— Нуждается или нет, но я все еще его жена.
— Разумеется, однако же мы имеем интересную ситуацию, когда и муж и жена равно горят желанием избавиться друг от друга, а кроме как насильственным путем, этого никак не осуществить.
— Что? — Ее сдержанную настороженность, как волной, смыло ужасающим гневом, потрясенная, она смотрела прямо ему в лицо пылающими яростью глазами. — Да как вы смеете думать, будто Джеррен намерен убить меня?
Он выразительно пожал плечами:
— Вы же пытались убить его, разве не так? Впрочем, если эта мысль вас так оскорбляет, давайте выразимся по-другому. Приключись с вами роковая случайность, он не слишком бы горевал о вас, как и вы о нем при подобных же обстоятельствах.
Она по-прежнему смотрела на дядю, все еще не веря, но уже охваченная ужасным сомнением:
— Нет, не могу поверить! Роджер пожал плечами:
— А почему, собственно, нет? Только представьте на минутку его незавидное положение. Крайняя необходимость толкает его на мезальянс, который, конечно, принес богатство, но и поставил его жизнь под постоянную угрозу. Он соединен с женой, которая ему вовсе не жена. Знает, что вы покушались на его жизнь. Так неужели вы думаете, его остановят рыцарский кодекс или клятвы перед алтарем?
— Да вы, никак, оправдываете его, дядюшка?
— Я просто рассматриваю ситуацию с его точки зрения, так же, как и с вашей, когда вы проявили немалую мудрость и приняли свое замужество вместо того, чтобы откровенно искать способов избавиться от него. Однако ни одно из этих соображений не удержит меня от достижения своих собственных целей. Потому-то я и здесь. Вам надлежит не медля вернуться в Лондон.
Она и сама уже решила это, но для виду воспротивилась. Ее неожиданная сговорчивость могла вызвать лишь ненужные подозрения.
— Если я вернусь, он может снова отослать меня. Для чего необходимо мое присутствие?
— Потому, что я не могу следить за его намерениями, если ни вас, ни Ханны не будет рядом с ним. А вводить нового слугу, даже такого, которому можно полностью доверять, опасно.
— Что ж, хорошо! — с неслыханной решимостью произнесла Антония. — Когда вы, сэр, собираетесь обратно в Лондон? Не позволите ли поехать с вами?
Его тонкие губы растянулись в улыбке: — С величайшим удовольствием, дорогая. Тогда, может быть — завтра?
Леди Блэкленд, почуявшая, что дело нечисто, едва только Роджер Келшелл переступил порог, всячески пыталась отговорить Антонию от такого опрометчивого шага, но все впустую. На следующий день Антония уехала с дядей, как он и предполагал. Он вообще был весьма уверен в себе.
В Лондон они прибыли двумя днями позже, к вечеру. Сэр Роджер довез Антонию и Ханну до Брук-стрит и даже проводил племянницу до самых дверей, но в дом зайти отказался. Буквально через две минуты она даже радовалась этому, ибо, пройдя мимо изумленных слуг, как раз увидела Джеррена, спускающегося по лестнице.
Он был одет к балу: в камзол небесно-голубого шелка, атласные кюлоты и богато расшитый жилет. Волосы были завиты в локоны и напудрены, а в пене кружев, каскадом низвергавшихся с груди, блистали драгоценности. Внизу лестницы ожидал лакей со шляпой и плащом, подбитым шелком.
При виде жены Джеррен нахмурился, но продолжал все так же спокойно и величественно шествовать по лестнице вниз. Она замерла посредине холла, глядя на него вопрошающими, немного испуганными глазами, и некоторое время оба хранили молчание. Джеррен наконец спустился, приблизился к жене, взял ее руку и небрежно коснулся губами.
— Какая неожиданная радость, голубушка, — произнес он вполне дружелюбно. — Жаль, что не предупредили о своем приезде.
При этом он сжал ее руку и, продев под свой локоть, повел Антонию в библиотеку, в дальнюю половину дома. Едва закрылась дверь и они остались одни, как манеры его тут же переменились. Отпустив ее, он сурово спросил:
— Зачем вы вернулись?
— А почему бы и нет? — Она отошла в сторону, снимая перчатки. — Не рассчитывали же вы, в самом деле, что я останусь у лэди Блэкленд навсегда?
— Я рассчитывал, что вы поступите, как было велено, — сердито ответствовал он. — Насколько мне помнится, вам надлежало остаться в Маноре до тех пор, пока не будет покончено с вашим родственником, а я еще не закончил этого дела. Не сомневаюсь, что именно ему обязан вашим столь несвоевременным появлением.
— Несвоевременным! — У нее вырвался короткий и тоже сердитый смешок. — Поистине, вы вполне откровенны!
— И буду еще откровеннее. Впредь держитесь подальше от козней Келшелла, не то пожалеете. Чем бы ни закончилось это дело, думаю, грядет немалый скандал. — Он пошел к двери, но остановился и бросил через плечо: — И будьте любезны помнить, что вы в трауре и не можете посещать никаких увеселений.
С этими словами он ушел. Хлопнула входная дверь, и Антония осталась наедине с невеселым размышлением, к кому же он так торопился.
На следующее утро Антония поняла, что должна убить Роджера Келшелла. Мысль об этом пришла в затуманенную бессонной ночью голову совершенно неожиданно, как о некоем способе убедить Джеррена в искренности ее желания помочь, а в случае очередной неудачи с ним — предотвратить осуществление нового смертоносного намерения сэра Роджера. И то и другое казалось одинаково невыполнимым, ибо Джеррен опять не станет ее даже слушать, а сэр Роджер не перестанет угрожать ему до самой своей смерти.
До самой своей смерти. Антония замерла, недоумевая, как такое простое решение не приходило ей в голову раньше. Сперва Роджера, а потом себя. И оружие есть. Небольшой старинный кинжал, которым она как-то угрожала Джеррену и который теперь лежал в запертом на ключ ящике в ее туалетной. Да, в этом остром сверкающем лезвии заключалось решение всех проблем.
Теперь оставалось найти повод заявиться к нему в гости, и здесь сразу же пришла удача. С визитом приехала Люси Маунтворт, видевшая Джеррена предыдущим вечером и решившая навестить подругу, узнав о ее возвращении. Она приветствовала Антонию с радостью, к которой примешивалось любопытство, но Люси была достаточно хорошо воспитана, чтобы не давать ему проявляться, и лишь посочувствовала подруге по поводу ее утраты и траура, исключавшего всякую возможность повеселиться. Сама Люси собиралась отправиться завтра вечером с друзьями на маскарад в Воксхолл-Гарденс. Джеррен уже принял приглашение, и было бы так славно, если бы и Антония тоже пошла.
Антония что-то рассеяно отвечала, а сразу же после ухода Люси в карете отправилась к дому сэра Роджера. По дороге она почти равнодушно раздумывала над тем, как ее поступок может быть истолкован в свете. Возможно, ее сочтут сумасшедшей. Так говорят о большинстве самоубийц, поскольку только такая причина самовольного ухода из жизни позволяет хоронить умершего все-таки по христианскому обряду. И только Джеррен, может быть, частично догадается об истине и поймет наконец, что она была искренна в желании помочь ему.
Хотя сознание было спокойным и ясным, она двигалась, словно во сне, и единственной реальностью оставался кинжал, спрятанный в страусовой муфточке. Остановившись у дома Келшелла, Антония сказала привратнику, что у нее срочное дело к сэру Роджеру, и через несколько минут уже стояла в его кабинете. Роджер поднялся из-за стола ей навстречу и обеими руками взял протянутую руку.
— Дитя мое милое, какой приятный сюрприз! Вот не ожидал лицезреть вас так скоро. Садитесь же!
Она опустилась в указанное кресло.
— Есть новость, которая заинтересует вас, дядя, — произнесла она, изо всех сил стараясь говорить естественно. — Завтра вечером Джеррен собирается на маскарад в Воксхолл.
Усевшись в кресло, Роджер пристально рассматривал ее, словно подозревал в словах какой-то скрытый смысл. И наконец спросил:
— И что с того, милая?
— Что с того? — переспросила она с нетерпением. — И это все, что вы можете сказать, сэр? Я думала, вы привезли меня в Лондон, чтобы я держала вас в курсе его намерений!
— Совершенно верно, просто я не понимаю, почему вы поспешили ко мне с такой малозначительной новостью.
В глубине сознания возникала слабая тень беспокойства, но усилием воли Антония заставила себя говорить с той же нетерпеливостью и даже с гневом:
— Да послушайте же вы! Разве не этой возможности мы ждали? Вы ведь знаете Гарденс (Гарденс — сады (англ.))? Эти тенистые дорожки и летние домики словно специально созданы для нашей цели, а завтра вечером их заполнят люди в домино и масках. Что может быть удачнее?
— В самом деле? — повторил он раздумчиво. — Домино и масках, говорите! Действительно! Правда, определить нашу жертву будет несколько затруднительно, поскольку он тоже будет под маской.
— А определить, как он будет одет — уже моя задача. Если нужно, я и сама поеду в Воксхолл.
— Очень уж вы нетерпеливы, дорогая моя. Нельзя ли поинтересоваться, с чего вдруг такая кровожадность?
— А нужно ли спрашивать? — Антония поднялась и стала ходить по комнате, словно не в силах усидеть на месте от переполнявших ее чувств. — Только представьте себе, как меня вчера приняли! Как бранили за ослушание! Он говорит, я должна вернуться в Келшелл-Парк и оставаться там под наблюдением мистера Торнбери и его слуг. Как пленница, клянусь Богом! Говорю вам, дядя, мне до смерти наскучили все эти угрозы и унижения! — Она остановилась как раз за его спиной, а пальцы внутри муфточки легли на рукоятку кинжала; Роджер не пошевелился и не обернулся. «Ради тебя, любовь моя, » — подумала она, стискивая кинжал, размахнулась и что было силы обрушила клинок вниз.
И в ту же минуту, словно проникнув в ее намерения, сэр Роджер резко отклонился в сторону, и острый кинжал вонзился в деревянный край стола. Прежде чем она успела выдернуть его, Келшелл был уже на ногах, держа ее за руки, а огромное зеркало перед столом раскрылось, как двери, и в комнату ворвался Тимоти Престон.
Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять случившееся, и он бросился к ним. Роджер передал ему пленницу, и слуга, заломив ей руку за спину железным захватом, подавил всякое ее сопротивление.
Келшелл поднял упавшее кресло, неторопливо оправил камзол и галстук. Потом выдернул кинжал и провел рукой по вмятине на столе, оставшейся от удара.
— Экая досада, Тимоти! — заметил он. — Теперь придется придумывать какое-нибудь объяснение. Антония, голубушка, вы стали крайне неосторожны и доставляете много беспокойства. Следовало помнить о зеркале.
Антония, затаив дыхание, проследила за его взглядом. Губы Роджера искривились в сардонической усмешке.
— Вот-вот! — почти ласково произнес он. — Я мог наблюдать каждое ваше движение, хотя, признаюсь, неожиданное нетерпение сделаться вдовой и без того показалось несколько подозрительным. Ведь я давно понял: вы пойдете на все, лишь бы спасти жизнь своему недостойному мужу. Как же вам не хватило ума это сообразить?
Он отложил кинжал и совершенно хладнокровно дважды наотмашь хлестнул ее рукой по щекам, сперва по одной, потом по другой. Затем кивнул Престону:
— Отпусти ее. Она больше не опасна. — И Антонии: А вы сядьте!
Она упала в ближайшее кресло, слишком потрясенная, чтобы возражать, слишком напуганная своей неудачей и провалом, чтобы ощущать обиду и боль пощечин. Келшелл также уселся на свое место и снова взял кинжал.
— Полезное оружие, — заметил он, осторожно касаясь лезвия пальцем, — но небезопасное в таких порывистых и неопытных руках. Пусть-ка оно лучше побудет у меня. Но к нему ведь должны быть ножны. А да, Тимоти, я думаю, ты найдешь их в ее муфточке, так небрежно валяющейся на полу. Благодарю! Нет, муфту можешь вернуть хозяйке. Тимоти, я хочу, чтобы ты остался здесь. Можешь сесть.
Антония, потирая руку, так жестоко вывернутую Престоном, не удержалась и с вызовом проговорила:
— Что, дядя, думаете, как бы еще помощь не понадобилась?
Он покачал головой, посмеиваясь над нею даже с какой-то ласковостью:
— Ни в коем случае, милая племянница. Полагаю, вы уже выдохлись. А теперь займемся-ка лучше разработкой западни, в которую хотим заманить Сент-Арвана завтра вечером.
Она перестала растирать руку и оторопело уставилась на него. Даже у Тимоти сделался испуганный вид. Наконец она снова обрела голос и, не таясь, заявила:
— Вы, должно быть, сошли с ума.
— Вовсе нет, дитя мое. Пожалуй, ваше предложение весьма подходит. Маскарад в Воксхолле! Да, мне это нравится.
Она сделала нетерпеливый жест:
— Но вы же хорошо понимаете, что я просто использовала эту новость как предлог, чтобы поехать сюда.
— И все-таки, Сент-Арван собирается в Воксхолл?
— Да, с Маунтвортами, но ни за что на свете не буду я больше помогать вам. Не стану участвовать в ваших кознях, и все!
— Боюсь, дорогая Антония, у вас нет выбора.
— Нет?! — Подбородок ее вздернулся, глаза вызывающе засверкали. — Я всегда могу отдать себя в руки закона и признаться во всем. Мне все равно, что со мной будет, если и вы получите по заслугам.
— Не сомневаюсь, но я, видите ли, вовсе не собираюсь получать, как вы выразились, по заслугам. Против меня, в поддержку ваших обвинений нет ни малейших улик, а я, естественно, буду все отрицать, Тимоти и Ханна — тоже. С другой стороны, есть масса свидетельств, что вы пытались убить своего мужа. В этом убежден даже сам Сент-Арван. Вы понапрасну погибнете, не причинив никакого вреда мне и не сумев спасти его, так что не льстите себя надеждой, будто я отступлюсь от своих намерений только потому, что вы отказались мне помогать.
Он умолк, откинувшись на спинку кресла, и, сцепив пальцы, с непреклонной решимостью рассматривая ее. На лице его была написана мягкая снисходительностъ, но голубые глаза сверкали безжалостным холодным блеском, и с неожиданной ясностью она поняла, что выхода нет. Оставалась лишь одна надежда: притворно согласиться с любыми его замыслами на завтрашний вечер и попытаться предупредить Джеррена о ловушке. Роджер при всем своем хваленом хитроумии, кажется, проглядел такую возможность.
— Да, похоже, придется помогать, — угрюмо ответила она. — Так что вы от меня хотите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27