Айви была где-то в задней комнате – оттуда раздавался звон чашек.- Иди-ка, посмотри, что я принес! – закричал Уинстон, устанавливая картину на это псевдоготическое чудовище, что Айви звала своим письменным столом. Сняв пальто из верблюжьей шерсти и бросив его на стул, пожилой господин стал бережно разворачивать картину. – Ездил в Нью-Йорк, чтобы купить что-нибудь крупное, а вернулся с единственной картиной! Даже не знаю, почему она так привлекла меня.Уинстон отступил назад, покачав головой, выражая одновременно и сомнение и гордость за свою покупку.Это была небольшая картина, написанная в семнадцатом веке, но было в ней что-то притягивающее. Работа английского мастера, но мягкостью линий и нежностью цветовой гаммы она напоминала произведения художников голландской школы. На ней была изображена обычная семейная сцена, но уж больно живыми были лица на картине.Семья сидела на летней лесной полянке. С одной стороны сквозь деревья, поблескивая, просвечивала морская гладь. А за людьми, у горы, возвышался великолепный замок – древний и таинственный.Глава семьи, необычайной, дьявольской красоты, был высок и смугл, глаза его светились лукавым блеском. Его длинные волосы рассыпались по темно-синему шелковому камзолу, украшенному тщательно выписанными кружевным воротником и отворотами. Как и многие модники при дворе Стюартов, он носил золотую серьгу. Маленькое колечко в ухе придавало ему не дурацкий вид, а, наоборот, подчеркивало его демоническую внешность.Его жена, сидевшая сбоку, смотрела на мужа с обожанием. Именно на нее-то и обратил Уинстон внимание, впервые увидев картину: женщина была поразительно похожа на Айви.У нее были темные глаза, бледное красивое лицо. Часть волос была собрана в высокий узел на затылке, а остальные медным ореолом спадали, курчавясь, на ее белые плечи. Ее платье было из блестящего шелка цвета летнего неба; казалось, оно притягивает к себе свет. Низкий вырез был украшен золотой парчой и белоснежными кружевами. Такой же была и нижняя юбка, видневшаяся за подколотым спереди вверх подолом роскошного платья. Ее высокую, гибкую шею украшало ожерелье из отборного жемчуга. Жемчужины тускло поблескивали и на пышных рукавах. Сразу было видно, что это модная дама, лишь одно в ее наряде удивляло – широкий медный браслет на запястье. Он дисгармонировал с ее костюмом, и было непонятно, зачем она его надела, отправляясь позировать для парадного семейного портрета.Дети тоже были одеты очень элегантно. Два высоких темноволосых мальчика, несмотря на пышные костюмы эпохи Реставрации, кружевные воротники и шелковые камзолы, явно были большими шалунами. Четыре девочки – две темненькие, а одна – рыжеволосая – были одеты точь-в-точь, как их мать, только их платья были разных оттенков розового, желтого и бледно-зеленого. Самой маленькой было годика два; ее темные кудряшки выбивались из-под белого кружевного чепца, обрамляя пухлое, розовое личико.Внешность старшей из девочек удивила Уинстона. Ее волосы не были темными, как у отца, или рыжими, как у матери. Они были совершенно прямыми и белыми как лен. Девочка сидела на траве в очаровательном розовом платье, а на коленях держала большого бело-коричневого кролика, хотя обычно аристократы позировали для портретов с попугаем или с обезьяной.Они производили впечатление счастливого шумного семейства. У всех были такие веселые лица! Казалось, они только что смеялись удачной шутке и готовы были со смехом встретить следующую.Глава семейства смотрел прямо в глаза зрителю, словно надеясь, что тот тоже разделит их веселье.На обратной стороне картины было написано: «Лорд Редверз с семьей, около 1670-го. Художник неизвестен».- Айви! Ну скорее, иди посмотри! И пожалуйста, не забудь положить ложечку сахара в чай!Уинстон протянул руку за чашкой, услышав ее шаги, но все еще не мог глаз отвести от картины. Ну почему она так поразила его? Глядя на это счастливое семейство из давнего времени, пожилой господин почему-то внезапно ощутил одиночество и неустроенность своей холостяцкой жизни. Это было очень на него не похоже.- Ты замечаешь сходство? – спросил он, оборачиваясь.Перед ним стояла не Айви.Но что это была за женщина в магазине Айви, которая протягивала ему чашку чаю с таким видом, словно имела на это право?Она была примерно его возраста, маленькая и чуть ссутулившаяся, с милым круглым лицом и сияющими, умными глазами. Седые волосы были забраны в аккуратный пучок, и на ней было простое платье из синей шерсти.Некоторое время она просто смотрела на него. А потом сделала нечто совершенно невероятное. Подняв маленькую, пухлую руку, она погладила Уинстона по лицу.- Простите, – проговорил Уинстон.Он хотел было сказать что-то еще, но внезапно у него появилось чувство, что они знакомы. Да, именно такое чувство. Он просто знал ее, как самого себя. Она любила сидеть вечерами у камина и читать газеты, любила выпить рюмочку портвейна после обеда и собирала подушечки для иголок. Ей нравились синий и фиолетовый цвета и (вот этого он совершенно не понимал) старые вестерны. И, принимая из ее рук чашку с чаем, он был абсолютно уверен, что она забыла положить сахар.Это было просто нелепо, смешно! Неужели он терял рассудок?!Пожилая дама смотрела на него со слезами на глазах.- Не знаю уж, как у меня получится, – дрожащим голосом промолвила она, – но вот что я хочу сказать. – Откашлявшись, она тихо заговорила: Если время придет и забуду тебя,Кем я стану тогда, как мне жить, не любя?В море серое, мрачное я обращусь,Птицей раненой камнем я с неба сорвусь.Если время придет и забуду тебя,Тьма глухая внезапно охватит меня,Ведь свет твоих глазМне милее в сто раз,Чем сияние яркого дня. Некоторое время они стояли молча – седовласый господин в твидовом пиджаке и маленькая, темноглазая женщина, поглаживающая его щеку рукой.Уинстон начал было говорить, но осекся. Помотав головой, он огляделся вокруг себя, словно потерял что-то, а затем вновь попытался что-то сказать.- Что такое? – задумчиво спросила женщина.- Не понимаю. На одно мгновение мне вдруг показалось, будто я чего-то лишился.Женщина подождала, стараясь сдержать дрожь в руке, в которой она держала чашку.- Ну ладно. Давай сюда чай. – Взяв чашку из ее рук, он отхлебнул горячего напитка. – Черт, Мэг! Ты опять забыла сахар.Она судорожно выдохнула и закрыла глаза, полные счастливых слез.- Да?– переспросила женщина с тихим смешком.- Как обычно.- Каюсь.- Но ты ни слова не сказала о картине, – напомнил он ей. – Где мы ее повесим?Она улыбнулась старинной картине, и Уинстону вдруг показалось, что ей известно, чему смеются изображенные на ней люди.- Это замечательная работа, – заявила она. – Повесь ее там, где я смогу каждый день на нее любоваться.Уинстон похлопал ее по плечу:- Зачем? Просто чтобы ты не забывала, что она у нас есть?- Да ладно тебе! – усмехнулась она. – У меня не такая уж плохая память. Все важные вещи я прекрасно запоминаю.- А сахар в чай – это важно?- Нет, – ответила она, забирая у него чашку. – Вот ты – другое дело.- Ну и хорошо. Постарайся в следующий раз не забыть.Направляясь в заднюю комнатку антикварного магазина, она засмеялась.- Ах ты глупец! – с нежностью пробормотала женщина. – Сердце никогда не забывает.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39