Вы действуете слишком грубо, – с яростью проговорила она и, взглянув в окно, залитое дождем, увидела, что они уже далеко отъехали от здания Королевского театра.– Немедленно вернитесь назад, – потребовала Розали. – Если я сегодня не выйду на сцену, меня уволят из труппы.Мистер Бекман пригладил свои завитые бакенбарды.– Вы чересчур высоко метили, моя дорогая, и герцог Солуэй со временем должен был вами пресытиться. А, может быть, вы от него слишком многого ждали. Вряд ли вы всерьез рассчитывали, что такой знатный господин предложит руку и сердце незаконной дочери французской танцовщицы?Щеки Розали покраснели, а глаза сверкнули от гнева. Ударить бы его по голове этой палкой, и он бы живо образумился, решила она, но палка была далеко. И Розали бросилась на него с крепко сжатыми кулаками.Однако он успел отпрянуть.– Какая вы вспыльчивая, – выкрикнул он. – Мне это по вкусу. Люблю, когда дама не только хорошенькая, но и живая, как огонь.Мысли Розали путались, она попыталась сосредоточиться и понять, что сейчас следует сделать. Она во что бы то ни стало должна выбраться из кареты и сбежать от него. Если он ее изнасилует, она не выдержит этого ужаса. Он считает себя победителем, но ум и находчивость всегда способны взять верх над грубой силой.Когда экипаж резко свернул с Палл-Малл на Сент-Джеймс, она вцепилась рукой в кожаный ремень, желая предотвратить контакт со своим наглым похитителем.– Почему вы внушили себе, что я вам не нравлюсь? – уныло спросил он и перехватил ее руку. – Карманы у меня большие, и я не жаден. Я осыплю вас драгоценностями, и вам не нужно будет танцевать ради заработка. Мы сможем часто бывать на бегах и в Брайтоне. Вы отлично проведете время и скоро забудете своего герцога.Он погладил ее по руке, и по телу Розали поползли мурашки.Толстые пальцы ощупывали ее легкое платье, а затем начали неуклюже развязывать темно-зеленые ленты на ее корсаже. Бекман стонал от нетерпения, дергая и разрывая тонкую ткань.«Пусть я ушибусь или вновь растяну ногу, что угодно, лишь бы он меня не изнасиловал», – подумала Розали, схватившись за ручку дверцы и распахнув ее. Но возможность падения из кареты на полном ходу привела ее в ужас, и выдержка чуть было не изменила ей как раз в тот момент, когда кучер приостановил лошадь, чтобы пешеходы смогли перейти улицу. Она собралась с силами и, прежде чем лошадь вновь ускорила бег, выпрыгнула из экипажа.Ошеломленная и еле дышащая, Розали упала на мокрые булыжники. Ей показалось, что у нее сломаны все кости.Откуда-то издалека до нее донесся строгий приказ лежать на месте и не двигаться.– Прошу вас, не говорите ни слова, – посоветовал ей другой голос.Она увидела наблюдавших за ней джентльменов и попробовала сесть. Чтобы смахнуть слезы, Розали заморгала и увидела шрам на руке. Бедро, на которое она упала, покрылось синяками и болело.– Я должна идти, – задыхаясь, проговорила она. – Он... он может вернуться.– Желал бы я этого, – проворчал незнакомец. – Хотел бы я его как следует проучить. Посмотри, Руперт, – произнес он, указав на Розали. – У нее порвано платье.– Да, Аллингем, я заметил.К ним присоединился еще один джентльмен, вышедший из клуба. «Интересно, как они отнеслись к моему загримированному лицу и легкому наряду», – подумала Розали.– В жизни не видел ничего подобного, – проговорил человек, которого назвали Аллингемом. – Харбуртон и я переходили через Уайт в тот момент, когда эта женщина выпала из кареты.Его приятель помог Розали подняться, и она поняла, что ее бедные колени на сей раз не пострадали.– Который час? – с беспокойством спросила она.– Полагаю, уже за полночь.Балет начался и действие, должно быть, в самом разгаре. Когда Розали осознала это, ее тело обмякло от боли и, если бы неизвестный не поддержал ее, она бы снова упала.– Нельзя ли нам проводить вас домой? – осведомился он. Голос этого человека вполне соответствовал глуповато-недоуменному выражению его лица.– Non, о, нет, – торопливо сказала она.У нее не хватит духа вернуться на Пентон-стрит, где ее может ждать Бенджамен Бекман. Она поблагодарила джентльмена и заверила его, что сумеет дойти без посторонней помощи, а потом, прихрамывая, двинулась по Сент-Джеймс-стрит. Танцевальные туфли мешали ей ступать по скользкому тротуару и каждый шаг давался ей с трудом.Она пропустила спектакль. Это непростительный грех, и наказание будет суровым и неотвратимым. При всей своей любезности синьор Росси выгонит ее со сцены Королевского театра. И никто, даже Джеймс д'Эгвилль или Арман Вестрис не выступят в ее защиту. Ее карьере танцовщицы в опере настал конец.Она шла, не понимая толком, куда и зачем ей нужно идти, и поминутно оглядывалась, нет ли поблизости наемного экипажа мистера Бекмана. Розали сравнила его грубый напор с неизменным благородством манер Джерваса и расплакалась. Даже если намерения герцога ничем не отличались от устремлений ее похитителя, как счастлива она могла быть с ним. Но она поклялась Дэвиду Лавгроуву, что никогда не станет тем, чем была ее мать для Этьена Лемерсье. Розали часто поддразнивала себя парадоксальностью сложившегося положения – ради уважения любимого человека она вынуждена отвергать его ласки. А она от всего сердца желала бы соединить с ним свою судьбу, стать частью его жизни, и в то же время сохранить собственную честь.Дойдя до Пиккадилли, она увидела, что улица закружена бесчисленными экипажами, от их огней по мостовой протянулась длинная полоса света. Грива лошади, впряженной в стоявшую рядом карету, блестела от влаги, а кучер то и дело поправлял свою треугольную шляпу и смахивал с лица капли, дождя.В карете сидели двое. Розали заметила сверкнувшее бриллиантовое колье на шее дамы и снежно-белое жабо джентльмена, сидевшего напротив. Очевидно, их рассердила задержка по пути из Девоншир-Хаус.Был ли на этом балу герцог Солуэй? Почему-то ей сделалось больно, когда она представила, как он там пил шампанское, танцевал и флиртовал. А ее в это время ждало тяжелое испытание. Нет, он не привык флиртовать, поправила она себя, и ему не по душе большое общество. Наверное, он провел этот вечер дома, готовя политическую речь. А может быть, писал письмо своей матери, которая так презирает танцовщиц из оперы. И хотя она знала, что он не смог бы ей помочь – от ударов судьбы, обрушившихся на нее сегодня вечером, ее никто бы не защитил и не исцелил, – Джервас по-прежнему олицетворял для нее безопасность и достоинство. Внутренний голос настойчиво подсказывал Розали, что она должна его отыскать.Но она никогда не была в Мейфэр, и ей пришлось спросить у проходившего мимо сторожа, как лучше туда добраться. Он поднял фонарь, приблизив его к лицу Розали и, не скрывая своего подозрения, басовито спросил:– Что вам нужно от герцога Солуэй?– Мой дядя служит там конюхом, – с ходу придумала она, – и тетка попросила меня передать ему записку.Сторож недоверчиво покачал головой, но все же указал ей дорогу.– Спуститесь вниз по этой улице, а затем сверните направо к Парк-Лейн. Но к Гайд-парку вам идти не надо, это слишком далеко. Немного поодаль от особняка лорда Дорчестера, на углу Парк-Лейн и Маунт-стрит вы увидите большой белый дом, а позади него парк, – он улыбнулся и добавил. – Конюшни, если они вам и вправду нужны, – прямо за парком.Она поняла, что сторож хочет получить вознаграждение за совет, но у нее не было денег, и она лишь поблагодарила его. Затем она помчалась по улице и каждый шаг болью отдавался у нее во всем теле.Особняк герцога оказался еще величественнее, чем она ожидала. Розали остановилась у невысоких ступеней и взглянула на затененный фасад и темные окна. Теперь она уже не могла вернуться, но боялась, что ее странное появление привлечет внимание живущих рядом. Розали собралась с духом, подошла к дому и постучала в окошко над дверью.Навстречу ей вышел морщинистый привратник.– Кто это? – неприязненно осведомился он.– Мне надо поговорить с герцогом Солуэй, – ответила она, и у нее отчаянно забилось сердце, в равной мере от нервного напряжения и от усталости. Когда она услышала, что он отпирает замок, то сразу испытала облегчение.Привратник открыл дверь, но, внимательно осмотрев девушку с головы до ног, наотрез отказался ее впустить.– Его светлость отдыхает, – холодно произнес он.– Скажите ему, что я здесь, – взмолилась Розали. – Я уверена, что он согласится меня принять.Он повернулся, и с подчеркнутым выражением проговорил:– Мистер Парри, какая-то накрашенная особа хочет видеть герцога.– А, значит, Парри здесь? Он меня знает, – она смело двинулась вперед и приблизилась к дворецкому.– Мадемуазель де Барант? – Парри, как всегда, держался невозмутимо, но чуть приподнял брови, заметив ее порванное и запачканное платье. – Пройдите в зеленый салон, и я передам герцогу, что вы пришли.Он провел ее в роскошно обставленную комнату, зажег свечи и оставил Розали ждать. Она была слишком расстроена и встревожена и не могла сосредоточиться, но все же обратила внимание на фрески на потолке с изображениями играющих богов и богинь, зеленые дамасские драпировки и высокий мраморный камин в углу. Девушка усомнилась, что среди посетителей этой элегантной комнаты встречались столь жалкие и несчастные существа, как она.Когда дворецкий разбудил его, Джервас долго не мог подняться. Он услышал объяснение Парри и, хотя по-прежнему плохо соображал и готов был предположить все, что угодно, быстро надел рубашку и бриджи.Привратник, неподвижно стоявший у мраморной лестницы, с неодобрением поглядел на него.– Возвращайтесь на место, – приказал Джервас и направился в салон.С него сразу слетел сон, едва он увидел Розали. Подол ее платья был мокр от дождя и перепачкан грязью, лиф разорван в нескольких местах и сквозь него проглядывало белое нижнее белье.– Черт возьми, что с вами случилось? – требовательно спросил он.– О, Джервас, я провела ужасную ночь!Ее глаза безмолвно взывали к нему. Джервас обнял девушку, прижавшись щекой к ее влажным кудрям.– Не волнуйтесь, теперь вы со мной, вы в безопасности.– Знаю. Вот почему я и пришла сюда, – сказала она уже более твердым голосом. – Я не буду плакать, потому что если я начну, то не смогу остановиться.Джервас подложил ей под спину подушечку и сел у ее ног. Он стал растирать и согревать ее холодные руки, а потом попросил:– Расскажите мне, как можно более спокойно и неторопливо, что вывело вас из себя?Он молча слушал ее сбивчивый отчет обо всем происшедшем после того, как Бенджамен Бекман увез ее из театра. Герцог непроизвольно сжал кулаки, когда она пояснила, что избежала самого худшего, выпрыгнув из кареты.– Я была в шоке, но не ушиблась и не разбилась, – заверила его Розали. – Какие-то добрые господа помогли мне встать и даже предложили довести до дома. Но я испугалась, что мистер Бекман мог к тому времени вернуться и подстеречь меня где-нибудь рядом. Я поменяла замок, но...– Что вы сделали?– Мистер Бекман украл мой ключ.Она вкратце поведала ему о первом визите своего назойливого поклонника. Джервас решительно заявил:– Вы должны были мне об этом сказать.– Но как бы вы тогда поступили? – устало откликнулась она.Джервас сразу разгадал тактику Бекмана, и им овладела холодная ярость. Еще при их первой встрече в Седлерз-Уэллсз он должен был догадаться, что этот человек опасен.Розали привыкла жить одна, и распорядок ее дня зависел от спектаклей и репетиций. Естественно, что хитрый и самонадеянный Бекман отнесся к ней как к мишени, в которую можно попасть безо всякого труда. В отличие от Джерваса, он был лишен проницательности и не понял, что моральные принципы танцовщицы не так легковесны, как ее маленькие ноги. А высокомерие помешало ему даже допустить, что она способна отвергнуть его домогательства.– Полагаю, что завтра я должна подать на него жалобу, – проговорила Розали. – Вы не скажете мне, как это лучше сделать?– Я не хочу, чтобы вы теперь об этом беспокоились.Жаль, подумал он, что у него самого нет законных оснований воспрепятствовать Бекману в его наглых притязаниях. Только отец или брат могли бы составить петицию и обратиться в суд.Или муж.Отложив размышления на потом, он продолжил:– Мой дворецкий подготовит для вас комнату. Нет, – твердо возразил он, когда Розали покачала головой, – вы не должны отказываться. Сейчас поздно, и вы ужасно устали. Утром я вызову врача, он осмотрит вас и установит, что у вас нет тяжелых ушибов.Розали посмотрела на него.– Но я не могу спать в вашем доме, Джервас. Человек, открывший мне дверь, не хотел меня сюда впускать, и я убеждена, что Парри не понравилось мое ночное вторжение.Он нахмурился и ответил:– Розали, я нанял слуг, чтобы они выполняли мои распоряжения, а не диктовали мне, что и как нужно делать. И я решительно отказываюсь обсуждать, что они могут подумать о нас с вами, как и любую подобную болтовню.
Следующее утро герцог Солуэй провел в своем кабинете. Парри, единственному из слуг, было позволено входить к нему и сообщать о том, что происходит с мадемуазель де Барант. В середине утра ирландец дал знать хозяину, что она проснулась, а часом позже объявил, что горничная уже унесла поднос с ее завтраком.Джервас вошел в комнату, где ночевала его любимая, и застал ее сидящей на подушках, на кровати красного дерева. Распущенные волосы спутанными кольцами спускались ей на плечи.– Вам не надо здесь появляться, – упрекнула она его и прикрылась простыней. – Если бы я знала, что вы способны устроить скандал в собственном доме, то ни за что не позволила бы вам оставить меня здесь.– Какой же это скандал, я просто зашел в комнату к больной, – спокойно заметил он и присел на краешек кровати. – Как вы себя сегодня чувствуете?– Пока что я запретила себе что-нибудь чувствовать, – сказала, она, и он понял, что она несколько натужно попыталась сострить. – Vraiment Правда же (фр.).

Джервас, нельзя, чтобы вас обнаружили среди простынь танцовщицы. – Она негромко рассмеялась и добавила: – Но я забыла, ведь я больше не имею права так себя именовать. Прошлой ночью мое недолгое сотрудничество с Королевским театром завершилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30