ах нет! Я пойду к нему! — твердо сказала Эдвина, отбросив одеяло и натягивая платье.— Нельзя выходить из дому в эту пору, Эдвина. С тобой что-нибудь случится, — умоляюще сказала мать.— Я должна, матушка! Я его люблю!— Я знаю, дитя мое, — грустно отозвалась та, качая головой и давая дорогу дочери.Эдвина бежала, не обращая внимания на темноту, хотя прежде никогда не осмеливалась выходить по ночам одна. Прибежав в конюшню, она нашла там Эдварда, прикованного цепью к стене. С удрученным видом он сидел на охапке соломы. Эдвина опустилась на колени перед ним. Эдвард с испугом взглянул на нее.— Эдвина?! Что ты здесь делаешь? Не нужно бы тебе приходить сюда! — молвил он предостерегающе.— Я должна все знать! Что случилось, Эдвард? — спросила она умоляющим голосом.Он покачал головой.— Не знаю, но думаю, это как-то связано с набегом. Монтгомери, наверное, решил, что я имею к этому какое-то отношение, потому что я сакс.— Ему следовало бы знать, что вы не можете иметь никакого отношения к поджогу хижины, — возразила Эдвина.— Человека до всего можно довести. Как знать, будь я в бегах, и я, возможно, был бы вынужден добывать себе пропитание таким образом.— Никогда! — заявила она. — Вы человек чести.— Я только надеюсь, что это никак не связано с Лили, — подумал он вслух.— Лили? — прошептала она.— Она пришла в мою опочивальню вчера ночью сказать, что моей матушке очень плохо. А Монтгомери увидел нас.— Вы любите Лили? — спросила она со страхом.— Разве можно знать Лили и не любить ее? — задумчиво пробормотал Эдвард. — Боже, я боюсь не за себя, а за Лили — ведь она в его руках!— Не тратьте на нее свою жалость; он, как и всякий мужчина, закроет глаза на ее грехи.— Эдвина, это недобрые речи, — упрекнул он девушку.— Ничего не поделаешь. Я так беспокоюсь за вас. Что с вами будет? Брат сказал, что утром вас убьют!— Эдвина, я ни в чем не виноват. И если я предстану перед судом, меня, конечно, не убьют. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. С узниками не стоит fraternize.— Fraternize? — переспросила она.— Это французское слово. Оно означает — обращаться как с братом.— Я не думаю о вас как о брате, Эдвард, — и она покраснела.— Уходи же, — настаивал он, — и будь осторожна! Если тебя увидит кто-нибудь из воинов, тебе не поздоровится.Эдвина ушла. Но отправилась не домой, она поспешила к Мораг. •— Мораг, прощу тебя, помоги мне! Лорда Эдварда посадили на цепь в конюшне, и я боюсь за его жизнь! — сказала она умоляюще.— Норманны не убьют его, — убежденно ответила Мораг.— Откуда ты знаешь? — спросила Эдвина сквозь рыдания.— Разделенная власть — это половинная власть, — был загадочный ответ.— Это связано с Лили? — спросила Эдвина.— Про молодого лорда одно скажу: бойся Лили, а не Монтгомери, — предостерегла ее Мораг.— Эдвард любит ее! — воскликнула Эдвина.— Ага, а ты любишь молодого лорда, — сказала Мораг.Эдвина удивленно уставилась на нее, потом произнесла, опустив глаза:— Я и впрямь люблю его и хочу, чтобы он любил меня. Ты мне поможешь?— Ты — та девчонка, что ходит за пчелами? — спросила Мораг.Эдвина кивнула.— Принеси мне пчелиного воска, и я вылеплю из него тебя и Эдварда. Будет еще лучше, если ты достанешь для кукол немного волос. Потом мы с тобой свяжем их друг с другом красной ниткой или лентой. Не важно, чем, было бы красное. И он скоро полюбит тебя так же, как ты любишь его.— Чем же я тебе заплачу, Мораг? Боюсь, что мне нечего тебе дать.— Мне нужен воск. Принеси воску, чтобы его хватило на много куколок, и не забудь прошептать свое желание пчелам, ведь они передают наши пожелания богам. Да помалкивай об этом, — остерегла ее Мораг, — а не то Монтгомери убьет меня за ворожбу.
На следующее утро Ги де Монтгомери нашел Эдварда сидящим на цепи в конюшне, как он и приказал, и тут же освободил его.— Я знаю, что вы живете во лжи, Эдвард, — сурово сказал он.— Милорд, мне очень не нравится, что Лили солгала вам, но она сделала это только для того, чтобы защитить меня. Я — брат Вулфрика. Леди Хильда — моя мать, и наш дом в Окстеде, а не в Годстоуне.— Вы присягнули нам на верность, — заметил Ги.— Да, присягнул, милорд, и не нарушил своей клятвы.— Вы можете поклясться, что ничего не знали о грабеже? — спросил Ги.— Клянусь вам, милорд, и я помогу вам поймать воров. Хотелось бы мне знать, что стало с Окстедом — ведь он совершенно не охраняется.— Мы съездим туда завтра. Я даю вам еще одну возможность оправдать мое доверие, но это последняя возможность, Эдвард.Все в доме облегченно вздохнули, когда двое мужчин вошли вместе, и явно в хорошем настроении.
От собственной смелости у Моргана голова пошла кругом. Устроить набег оказалось так же легко, как сосчитать до трех. Конечно, это объяснялось еще и тем, что Рыжий Волк тоже очень хорошо знал Годстоун. Морган просто вошел в конюшню, где прежде работал, и вывел двух лошадей. Поскольку все знали, что он конюх, никто его ни о чем не спросил. Он был потрясен, когда увидел, что его сообщники подожгли хижину. Однако, выяснив, что никто не пострадал, Морган решил, что, по-видимому, только таким способом они могли отвлечь внимание от амбаров, чтобы вынести оттуда припасы. Потом, уже в лагере, Рыжий Волк осыпал его щедрыми похвалами:— Не одна лошадь, а целых две! Я горжусь тем, что могу считать тебя своим человеком. Вот подарок, который я тебе обещал.Рыжий Волк вытащил из-за пояса большой нож и протянул его Моргану. Тот, преисполненный гордости, шагнул вперед, чтобы получить награду. И тут Рыжий Волк схватил Моргана за руку и вонзил нож ему в живот по самую рукоять. Когда Морган понял, что это конец, глаза его расширились от ужаса: он ведь снабдил эту свинью не только лошадьми, но вдобавок отдал ему Фейт! Рыжий Волк подозвал двоих людей из шайки.— Заройте его, — приказал он, и, став на колени, вытер кровь с лезвия о рубаху Моргана.
Фейт ждала возвращения Моргана. Тревога ее росла. Она потрогала оберег, висящий у нее на шее, и села, скрестив пальцы. Наконец она услышала шаги и поднялась с радостным возгласом. Но возглас тут же застрял у нее в горле — вместо любимой светловолосой головы Моргана из-под дверного полога появились рыжие космы.— Плохие новости для тебя, крошка, — тихо сказал Рыжий Волк.— Морган? — прошептала она. Он кивнул.— Его схватили во время набега и убили. Фейт сидела не шевелясь, сокрушенная ударом, который нанесла ей судьба. В черный день решили они убежать из селения! Морган спас ее от норманнов, но какой ценой!— Не бойся, я позабочусь о тебе, — сказал Рыжий Волк.Фейт поняла, стоит ей только показать свое отвращение к этому чудовищу, и с того же мгновения до самой могилы ее жизнь будет сплошной мукой, поэтому она покорно выслушала, какие у него намерения на ее счет. Да Фейт это и не трогало: в тот миг, когда умер Морган, умерла и она. Фейт не заметила, как Рыжий Волк стал раздеваться. Она едва почувствовала, как его жадные пальцы сорвали с нее платье, обнажив тело. Она не сопротивлялась, когда его жесткая борода царапала ее нежную грудь. Но все-таки закричала, когда он укусил ей сосок.— Сука! Шевелись же! — проревел он.Застонав, Фейт протянула к нему руки, изображая страсть. Глава 11 Рано утром Лили увидела, что Ги направился куда-то верхом в сопровождении довольно многочисленного отряда всадников. Смекнув, что это самое подходящее время, чтобы вымыться, она кликнула двух слуг и послала их на кухню за горячей водой, а сама тем временем выдвинула деревянный чан для мытья. Когда паренек с трудом тащил по лестнице горячую воду, его заметил Николя, не поехавший с Ги в Окстед, и спросил, для чего он несет воду.— Для купания леди Лили, милорд, — важно ответил мальчик.У Николя озорно блеснули глаза. Он уже знал, как разогнать скуку, одолевавшую его все утро. Выждав, когда Лили залезет в чан, Николя явился к ней.Лили раскрыла рот от изумления и постаралась окунуться в воду как можно глубже.— Немедленно убирайтесь вон! — сердито потребовала она.— Милочка, нужно было запереть дверь. Я сделаю это за вас, — ухмыльнулся он и ловко опустил засов.Лили так расстроилась, что слезы брызнули у нее из глаз; она умоляла Николя уйти.— Вы слишком серьезно относитесь к жизни, Лили. Надо больше веселиться, смеяться… Развлекаться хоть иногда. Я знаю, мой брат — скучный тип, но ведь он старый, и это его извиняет. Но вы, cherie, просто девочка, вам нужно почаще улыбаться.Николя взял ее горшочек с ароматическим маслом и оценивающе понюхал его. Раскинув руки, он сказал:— Обещаю, что уйду, если вы позволите мне хотя бы мельком полюбоваться вами.— Нет! — крикнула Лили, тщетно пытаясь спрятать груди под водой.Он засмеялся.— Они всплывают, как яблочки в заздравной чаше. Восхитительно! — Николя подошел на шаг ближе. — Выходите из воды и дайте взглянуть на вас. Один миг блаженства — и я ухожу.— У меня нет ни малейшего желания выходить из воды, покуда вы не удалитесь, сэр, — твердо заявила Лили.Николя присел на край чана.— Я подожду. Рано или поздно вам придется выйти — или вы в конце концов замерзнете насмерть.— О, прошу вас! Скажите, что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? — жалобно произнесла она.Николя задумался на мгновение, а потом сказал:— Ну, вы же понимаете: освободиться от меня вы сможете, только заплатив выкуп? На карту поставлена моя честь!— У вас нет чести! К тому же я уже знаю, к несчастью, какие выкупы требуют братья Монтгомери. Чего вы хотите? — спросила она недоверчиво.— Мне очень хочется увидеть Севенокс. Ежели вы сегодня съездите со мной туда я, пожалуй, дам вам возможность закончить омовение в гордом одиночестве.— Хорошо, я поеду с вами, если вы пообещаете, что я буду в полной безопасности.— Ну что вы, cherie, я не собираюсь вас насиловать, но буду обольщать на каждом шагу, пока мы будем в пути.Подмигнув ей, юноша вышел, а Лили вдруг расхохоталась: до того мальчишеской и забавной показалась ей дерзость Николя.
Они поехали одни, без сопровождающих, и Лили, к собственному удивлению, заметила, что прогулка доставляет ей удовольствие. Николя, когда хотел, умел быть весьма галантным. Он сыпал остротами, и Лили много смеялась. Складные французские комплименты с такой легкостью срывались с его губ, что она не верила ни единому слову, но его непрестанное внимание было ей очень приятно.— Вам нужно научиться говорить на языке саксов. С этого мгновения я буду отвечать вам только тогда, когда вы будете говорить по-сакски, — пригрозила она.Он попытался произнести две-три фразы, а потом сказал:— Лили, мой прекрасный цветок, вы ничего не стоите!Она чуть не подавилась от смеха.— Вы, наверное, хотели сказать — «вам цены нет»? — поправила она молодого человека.— А какая разница? «Ничего не стоите» или «цены нет»? — смутился он.— Я не могу объяснить вам. Но вот ваш брат уже прекрасно говорит по-сакски. Расскажите мне о его детстве.— Ну, Ги изучал рыцарскую науку, как говорится, с колыбели: был пажом и оруженосцем. Думаю, что к восьми годам он уже устал носить, подавать, бегать с поручениями, выслушивать брань и получать оплеухи. Если хочешь управлять другими, считал он, необходимо сначала научиться управлять собой. Мне и Андре было гораздо легче: мы росли у него в доме. Но хватит о Ги, — усмехнулся Николя, — пусть он сам защищает свои интересы.Похолодало, и вскоре посыпал мелкий снег.— Николя, мне очень холодно. Полагаю, нужно возвратиться.— Осталось проехать всего одну милю. Погреемся, поедим и отправимся обратно, — подбодрил он Лили.Севенокс был расположен на скрещении дорог, ведущих на Лондон и к морскому побережью. Замка там не было, поэтому они нашли постоялый двор, и Николя спросил отдельную комнату с очагом. Хозяин поспешил исполнить приказание норманна. Он был благодарен норманнам за то, что они не отобрали у него постоялый двор.Лили просто посинела от холода, и Николя повлек ее в отведенную им комнату.— Входите, грейтесь, дорогая, — сказал он. Лили опустилась в кресло, стоящее у веселого огня, а Николя опустился на колени, чтобы снять с ее ног сапожки, и стал растирать ее ступни руками. Наклонив голову, он приложился губами к подъему стопы.— Я целую ваши ножки, Лили. Я тщательнейшим образом все продумал, cherie, и решил: я хотел бы, Лили, чтобы вы стали моей женой.Взглянув на его серьезное лицо, она подумала: «Еще недавно я была бы на седьмом небе, если бы у меня был такой супруг — молодой, красивый, всегда улыбающийся, — а не то животное, которое мне навязали. Но Николя Монтгомери еще совсем мальчик, а мне нужен мужчина».Ее молчание ободрило его. Он поспешно продолжал:— Мы построим здесь прекрасный замок. Думаю, что вы вряд ли очень привязаны к Окстеду, и я понимаю, что вам неприятно, когда вас считают свободной женщиной. Вот почему я предлагаю вам, Лили, обвенчаться со мной. Сначала мне придется получить на это разрешение Вильгельма, но независимо ни от чего вы должны знать, что я безумно влюблен в вас.Хозяин принес им вино, миски с горячим тушеным мясом и свежеиспеченный хлеб.— Николя, я не хочу причинять вам боль, но я люблю вашего брата. — Впервые выразив свои чувства словами, она вспыхнула.Он вздохнул:— Ах, этого-то я и опасался! Но вы должны понять: для меня это не имеет большого значения, и я все равно предлагаю вам выйти за меня замуж, чего Ги никогда не сделает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35