– Однако пока вы их не предъявите по всем правилам и не докажете мою вину, я, как это ни прискорбно, остаюсь герцогом Ройсом. Это мой дом, а вот – моя жена, которую ты с такой предусмотрительностью сюда привез. Удивлен, что ты не в трауре, дорогая. Разве ты не готовилась стать вдовой?
Мариса не могла ни говорить, ни двигаться. Борясь с тошнотой, она зажала обеими ладонями рот и издала сдавленный стон. Доминик криво усмехнулся. Мариса задрожала. Глядя на нее без всякой жалости, он медленно и отчетливо проговорил:
– Предательница, нарушившая свой супружеский долг!
Она услышала приглушенный крик – то ли собственный, то ли чей-то еще. Филип, пылая торжествующей ненавистью, выступил вперед:
– Мариса – моя возлюбленная. Мы уедем с ней вдвоем, и ты не сможешь нам помешать. Поразмысли над этим, когда будешь гнить в тюрьме в ожидании петли.
Она обернулась к Филипу, удивляясь, почему он избрал именно этот момент для столь важного объявления, и тут же пронзительно закричала, увидев, как Филип хватает пистолет из коробки, стоящей на столе, и наводит его на Доминика.
– Не лучше ли прямо сейчас, прежде чем подохнуть…
Произнеся шепотом эти слова, Филип нажал на курок. От оглушительного выстрела Мариса рухнула на колени. Комнату заволокло дымом, раздался крик и звук падения – уж не ее ли? Зазвучали голоса, они то приближались, то удалялись.
– Боже! Что произошло? Осечка?
– Нет, сэр, ничего похожего. Так и было задумано. Оба пистолета одинаковы. Месье Дюран сам их сделал такими по предложению его сиятельства на случай, если… если другой джентльмен выберет не шпаги, а пистолеты. – Эту тираду произнес Симмс. Голос звучал устало, Симмса трудно было узнать.
– Выходит, шевалье просто стоял бы с пистолетом в руке и ждал, пока противник снесет себе голову… Боже правый! Много я видал гадостей на своем веку, но таких – никогда!
Кто-то усадил Марису в кресло и поднес к ее губам бокал с вином. Она не могла смотреть на то, что только что было Филипом, и не стала бы этого делать даже под страхом смерти. Она поперхнулась вином, но ее схватили за волосы, запрокинули голову и заставили сделать глоток. Вино потекло по подбородку и закапало ей на платье, как кровь.
– Не знаю, право, как теперь быть! Целых три трупа! Вот так история! Как же я все это объясню? Почему я оказался свидетелем такой кровавой бани? – ворчал главный констебль. – Мне теперь вовек не отмыться!
– Нам сэр Роберт и подавно оторвет головы, – вставил один из сыщиков королевского суда.
Мариса почувствовала на руке знакомую хватку. Ее рывком подняли с кресла.
– Пока вы раздумываете, как вам поступить, я, с вашего позволения, выведу жену подышать воздухом. Почему такое замешательство, джентльмены? В мои намерения не входит лишать ее жизни – по крайней мере сегодня.
Она побрела за ним, не помня себя, миновав сгрудившихся слуг на пороге комнаты с трупами; среди прислуги она разглядела раскачивавшуюся Парсонс, что-то бормотавшую себе под нос. Доминик решительно провел ее по коридору и вывел через парадную дверь на воздух, во власть тумана и холодного ветра. Мариса не сопротивлялась, двигаясь как во сне. Впечатление усилилось, когда он повел ее дальше по аллее, свернув затем в густой кустарник.
Она не спрашивала, куда он ее тащит и зачем, и нисколько не удивилась, когда они вышли на поляну, где стояли лошади, которых держал под уздцы взволнованный человек. Его лицо было невозможно разглядеть из-за широких полей грубой деревенской шляпы.
– Наконец-то! Как я заждался! Думал уж, не отправиться ли мне восвояси. Не та ночка, чтобы спокойно ждать в темноте…
– Молодец, что дождался. – Послышался звон монет.
– Вы не обманщик. Я это сразу понял, как только вас увидел. Теперь я довезу вас и леди до места, где припасена лодка. Тогда и отдадите мне вторую половину, как условились.
Незнакомец вскочил на лошадь. Не сопротивляясь и не произнося ни слова, Мариса почувствовала, как ее сажают боком в седло; рядом устроился Доминик, крепко обхвативший ее одной рукой за талию.
Он тоже помалкивал. Трясясь на лошади в густом влажном тумане, Мариса поймала себя на ощущении, что все это с ней уже происходило и что она отправилась назад, в прошлое. В конце концов туман полностью поглотил реальность; осталось только движение лошадиных лопаток, биение сердца у ее плеча и удерживающая ее крепкая рука, липкая от крови, медленно стекающей ей на платье.
Глава 31
«Где я? Зачем я здесь?» – недоумевала Мариса. Ни закопченный потолок с дубовыми брусьями, ни обшитые деревянными панелями стены не могли дать ответа, а больше Марисе было негде его искать, разве что в камине, успевшем жарко натопить тесную каморку.
Она смертельно устала. Платье еще не высохло после морских брызг, она морщилась от горечи во рту. Она помнила, как ее выворачивало в лодке, доставившей их из укромной бухты на побережье Корнуолла в просторную гавань Плимута. Еще ей запомнился лес мачт; их лодчонка, освещая себе путь слабым фонарем, лавировала среди больших кораблей, приплывших сюда со всех концов света и сонно покачивавшихся на якорях. К тому времени, когда они наконец причалили к берегу и поднялись по щербатым каменным ступенькам в конце причала, Мариса почти перестала воспринимать окружающее; ей казалось, что ее вывернули наизнанку и что она вот-вот упадет замертво.
Вокруг нее раздавались голоса; на ее мокрые плечи накинули плащ и помогли преодолеть лестницу. Потом она очутилась в тепле, среди шума и грубых голосов, почувствовала запах кислого вина, эля и жирной пищи. Через какое-то время ее затащили наверх и положили на узкую жесткую кровать; она осталась одетой, даже не сбросив изуродованных, насквозь промокших туфель.
Она и не пыталась преодолевать безразличие. Ей совершенно не хотелось неприятных воспоминаний; ею владело ощущение, что она проделала долгий путь, не покидая замкнутого пространства, в котором начались ее жизненные испытания. Побыв какое-то время изящной леди, она опять превратилась в беспризорницу.
Дверь открылась, и от ударившего в ноздри запаха еды у Марисы заныло в желудке. Запыхавшаяся круглолицая служанка с выбивающимися из-под грязного чепца темными волосами поставила поднос на единственный маленький столик.
– Тут только вареная говядина с картошкой и немного рыбы. Больше у нас ничего нет. И бутылка вина, потому что здешнюю воду пить нельзя. За еду уплачено, так что можете не беспокоиться. Я не могу с вами оставаться: меня кличут внизу.
Преодолевая усталость, Мариса села. Через минуту она уплетала стремительно остывающую еду, не обращая внимания на запекшийся соус. Она уже забыла, когда ела в последний раз. Она с удовольствием насыщалась, прихлебывая теплое кислое вино и чувствуя, как по рукам и ногам разливаются волны тепла.
Утолив голод, она опять почувствовала себя человеком, однако утомление оказалось еще более сильным, чем перед едой. Корчась от отвращения, Мариса допила остатки вина и поплелась к кровати, чтобы упасть на нее и натянуть одеяло до подбородка. Уставившись на огонь, она стала размышлять, каким образом здесь оказалась и почему лежит, а не выбрасывается в окошко, затянутое занавеской. За плечами у нее остался кошмар, о котором она не могла вспоминать; она пока не уяснила себе, каким чудом осталась жива. Помимо воли перед глазами вставала чудовищная картина: три трупа, самый свежий среди которых – красавчик Филип со снесенной пистолетным выстрелом половиной лица. Потом перед ее глазами предстал Доминик, спокойно и уверенно шествующий под руку с ней мимо напуганных слуг. Доминик!.. Зачем он привез ее сюда?
Ответ на этот вопрос последовал незамедлительно: дверь резко распахнулась и снова захлопнулась. Перед ней предстал он сам. Небрежное движение – и плащ, в который он прежде закутывал ее, упал с его плеч. Один рукав рубахи был закатан до самого плеча, на предплечье красовалась окровавленная повязка. Мариса вспомнила, как кто-то перевязывал его в лодке, пока ее несусветно тошнило и она свешивалась через борт. Повязка сразу пропиталась соленой водой, и он сухо проговорил: «Так же лечили на кораблях его величества тех, чьи спины были в клочья изодраны плетью-девятихвосткой».
Сейчас он выглядел почти так же скверно – видимо, из-за потери крови; скользнув взглядом по свернувшейся фигурке Марисы, он подошел к камину согреться.
Мариса помимо воли задумалась об испытаниях, выпавших на его долю, от которых он стал таким несгибаемым и независимым. Ей припомнились обрывки речи, которую держала перед ней отвратительная Парсонс, и она задрожала под одеялом всем телом. Доминик, бывший в юности неисправимым полудиким бунтарем, превратился, возмужав, в загадку для Марисы, случайно узнавшей о его прошлом больше, чем ей хотелось.
Она следила за ним расширенными испуганными глазами. Этот рослый человек с мужественными чертами лица, бесстрастно оценивавший ее взглядом, оставался для нее совершенно чужим. Не выдержав молчания, она выдавила:
– Зачем ты меня сюда притащил? Наверное, чтобы убить без свидетелей?
Его глаза под приподнятыми черными бровями мерцали, как серебряные зеркальца, в которых ровно ничего нельзя было прочесть.
– Если бы у меня было одно это намерение, я бы просто оставил тебя там. Убийца быстро расправился бы с тобой. Или, скажем, выбросил бы тебя за борт несколько часов спустя. Лучше не спрашивай, зачем я привел тебя сюда, я и сам этого не знаю. Наверное, всему виной мое ранение: из-за него я совершенно утратил здравый смысл.
– Убийца? – От ярости Мариса села на кровати. – Ведь Убийца – это ты! Не станешь же ты этого отрицать! Перед отъездом из Лондона я побывала у мадам де л’Эгль, и она сказала мне…
На его губах появилась гримаса отвращения.
– Старая ведьма! Мало ли что она тебе наплела! У тебя есть собственная голова на плечах? Она и есть Убийца – вернее, ее мозг и воля, направлявшие руку исполнителя. Сначала это был шевалье, но он, как тебе известно, лишь изредка наведывался в Лондон, и нельзя было допустить, чтобы с его появлением всякий раз совпадали столь плачевные события. Поэтому некоторые пользующиеся доверием господа кидали кости или тянули соломинки, чтобы получить право исполнить рискованную роль Убийцы.
От него не укрылось выражение ужаса на ее лице. Он догадался, какой крик готов сорваться с ее губ, и зловеще усмехнулся.
– Разумеется, и твой Филип не исключение. Откуда же еще он мог разжиться деньжатами, чтобы расплатиться с карточными долгами? Последней его жертвой стала женщина – по-моему, это доставило ему удовольствие.
– Нет! – успела крикнуть Мариса, прежде чем он перебил ее.
– У кого еще мы узнали бы время и место, где перехватить вашу карету? Филип знал, что тебе предстоит, но он не мог знать, что в ту ночь выигравшим пари был я, и тем более он не был посвящен в замысел маркизы. Он полагал, что тебя всего лишь припугнут и предостерегут, после чего ты благополучно окажешься в его объятиях. Мадам приказала не причинять ему вреда. Если бы на моем месте оказался шевалье или еще кто-нибудь, тебе пришлось бы куда хуже, моя радость. Но клейма тебе все равно не удалось бы избежать. Получилось так, что твоим насильником стал законный муж, а не куча незнакомцев; а ведь тобой мог бы попользоваться в своем вкусе покойный шевалье… Признаться, я тогда тоже полагал, что ты заслуживаешь наказания, но пришел к выводу, что ты над собой не властна, ибо такая уж у тебя натура: ты по натуре предательница, хладнокровная мерзавка. Не имея под рукой Филипа Синклера, ты довольствовалась небезызвестным распутником ди Чиаро. Или ты считаешь, что твои встречи с ним были для всех тайной? Жаль, что монастырские стены оказались недостаточно высоки и не смогли тебя удержать. Не вырвись ты из монастыря, ни ты, ни я не испытывали бы теперь подобных затруднений!
Он наносил ей удар за ударом, и она, помышляя только о том, как дать сдачи, пробормотала запинаясь:
– Как ты смеешь меня осуждать? Ты убил моего отца, возжелав его жену! Неужели ты караешь меня за то же преступление, которое совершила твоя собственная мать? За любовь к мужчине, который не был ее мужем?
Лицо Доминика побелело и напряглось. Видя это, Мариса попыталась воспользоваться его секундным замешательством.
– Ты предостерегал меня не вмешиваться в политику, но сам-то именно этим и занимаешься и занимался всегда. Сама бы я ни во что не вмешивалась, даже не оказалась бы здесь, если бы ты не влез насильно в мою жизнь и…
– Довольно! – перебил он ее взволнованную речь, стиснув челюсти. – Ты наговорила достаточно. Еще слово – и я заткну тебе рот кляпом, а потом придушу.
Она задохнулась, но благоразумно смолкла, чтобы в негодовании наблюдать за его попытками справиться с гневом; дыхание со свистом вырывалось у него между зубами.
– Лучше попробуй уснуть, потому что с утренним приливом мы постараемся выйти в море. Я раздобыл места для нас на американском торговом судне, которое сначала зайдет в Испанию. Там ты сможешь самостоятельно распорядиться своей судьбой. Пока что я попытаюсь отыскать для тебя одежду. Тебя вряд ли пустят на борт без багажа.
Немного погодя он оставил ее одну, не заперев за собой дверь, словно не исключая ее попытки сбежать. Но куда? Она не ушла бы дальше питейного помещения этой убогой таверны – об этом говорили непристойные песенки и вопли, доносившиеся до ушей Марисы. Возможно, он только этого и ждал, чтобы иметь предлог передать ее разнузданной публике. Но она отказывалась идти у него на поводу. Доминик вовремя напомнил ей, что они состоят в браке; он собирается отвезти ее в Испанию – тем лучше; дальше она обойдется без него.
От усталости и замешательства Мариса временами переставала отдавать себе отчет в происходящем, но это ее не очень пугало. С нее хватало того, что он ушел, оставив ее в покое. Подобно загнанному зверьку, она воспользовалась передышкой, чтобы растянуться и погрузиться в забытье.
Утро наступило неожиданно быстро. Пребывая во власти прежней апатии, Мариса позволила накинуть на себя шерстяной плащ с капюшоном, скрывавшим почти все лицо, и вести ее неведомо куда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79