Сэр Исаак поудобнее устроился в кресле, бесконечно довольный течением собственных мыслей. Его лицо озарилось мягкой рассеянной улыбкой.
Фолкнер сидел задумавшись. Мысли его были далеко не из приятных. Он мрачно думал о том, что вовсе не хотел бы знать, какая участь ждет Морли. Каким образом его предадут смерти. И чьей рукой будет приведен в исполнение приговор. Но он предполагал, что, скорее всего, убийцу заставят принять яд. Он ясно понимал, что Сара будет играть во всем этом главную роль.
После того, как они вернулись от викария, он успел заметить, что она прошмыгнула в кладовую и через какое-то время появилась оттуда с закрытой корзинкой.
А сейчас он ждал ее возвращения в уютной зале. В клетке весело и беззаботно посвистывала канарейка. В окна лился яркий солнечный свет. Растения в саду упрямо тянулись к небу и солнцу.
Фолкнер удивился: почему он думает о том, что сейчас происходит в гостинице, с таким спокойствием? И, наконец, осознал. Совершенно справедливо и оправданно то, что Хозяйка Эйвбери должна очистить деревню от поселившегося в ней зла. И это было справедливей, нежели приговор любого суда. В конечном счете, они поступали более милосердно. Причем не только по отношению к тем, кто пострадал, но и по отношению к самому Морли.
Время шло. Стало смеркаться. Открылась и снова захлопнулась входная дверь. Сэр Исаак и Криспин переглянулись. Фолкнер вышел в коридор. Вернулась миссис Дамас. Она вошла в залу, молча кивнула всем и снова спустилась вниз, направляясь в кухню.
От гостиницы неторопливо, парами и поодиночке, расходились женщины Эйвбери. Они возвращались домой к привычным повседневным делам.
Правосудие свершилось.
Морли закопали на рассвете. По христианскому обычаю, его похоронили в дальнем конце кладбища. На этом настоял Эдвардс, выделив место на кладбище, как он выразился — исключительно ради детей. Пока шла заупокойная служба, дети находились под присмотром миссис Гуди. Но Аннелиз была на похоронах отца.
Когда все закончилось, Эдвардс и Аннелиз ушли вместе. Они не прикасались друг к другу, но шагали в ногу, печально склонив головы.
Глядя им вслед, Фолкнер размышлял, что пройдет очень много времени, прежде чем Аннелиз наконец-то вырвется из плена мучительных воспоминаний об отце, чудовищным образом лишившем ее невинности. А потом, чтобы скрыть отвратительный грех кровосмешения, Морли убил четырех человек.
И все это произошло здесь, в древней Эйвбери. Где испокон веков оберегали и соблюдали естественное течение жизни.
Разумеется, насилие и надругательство были бы сочтены преступлением не только здесь, но и в любом другом месте.
Внезапно ему представился парус, туго натянутый ветром. Но в некоторых местах ткань прохудилась. В ней появились крошечные дырочки, почти незаметные для глаза булавочные проколы. Но если знать, где смотреть, сквозь них можно увидеть дерзкие порывы ветра, гуляющего на свободе. Точно такой была Эйвбери, место, где, казалось, удивительным образом сосуществует прошлое и настоящее. Сара призналась ему, что никогда ее сновидения не были столь явственными и реальными, как в ту ночь, когда посреди деревни горел костер Белтана.
Значит, что-то случилось? Может быть, в этом повинен сам Фолкнер? И вспыхнувшая в них неутолимая страсть вызвала прорыв во времени?
А может, во всем виноват Морли и то зло, которое он принес в Эйвбери?
Фолкнер знал, что существует один-единственный путь, который поможет ему проверить догадку. Один-единственный. Они должны пройти его вместе. Но это означает, что они должны поставить на карту все.
ГЛАВА 45
— Пойдем со мной, — предложил Фолкнер. Было уже поздно. Усталость давила ей на плечи. Она думала о постели, о тишине своей спальни, такой уютной, укутывающей ее, словно одеялом, охраняющей от невзгод внешнего мира. Навсегда.
— Хорошо, — неожиданно согласилась она и мягко улыбнулась, заметив, как он удивлен. — Ты думал, что я скажу «нет»?
— Я уже подготовился к спору, — признался он.
Взяв ее под руку, он повел ее по улице за деревню. Они пришли на широкий большак, вдоль которого когда-то тянулась вереница каменных глыб. Некоторые из них сохранились до сих пор.
— И намеревался убедить тебя, чего бы это мне ни стоило.
— В чем не сомневаюсь. А куда мы идем?
— Разве ты не догадываешься? — он указал туда, где над рекой возвышался холм. Ночь была ясная. Луна заливала деревья, дома, дорогу и каменные круги таинственным и печальным светом.
Сара глубоко вздохнула, но ничего не сказала, не возразила ему. Они продолжали шагать по большаку. Еле слышно она спросила:
— Ты знаешь, почему я тогда сказала, что мы не должны этого делать?
— Мне также известно, что ты в это веришь. Но что ждет нас, если ты права?
— Жизнь друг без друга.
Он остановился посреди темной дороги, посмотрел на нее.
— Неужели тебе этого хочется?
Она ответила не сразу. В его душу закралось подозрение, что она откажет ему. Было мучительно подумать о том, что он может лишиться женщины, которая явилась живым воплощением его мечты. Долгие годы, сам того не ведая, он просил Господа ниспослать ее. Он скорее согласится расстаться с жизнью, нежели потерять Сару. Она заглянула ему в глаза, в душу, в самую суть его натуры.
Сара думала об Аннелиз и Морли, страдании и преступлении. О старом докторе Гольбейне, которому взбрело в голову вернуть прошлое. О сэре Исааке, пытающемся отыскать истину среди звезд. О сумятице и трагедиях. Об отчаянии и величии. О безумной борьбе, которая не прекращается ни на миг и пронизывает жизнь на протяжении бесконечных и бессчетных столетий. И во имя чего?
Чтобы свернуть на обочину? Ничего не сметь, но остаться целым и невредимым?
— Нет, — она освобожденно вздохнула, посмотрела на звездное небо и прижалась к Фолкнеру. — На такое я не согласна, — она нежно коснулась губами его губ.
Они лежали внутри каменного кольца, удобно устроившись на молодой травке. Их страсти, наверное, хватило бы заново разжечь костры Белтана. Но была в них и безмерная нежность, их любовь зиждилась не на совершенстве форм и упругости тел, а на стремлении к вечному единению, даже за гранью бытия.
Мужчина и женщина. Любящие и любимые. Наконец, сморенные усталостью, они уснули в объятиях друг у друга прямо в центре каменного кольца, на груди у вечной Матери-земли.
Дорога повернула от берега и пошла вверх. Он поднялся на холм, который был пониже первого. На верхней площадке холма тоже было выложено каменное кольцо. Он двигался к нему уверенным и размашистым шагом. Ножны ударяли о бедро.
С небольшим запозданием он сообразил, что за плечами у него болтается кожаная сума. Значит, он идет уже много дней, питаясь взятыми с собой припасами или тем, что попадется по пути. Дорога, видимо, была полна опасностей. Ему очень повезло. Он вернулся живым.
Позже он будет сидеть в кругу старейшин и рассказывать им худые новости, которые принес. Но сейчас его переполняла радость встречи. Он преодолел последние несколько ярдов и остановился. Положив руки на стройные бедра, он внимательно смотрел вперед.
В центре каменного кольца стояла женщина. Она закрыла глаза и воздела руки к небу. В утреннем свете от нее исходило мерцание. Словно солнечные лучи падали не вокруг, а сквозь нее. Он не ожидал, что застанет ее за молитвой. Хотел отвернуться, ибо это зрелище не предназначалось для его глаз. Но заколебался. Он проделал такой путь, пережил столько опасностей и трудностей. Даже несколько мгновений без нее казались ему невыносимыми.
И пока он исподволь наблюдал за ней, она смяла в руках несколько молодых побегов пшеницы и бросила их под ноги. Губы шевелились беззвучно. Ему не было слышно ни слова. Однако он чувствовал в ней неведомое прежде страдание. Брови были сурово нахмурены, плечи напряжены.
Это показалось ему странным. Во время весенних празднеств в честь смены времен года, когда священные ритуалы выполнялись на глазах у всего племени, она всегда была уверенной и спокойной. Теперь же, неизвестно почему, ее мучила тревога, а может быть, страх.
Внутреннее чутье подсказывало ему, что надо немедленно подойти к ней. Но он оставался стоять на месте, помня о том, чем рискует, если осмелится без разрешения войти внутрь круга. И чем дольше он наблюдал за ней, тем труднее становилось ему сдерживаться.
Она была очень бледна, едва держалась на ногах. Вдруг по ее щекам покатились слезы. Она плакала горько и безутешно.
Он больше не мог терпеть ни мгновения. Забыв об опасности, шагнул за каменную черту. Земля вздрогнула под ним.
Она обернулась. Увидев его, протянула руки. Он шагнул в ее объятия, прижал к себе. Ее слезы падали на его обнаженную кожу, обжигая.
— Ты отыскал их, — сказала она. Это не было вопросом, словно она ни на минуту не оставляла его на время странствования. Словно видела то, что видел он.
Он кивнул. Чужаки, в которых они чувствовали угрозу заведенному на ее земле порядку. Они были пока немногочисленными. Но их ряды увеличивались с каждым днем. Это были высокорослые люди, смелые и гордые. В них таилась сокрушающая сила. Их оружие было изготовлено из твердого металла. Он видел, как их сабли кромсали и рубили человеческую плоть. Он был воином и осознавал, что чужаки несут смерть и разрушение. Он хотел бы забыть их навсегда и не мог.
— Я пыталась, — сказала она дрогнувшим голосом, — я принесла жертвы, молилась, просила, умоляла. Я сделала все возможное и невозможное. Я не получила никакого ответа. Только молчание, — она заглянула ему в глаза. — Наше время так же скоротечно, как и смена времен. Мне не дано остановить последнее, точно так же я не способна предотвратить первое.
Он посмотрел на женщину, которую любил больше чем жизнь. Ради нее он был готов на все. Но он был не в силах предотвратить перемены, которые вот-вот обрушатся на их землю. Судя по всему, она тоже ничего не могла сделать.
Он притянул ее к себе, нежно погладил спину. Она расслабилась, словно освободилась от страха и гнева. И земля затихла. Она больше не вздрагивала под ногами, как первоначально показалось ему. Земля ласково приняла их.
Они лежали внутри каменного кольца, удобно устроившись на молодой травке. Их страсти, наверное, хватило бы заново разжечь костры Белтана. Но были они безмерно нежными. Их любовь зиждилась не на совершенстве форм и упругости тел, а на стремлении к вечному единению, даже за гранью бытия.
Мужчина и женщина. Любящие и любимые. Наконец, сморенные усталостью, они уснули в объятиях друг у друга прямо в центре каменного кольца, на груди у вечной Матери-земли.
Рассвет застал их на пути домой. Сара оглянулась на каменный круг, который теперь был пуст. Серые силуэты глыб вырисовывались на фоне утреннего неба — неизменные и постоянно меняющиеся, словно сама жизнь.
Фолкнер крепко сжал ее руку. Она ощутила его силу, его властность и уверенность в себе. Если бы он был другим, то никогда бы не смог стать тем, кто есть — человеком, выполняющим волю герцога Мальборо и свою собственную. И все ради величия Англии, которая буквально на глазах превращается во всемирную державу. Для Фолкнера шум и толкотня городских улиц, тонкие придворные интриги и перипетии большой политики были сродни материнскому молоку.
Сара была душой Эйвбери. Глубоким, бесконечным молчанием и терпением земли. Сара была олицетворением вечности, заключенной в плодородной почве под вечным и звездным небом.
Несовместимо? Она изумилась. Неужели когда-то она думала именно так? Но они же разумные люди. Пусть даже и влюбленные.
В конце концов, сейчас восемнадцатый век. Через всю Англию протянулись отличные дороги. Каждый день по ним мчатся почтовые кареты. Не все перемены обязательно к худшему. Для них это будет еще один круг — от мишуры настоящего к величию вечности. Вперед и назад. От человеческого к Божественному. От того, что было, к тому, что будет. Круг, укрепленный каменными кольцами памяти и надежды, где рядом друг с другом уживаются прошлое и будущее.
— Фолкнер, — сказала Сара, — мне не терпится, когда ты познакомишь меня с Фолкнером.
— А я, — ответил он, — никак не дождусь, когда ты познакомишься с его Сарой.
— Невыносимая особа, верно?
— Не сравнить с тобой, — заверил он ее. Она улыбнулась и взяла его за руку. Вместе они зашагали по дороге.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41