Она не унаследовала таланта своей матери. Возможно, у нее хорошенькое личико и неплохая фигура, но она отнюдь не красавица и едва ли способна покорить герцога. Но даже если подобное случится, она понимает, что ей не оправдать его ожиданий. 4 Чудесный призрак украшаетМиг бытия, но сам не знает... Уильям Вордсворт Ведущие артисты Седлерз-Уэллз очень любили традиционный последний спектакль в конце сезона. Полученная прибыль существенно пополняла их жалованье. В октябре самые популярные постановки сезона повторялись, и доходы мистера Гримальди, мистера Риджуэя и четы Дибдин росли. Розали дружила с двумя артистами и надеялась, что их выступления пройдут с успехом; к постановщику же ее сердце не лежало.Как-то Розали отпустили с репетиции, потому что вечером ей предстояло выступить с новым танцем. С ней заговорил ведущий комик труппы, которого один из критиков назвал живой книгой шуток.– Мисс Роз, надеюсь, вы позволите пригласить вас в гости. Заодно поболтаете с моей женой. Я обещал ей это еще неделю назад, но почему-то никак не получалось.От постоянных улыбок вокруг его рта и носа обозначились резкие морщины. Они сделались особенно заметны, когда он спокойно и серьезно добавил:– На репетициях наши пути почти не пересекались, а после окончания спектаклей мне всегда нужно было спешить в театр Ковент-Гарден.– Вам надо беречь силы, а не то вы быстро надорветесь, сэр.– Вот и моя Мери того же мнения, хотя и у нее дел хватает: она воспитывает нашего маленького Джо, да к тому же играет небольшие роли в Друри-Лейн.Розали с радостью приняла приглашение посетить миссис Гримальди. Во время их долгого пути Джозеф Гримальди не пытался ее развлечь. Судя по всему, он очень устал, как, впрочем, и сама Розали, но старался не показать вида.За тридцать два года в его жизни было немало трагедий. Он лишился своей первой, любимой жены Марии, умершей при родах. Его, сходившего с ума от горя, утешила актриса Мери Бристоу, теперешняя хозяйка их скромного, но уютного дома в Бейнз-Рау. Хотя многие считали Джозефа скупцом, и он, и его вторая жена, миссис Гримальди, жили на пределе возможностей. Их жалованье, получаемое из трех театров – Седлерз-Уэллз, Друри-Лейн и Ковент-Гарден, – с трудом покрывало расходы на городской дом, сельскую усадьбу, лошадь, кабриолет и обучение единственного сына.Мери провела мужа и гостью в гостиную и приказала подать на стол закуски и вино. Их сын, маленький Джо, уменьшенная копия отца, обменялся с Розали вежливым рукопожатием. Он был невысок для своих лет, темноволос, но быстр в движениях и смышлен.Розали, не без зависти, оценила шелковое платье своей новой знакомой, но, утешившись мыслью, что та еще не расплатилась с портнихой, отметила, что хозяйке дома платье очень к лицу.Вскоре был подан чай на подносе. Розали привыкла есть в одиночестве и с удовольствием слушала шутки и веселый обмен репликами четы Гримальди. Комик вскоре встал, извинился и вышел в комнату, где хранилась его коллекция бабочек, а Джо, по требованию матери, отвели в детскую. Женщины остались одни, посвятив добрых полчаса театральным сплетням.После того как обе признались в неприязни к Дибдинам, Мери сказала:– Джо уже сообщил вам, что его пригласили выступить в следующем месяце в театре Бирмингема? Боюсь, он пропустит день рождения сына, ему должно исполниться восемь лет. Похоже, его просто не отпустят. А вы не придете на день рождения Джо?– Конечно. Вы смело можете рассчитывать на мою помощь.– Благодарю вас. Я этого не забуду. Ну что же, могу сказать, провинциальных зрителей порадуют выступления моего мужа. Вдобавок нам нужны деньги. И еще мне хочется узнать, что нового у моей сестры Луизы. Она в этом сезоне играет в Бирмингеме.– Она ушла из Уэллза, – проговорила Розали. – Причина проста: она оказалась лучшей Коломбиной, чем миссис Дибдин, и очаровала Арлекина, причем не только на сцене. Как вы думаете, мисс Бристоу и Джек Болонья поженятся?Хозяйка дома пожала плечами.– Мне самой хотелось бы знать, я мечтаю, чтобы она вышла замуж. Да и вам, Розали, тоже пора; я вижу, как вы одиноки, и мне это больно. Но, по-моему, у вас все в жизни может измениться в лучшую сторону. Я уже слышала, что к вам за кулисы зачастили блестящие джентльмены.Розали покачала головой и ответила:– Это преувеличенные слухи. Есть один джентльмен, но он слишком знатен для меня, а его кузен лишь на несколько лет старше вашего Джо.Не желая хвастать недавним лестным знакомством, она никому не говорила про герцога Солуэй и лорда Свонборо и впредь не собиралась этого делать. Она сознавала, что их новая встреча едва ли состоится. Интерес юного лорда к ее театру был удовлетворен, а в школе его ждали другие развлечения. К тому же спектакли в Седлерз-Уэллз не слишком изобретательны и изящны. Становиться завсегдатаем театра его опекуну не с чего.Они снова обратились к театру, и Мери спросила:– Где вы будете танцевать этой зимой?– Я уже подыскала себе место в Новом театре на Тотнем-стрит и начну репетировать там через две недели. А сегодня вечером мне надо быть на примерке у мадам Феррье. Я танцую в «Играх Флоры», – пасторали вроде тех, что были этой осенью в Уэллзе.– Так, значит, вы не покинете Айлингтон?– Очевидно, нет. Я до сих пор не получила вызова от синьора Росси, и д'Эгвилль не сказал мне ни слова о возвращении в Королевский театр. И потому вам не надо искать для Джо новую учительницу французского, – весело добавила Розали, желая скрыть свое разочарование. – Как его успехи, он заметно продвинулся?Заговорив об успехах сына, Мери Гримальди засияла от гордости.– Да, ему хорошо дается язык, и он любит ходить в школу. В ней когда-то учился и его отец. Он часто вспоминает, как вы приехали к нам в усадьбу в Финчли и разговаривали по-французски. Он надеется, что вы вновь у нас побываете. Вы не знаете, что теперь мы называем наш летний дом Типпери-Хаус? Это пошло с легкой руки Джо, помните его песенку? Я надеюсь, что нам удастся сохранить поместье, он в нем так хорошо себя чувствует, да и мы тоже.Пообещав вскоре вновь навестить ее, Розали отправилась с Бейнз-Рау к пожилой портнихе. Когда она добралась до ветхого дома мадам Феррье на Пентонвилль-Рау, на улице уже стемнело. В доме жил, в основном, рабочий люд, комнаты были тусклыми и неуютными, как и у Розали.Француженка, некогда костюмерша в Оперном театре, помогла Розали раздеться и примерить почти законченное платье для сцены из бледно-зеленого муслина с корсажем и изумрудными кантами по швам.Взметнув широкими юбками, Розали заметила:– Скромное балетное платье. Я не привыкла к стольким нижним юбкам и старомодному декольте.– Разве вы хотели не этого, мадемуазель?– Absolument Именно этого (фр.).

, – заверила она швею. – Ведь зрители в театре на Тотнем-стрит не привыкли к обнаженным рукам и ногам или открытой груди.– Ах, – вздохнула француженка, – я хорошо помню платье, которые шила для вас в Королевском театре. Тонкая ткань позволяла разглядеть le corps et les jambes Тело и ноги (фр.).

и приоткрывала грудь. – Она провела рукой по талии Розали и подколола складку. – А вы похудели.– Неужели?Портниха медленно подняла седую голову.– Да. Я шила по вашим весенним меркам. Как нам лучше украсить это платье? Может быть, взять золотые кружева и отделать ими воротник?– Я думаю, сюда больше подойдет маленький букет из шелковых цветов, – проговорила Розали, указав на верх лифа.– Bon. – Мадам ловкими пальцами принялась расшнуровывать корсаж.– Когда оно будет готово? – поинтересовалась Розали, снимая платье через голову.– Подождите еще дня два. Не хотите ли бокал вина на дорогу, мадемуазель?Она отказалась и с извинениями пояснила:– Сегодня у меня трудный день. Je vous assure Обещаю (фр.).

, я останусь подольше, когда приеду за своим платьем.Возвращаясь домой в одиночестве, она осознала, что герцог Солуэй по-прежнему занимает ее мысли. Так случалось и прежде, когда она уставала и была не в силах думать о своей работе или неясном будущем. Ее привлекли не только его красота и знатность, но и доброжелательность, столь редкая для французских аристократов. Его отношение к ней, очевидно, не было флиртом или стремлением покорить бедную девушку. Он видел в ней прежде всего разумное существо с неожиданным для танцовщицы чувством собственного достоинства. Похоже, что английские аристократы демократичнее низвергнутой французской знати, их титулы и состояния не столь древни. Современное поколение пэров отвергло жесткий социальный кодекс своих отцов и дедов. Знатные джентльмены водят дружбу с актерами, общаются с боксерами, одеваются, как грумы, и восторгаются радикальными политиками. Отдаленно это напоминало поведение золотой молодежи времен Директории, законодателей новых, эксцентричных мод и завсегдатаев парижских театров в годы, когда патриотический пыл пробудил у знати любовь к искусству.Мысли о герцоге невольно дотянули за собой воспоминания об отце – музыканте. Он приучил ее к уважению прав человека в годы, когда его новая родина, единственная из европейских государств, боролась за них. Но последние восемь лет она жила в его Англии – мирной, богатой и непоследовательной в своей политике.Англичанине восхищались французскими модами, мебелью и искусством, однако французам не доверяли и смеялись над ними. И хотя ее больше не задевали карикатуры и пасквили на правителя Франции, она так и не смогла побороть в себе чувство вины и – национальной гордости. Ей надолго врезалось в память печальное и тревожное лицо Марии-Антуанетты. И вслед за этим лицом вспомнилось третье – матери, горько заплакавшей в день казни королевы.В годы революции погибло множество людей, и когда страшная эпоха сменилась еще более отвратительной порой террора, Розали решила, что конец света неминуем. Душой и сердцем она была предана королевской власти, хотя на сцене Парижской оперы часто изображала республиканок. Немногие истинные артисты, и среди них ее мать, процветали в то время балеты, опера, драма, живопись успешно дополняли политические идеи и разговоры. Все, у кого хватило ума и способностей следовать за партией власти, могли жить и работать без особых трудностей. Поэтому Розали и ее родителям удалось выжить.Обстоятельства вынуждали ее лицемерить, и Розали не была уверена, сможет ли при случае сделать правильный выбор и не изменить ему до конца. Проходя по Уотерхаус Филд, она помянула в душе погибших. Они заплатили за свои убеждения жизнью. Розали боялась, что ее неудачливость разочарует привлекательного герцога с умными серыми глазами.
– Какого дьявола ты здесь и что ты делаешь? – гневно обратился Джервас к стоявшему на пороге его кабинета.– Я плавал в Серпентайне, – ответствовал Ниниан, больше похожий на жертву кораблекрушения, чем на юного пэра. Промокший с головы до ног, он был укутан в темно-синий сюртук лакея особняка Солуэй.– В октябре?Мальчик пожал плечами, и сюртук упал. Снова накинув его, Ниниан произнес:– Вода не такая холодная, как может показаться. Когда «Викториус» опрокинулся, я его спас, а доплыть до берега не составило труда...Джервас перевел взгляд на лакея Роберта, сопровождавшего Ниниана в Гайд-парк.– Когда молодой лорд переоденется, ты объяснишь мне, как это случилось.– Он не виноват! – воскликнул Ниниан и с гордым видом удалился.Исключение лорда Свонборо из Харроу стало для Джерваса своего рода знаком недели, едва ли не самой унылой и безнадежной за последнее время. Он не дописал письма его матери, не зная, как ей все лучше объяснить. Теперь скандалы в его доме сделались постоянным явлением – Ниниан успел обидеть повара, перепугал экономку и устроил безобразную сцену в книжном магазине. А теперь этот последний спектакль в Гайд-парке!– Ваша светлость, я бы никогда не поплыл в лодке, если бы молодой лорд не решил искупаться. И только услышав крики женщин, понял, что произошло. Они подумали, что он тонет. Одной из них стало плохо, и она упала в обморок на траву. Сторож в парке пытался вытащить графа из воды, я тоже бросился ему на помощь, но, как известно вашей светлости...– Я знаю, – мрачно отозвался Джервас. – Убежден, вы сделали все, что смогли, Роберт.– Да, ваша светлость, в следующий раз я не допущу подобной оплошности.– Не сомневаюсь в ваши добрых намерениях, но искренне надеюсь, что следующего раза не будет.Лакей с удрученным видом вышел из комнаты.Размышляя, как ему следует поступить со своим подопечным, Джервас понимал, что Ниниана нужно основательно подготовить к поступлению в университет, а значит, необходимо нанять репетитора. Основа его знаний была заложена в Харроу, но за короткое время своего пребывания в школе он преуспел лишь в одном – испортил одноклассников, заразив их своей вздорностью и эгоизмом. Он с отвращением относился к занятиям и упорно сопротивлялся любым попыткам обучить его латыни и греческому, считая эти знания бесчестьем для мальчика своих лет. Ни в истории, ни в математике он также не преуспел и теперь должен был наверстывать упущенное с удвоенной силой и стараниями.– Где бы я мог найти хорошего репетитора? – спросил Джервас у лорда Элстона, когда вечером они встретились в Уайт-Клубе в Сент-Джеймс.– Не имею ни малейшего представления, – с готовностью откликнулся маркиз, направляясь к столику в кафе. – Полагаю, что тебе следует дать объявление. Но вряд ли какой-нибудь бедный проповедник справится с молодым Свонборо лучше тебя. По-моему, он безнадежен, и это ясно. Почему бы тебе не отправить его в Итон?– Я уже думал об этом, – признался Джервас. – Но в таком случае мне больше покоя не видать. К тому же я сам кончил Итон и не желаю отдавать Ниниана в мою школу.– Ну а как быть с женитьбой? – Джервас изумленно поглядел на друга.– Какой женитьбой?– Твоей, конечно. Я понимаю, это решительный шаг, но женщины вносят в нашу жизнь порядок и приучают к дисциплине. Я могу судить об этом по наблюдениям.– Я полагаю, что ты не занимаешься сватовством после того, как выдал замуж мою кузину Миранду за своего кузена Джастина, – подчеркнуто равнодушно заметил Джервас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30