— И напрасно, клянусь Господом, — сообщил Джон, одним прыжком отрываясь от двери. Кэти встретила его приближение, не тронувшись с места и храбро задрав подбородок. Когда с громким проклятием он оказался с ней рядом, Кэти не издала ни звука и смогла удержаться от того, чтобы не вскинуть вверх руки, инстинктивно защищая себя. Он обвил своими пальцами ее горло, стиснув нежную девичью плоть так, чтобы она могла почувствовать его нешуточную силу.
— Я могу сломать тебе шею за один миг, — протянул Джон, слегка усиливая свою хватку.
— Тогда чего же ты медлишь? — дерзко ответила Кэти, чья растущая злость пересилила ее страх перед Джоном.
— Я успею, обязательно успею, — мрачно пообещал Джон, — если ты не ответишь на мои вопросы. Гарри говорил правду? Он поцеловал тебя против твоей воли?
— Ты, кажется, снова ревнуешь, — язвительно ответила Кэти, стараясь его задеть. — Ты так ревнуешь, что сходишь с ума. Я тебе уже говорила, что ты для меня ничего не значишь. Я могу делать все, что хочу!
Глаза Джона потемнели от гнева.
— Кэти, — очень мягко предупредил он, — это как раз тот случай, когда я посоветовал бы тебе не слишком распускать свой язычок. Ты должна ответить на мой вопрос. Он насильно обнял тебя?
— А что, если я скажу «да»? — с вызовом произнесла Кэти. — Ты мне поверишь? Там, на палубе, ты был готов подумать обо мне самое худшее.
— Я поверю тебе, — пробормотал Джон после долгой паузы. — Бог знает почему, но поверю.
— Отлично. Он обнял меня насильно. Ты удовлетворен? — ехидно спросила Кэти.
Джон опустил глаза на ее лицо, полное дерзкой решимости. Он мог убить ее, не сходя с места… Его пальцы медленно смыкались, покуда он не увидел, что к ее бледным щекам прилила кровь, и тогда они вдруг ослабли. Она сказала, что Гарри обнял ее насильно…
— Это правда? — спросил он, прожигая ее своим взглядом.
— Я уже все сказала. Мне казалось, ты говорил, что поверишь мне.
— Хорошо, хорошо. Я тебе верю. — Джон почувствовал, как невыносимая боль, сверлящая его внутренности, начала утихать. Он медленно разжал пальцы, сжимавшие ее горло, и опустил руки вниз. Затем он, прихрамывая, направился к койке. Он остановился, чтобы подобрать костыль, который обронил возле двери, и прислонил его к стенке у своей постели. Тяжело усевшись на матрас, спиной к Кэти, он вытянул ногу перед собой и с отсутствующим видом начал разминать пальцами свое раненое бедро. Девушка наблюдала за Джоном и потихоньку смягчалась. В конце концов, она хотела добиться его любви, и что, как не ревность, свидетельствовало о его усиливавшихся чувствах?
— У тебя сильно болит нога? — вырвалось у нее почти против воли.
Широкие плечи чуть колыхнулись
— Буду жить, — проворчал он, не обернувшись Затем, словно внезапно опомнившись, он напряженно добавил' — А раньше он к тебе приставал?
Кэти снова ощетинилась.
— Если ты хочешь знать, не спала ли я с ним, так и спроси.
— Считай, что я это спросил, — проворчал он, устремив на нее почти ненавидящий взгляд. Его серые глаза были полны болью, причиной которой, как внезапно догадалась Кэти, были его душевные страдания, а вовсе не раненая нога. Именно эти страдания разбудили в Джоне жестокость. Осознав это и вспомнив его рассказ о своей мачехе, Кэти почувствовала, что ее озлобленность испаряется. Стремительно прошелестев юбками, она пересекла каюту и опустилась на колени у его ног, накрыв его огромную загорелую руку своей ладошкой. Джон не стал отнимать руку, но его взгляд оставался настороженным.
— Джон, я никогда не знала другого мужчины, — начала она, водя глазами по его скептическому лицу. — И если ты помнишь, я сдалась тебе не по своей воле. Тебе пришлось брать меня силой, разве не так?
Это было так бесспорно, что Джон, чувствуя свою старую вину, не стал возражать, а ограничился быстрым кивком.
— Почему же ты думаешь, что кто-то другой может заполучить меня, только поманив пальцем? — серьезно спросила она. — Я не шлюха, чтобы ложиться в постель с первым встречным. Я воспитывалась как леди, в определенных нравственных принципах. Ты отнял у меня девственность, но не мои понятия о женской чести.
Джон наконец-то вздохнул с облегчением. Она говорила дравду. Она родилась и воспитывалась как леди и была девственницей, когда он ею овладел. Эта девушка не могла так быстро обзавестись уличными замашками. Резко очерченные губы Джона изогнулись в слегка виноватой улыбке. Кэти улыбнулась ему в ответ; ее глаза тепло заблестели. Что бы ни натворил Джон — или, скорее, они оба, — ее любовь к нему оставалась неизменной.
— Выходит, я опять должен перед тобой извиняться, — выдохнул Джон и поднес ее руку к своим губам. — Но ты не должна была мне лгать. Я сделал тебе очень больно, милая?
— Нет, — ответила Кэти. — Ерунда. Просто напугал меня до полусмерти.
— Вот уж не поверю, — пробормотал Джон, любовно разглаживая ее волосы, которые он откинул со лба. — Ты рычала на меня, как загнанная тигрица. Ты не испугалась ни капельки.
— Я не верила, что ты сможешь меня ударить. — Кэти томно потупила глаза. — Я не ошиблась?
Веселая улыбка стерла с его лица последние следы подозрительности.
— Ты об этом никогда не узнаешь, киска. Ладно, хватит этого вздора. Я хочу есть. Где мой ужин?!
— Да, сэр. Уже несу, хозяин, — в тон ему пошутила Кэти, мелко кланяясь, как китайский слуга. Джон наградил ее ласковым шлепком, и она отправилась распорядиться, чтобы Петершэм подавал ужинать.
До конца ужина они не возобновляли разговора о недавней ссоре. Когда Петершэм унес пустые тарелки и они снова остались одни, Джон уговорил девушку сыграть с ним партию в шахматы. Они расставили фигуры и сделали по нескольку ходов. Пока Кэти медлила над очередным ходом, нерешительно занеся руку над белой пешкой, Джон неожиданно спросил:
— Он приставал к тебе раньше? — Его голос звучал небрежно, и все его внимание, казалось, было приковано к шахматной доске.
— До сегодняшнего дня он меня не целовал, если ты это имеешь в виду, — ответила Кэти, двинув пешку наугад.
— И все-таки, он приставал к тебе? Хоть как-то? — настаивал Джон, испытующе глядя ей в лицо.
Кэти закусила губу. Ей не хотелось усугублять раздора между двумя мужчинами, однако она понимала, что на сей раз пришло время говорить правду.
— Гарри влюблен в меня, — сказала Кэти и затаила дыхание в ожидании нового взрыва.
— А ты… ты в него не влюблена? — Задавая этот вопрос, . Джон едва не зевал, но Кэти хорошо знала, что внутри у него
напряжен каждый нерв.
— А ты сам что думаешь? — внутренне ликуя, ответила она. Судя по всему, Джон был недалек от того, чтобы открыто признаться в любви. Однако ей надо тщательно скрывать свое торжество. Она совсем не хотела, чтобы он вообразил, будто она собирается манипулировать его чувствами. Джон не доверял женщинам, и если он увидит в ее поведении искусно расставленные сети, то его любовь может обернуться равнодушием или даже ненавистью.
Блеснув глазами, Джон сосредоточил свое внимание на игре. Он быстро ответил на ее ход и снова заговорил.
— Он тебя больше не побеспокоит, — только и сказал он, но за этим скупым обещанием Кэти угадывала бездну смысла.
Джон сдержал свое слово. Он следовал за ней словно тень, пока «Маргарита» не бросила якорь в бухте Лас-Пальмаса. Джон возобновил командование кораблем на следующее утро после своей стычки с Гарри, не прислушавшись к взволнованным увещеваниям Кэти. К тому времени, как разыгрался давно ожидаемый всеми шторм, Джон был почти здоров. Он немного прихрамывал, но был способен передвигаться по палубе без помощи костыля. Когда погода улучшилась и Кэти смогла вновь выходить из каюты, она старалась держаться на капитанском мостике — поближе к нему. Если Джону приходилось отлучаться на другую часть корабля, то блюсти ее неприкосновенность он поручал Петершэму. Эта ревностная бдительность и смешила и умиляла Кэти одновременно.
Первого августа «Маргарита» наконец появилась в родной гавани. Кэти уже настолько надоело море, что она с радостью оказалась бы в самой преисподней, лишь бы не испытывать день за днем утомительной качки. А Лас-Пальмас был по-настоящему чудесным местом. Она была очарована крохотным зеленым островком. Этот изумруд чистейшей воды был окаймлен голубой гладью безбрежного океана. Кокосовые пальмы, подарившие острову его имя, росли повсюду, и их листья, колыхаясь, издавали тихий мелодичный шорох. Белый песчаный берег в форме совершенного полумесяца подступал к самой опушке леса, а экзотические птицы, порхая среди пышной листвы, радовали взор девушки всеми цветами радуги. Весь воздух был пропитан терпким ароматом буйной тропической растительности.
Домик Джона стоял на невысоком утесе, нависавшем над прибрежной полосой песка, и находился примерно в четверти мили от кучки крытых тростником хижин одного из немногих селений на острове. Этот домик полюбился Кэти с первого взгляда. Длинный и низкий, он был сложен из обожженной смеси глины с ракушками, которые, улавливая солнечные лучи, искрились, будто тысячи миниатюрных бриллиантов. Просторные комнаты внутри дома были выбелены и навевали прохладу. В них располагалась только самая необходимая мебель. Огромные окна с фасада выглядывали на море, а с тыльной стороны выходили в красочный сад, наполняя дом ярким светом до самого заката. Двое туземных слуг, экономка Джута и ее муж Кимо, отнеслись к новой хозяйке с почтением, доходившим до комического, и на своем ломаном английском уверяли Джона и саму Кэти, что окружат ее всяческими заботами. Исполняя роль импровизированного гида по дому и его окрестностям, Джон был немногословен и сдержан, но Кэти догадывалась, что он очень хочет, чтобы его владения пришлись ей по сердцу. Улыбнувшись, она сказала ему, что все вокруг просто замечательно.
На острове жило около двух сотен европейцев, и Кэти была шокирована, когда узнала, что они все до одного добывали свой хлеб пиратством. Лишь немногие из этих людей имели жен или любовниц, вывезенных из Европы; подавляющее большинство довольствовалось случайными связями с туземками. Искоса поглядывая на Джона, Кэти живо представляла себе, как он, наведываясь на остров, предавался подобным утехам, обычным для обитателей Лас-Пальмаса. В конце концов она решительно поборола одолевающую ее ревность, рассудив, что мужчина в его возрасте, а Джону было тридцать четыре года, не может жить как монах.
Однажды Джон показал ей седого старика и рассказал, что жители острова зовут его Красным Джеком и что эту кличку он получил потому, что его руки обагрены кровью многочисленных жертв. Когда Кэти с изумлением и ужасом уставилась вслед этому вроде бы безобидному старику, а затем, сомневаясь, перевела широко распахнутые глаза на Джона, тот громко рассмеялся.
— Ты бы посмотрела на него в море, — сказал он, улыбаясь
Кэти было нетрудно в это поверить, после того как она увидела, какая разительная перемена произошла на Лас-Пальмасе с самим Джоном. Едва покинув «Маргариту», он скинул с себя непроницаемую властную оболочку, словно изношенный плащ, и, казалось, помолодел — стал почти мальчиком. Он без устали хохотал и прилагал все старания, чтобы позабавить и развлечь Кэти. Открыв для себя нового Джона, она любила его еще сильней и начинала бояться, что он прочтет в ее глазах эту тайну. Решившись не говорить о
своей любви, пока она не убедится в его взаимности, Кэти пребывала в постоянном страхе, опасаясь выдать себя.
Девственно чистый песок и сверкающая голубизна моря призывали немедленно насладиться их прелестями. Свое первое утро на Лас-Пальмасе Кэти провела вместе с Джоном, загорая на солнышке и плескаясь в бухте. Собираясь к морю, Джон надел только пару укороченных, выше коленей, бриджей, которые оставляли обнаженными его мощный торс и длинные мускулистые ноги. Извилистая рваная рана на его бедре в лучах яркого солнца приобрела густой пурпурный оттенок, а шрамы на груди блистали, словно драгоценные медали. Движимая сочувствием, Кэти прижалась губами к этим памятным знакам былых страданий. Она сделала это так нежно, что у Джона от наслаждения перехватило дыхание. Остаток дня они провели на огромной кровати с бронзовыми шишечками на спинках.
К своему удовольствию, Кэти обнаружила, что она плавает лучше, чем Джон. Проведя на море многие годы, он плавал, как большинство матросов, размашистыми грубыми саженками и не мог противостоять отточенному, филигранному стилю Кэти. Сначала он был задет ее первенством, но потом стал гордиться ее способностями так рьяно, словно сам давал ей уроки плавания.
В один жаркий день спустя месяц после того, как «Маргарита» встала на якорь в бухте Лас-Пальмаса, Джон, опершись на локоть, лежал на песке и изучал лицо спящей девушки, которая растянулась рядышком с ним. Она дышала, чуть-чуть посапывая. Они занимались любовью всю ночь, до рассвета, и усталая Кэти уснула, едва коснувшись головой песка.
Ее сливочная кожа уже покрылась золотистым загаром, а волосы, выгоревшие под тропическим солнцем, стали еще ярче. Девичья фигура, чьи безупречные линии отчетливо вырисовывались под коротким муслиновым платьицем, успела созреть за немногие месяцы их знакомства. Ее грудь стала полнее, а талия и бедра приобрели дополнительную гибкость. Из девушки она постепенно превращалась в женщину. Джон чувствовал, как учащенно забилось его сердце. Неземная красота Кэти казалась ему порой призрачным видением.
Но еще важнее внешней красоты, размышлял Джон, были ее нежность и теплота. Эти качества, словно масло, которое льют за борт, чтобы унять разбушевавшийся шторм, заставили Джона забыть о его предыдущих небезоблачных отношениях с так называемым слабым полом. Среди миллиона женщин она была единственной, которой он мог поверить.
Джон мысленно вернулся к сцене на палубе «Маргариты», когда он обнаружил Кэти в объятиях другого мужчины. Боже, он был готов искромсать Гарри на кусочки, и шпильки Кэти, которые она отпускала впоследствии, били точно в цель, приводя его в бешенство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43