Самое первое воспоминание было о том, как он подбрасывал ее, совсем еще маленькую, высоко вверх в их огромной, оклеенной обоями в китайском стиле гостиной в Крэг-Сайде. Подбрасывал и ловко подхватывал сильными, надежными руками, а она вскрикивала от страха. Теперь он мертв и никогда не увидит ее детей; никогда не скажет ей, что жалеет о своей жестокости, что все эти годы отчуждения продолжал любить ее, как и она любила его.– Ма? – Одежда у Ноуэла была перепачкана красками, волосы торчали дыбом. – Ма? – повторил он растерянно, не соображая, как себя вести в такой сбивающей с толку ситуации. – Хочешь чашку чаю? – спросил он вдруг. – Поставить чайник?Лиззи не ответила сыну. Она по-прежнему смотрела на брата.– Как он мог умереть? – прошептала она. – Умереть и не повидать меня, не позвать к себе?Уолтер беспомощным движением приподнял преждевременно ссутулившиеся плечи.– Я не знаю, Лиззи, милая. Я не понимаю, почему он был таким, каким был. – Уолтер прикрыл глаза дрожащей рукой. – И уже никогда не пойму, и никто не поймет.При виде отчаяния брата Лиззи вышла из своей каменной неподвижности. Со сдавленным возгласом, вся в слезах, она подступила к нему и, когда он заключил ее в объятия, всхлипнула и проговорила:– О, Уолтер! Я все время думала, что наступит день, когда мы с отцом снова станем друзьями. А теперь этого уже не будет! Никогда!Она плакала горестно, навзрыд, словно снова стала маленькой девочкой, нуждающейся в родительской любви и понимании. Лоренс и Ноуэл стояли рядом, страдающие за нее и смятенные.За долгие годы их брака Лоренс ни разу не подумал о том, что его жена глубоко страдает от того, что ее отец не хочет общаться с ней, и теперь, осознав, каким тяжелым для нее было это не разгаданное им чувство, испытал сильное душевное потрясение.Ноуэл тоже открыл для себя ту сторону натуры матери, о существовании которой и не подозревал. Всегда, во всех случаях, когда складывалось тяжелое положение, будь то удар, постигший отца, или их вынужденный переезд на Бексайд-стрит, мать сохраняла полное самообладание. А сейчас она была совершенно вне себя, плакала, как ребенок, об отце, к которому, как считал Ноуэл, у нее не могло сохраниться никаких теплых чувств, – и это в присутствии человека, пусть и ее родного брата, который до сих пор не переступал их порог.Глубоко расстроенный, Ноуэл посмотрел на отца, и тут его ждало новое потрясение: Лоренс выглядел не менее ошеломленным, нежели Уолтер Риммингтон. Отца, казалось бы, не должна была сильно огорчить смерть их деда, ведь, насколько Ноуэл знал, они никогда не были в дружеских отношениях. Ноуэл снова взглянул на мать, которая все еще обливала слезами отличный твидовый пиджак Уолтера, и догадался. Горе матери тронуло Лоренса. Он так глубоко любит ее, что ее боль стала и его болью.Осознание этого почему-то в высшей степени смутило его; Ноуэл откашлялся и снова спросил:– Так поставить чайник?На этот раз отец ответил ему:– Д-да… маль…чик, – сказал он и пошатнулся, стараясь сохранить равновесие.Ноуэл быстро подошел к нему, подхватил под безжизненную правую руку и усадил в кресло.– Нет необходимости оставаться на ногах, па, – проворчал он сердито, от души желая, чтобы мать перестала рыдать и привлекать внимание всей улицы.Не надо было выглядывать в окно, чтобы знать, что каждый любопытствующий от одного конца улицы до другого торчит на крыльце или В крытом переходе, глазея на невероятную красоту машины Уолтера Риммингтона и теряясь в догадках, по какой причине из дома Сагденов доносятся горькие рыдания.Хоть бы Нина или Роуз появились поскорее! Ноуэл взял потемневший от огня чайник и, обойдя мать и дядю, спустился в подвал, чтобы наполнить чайник водой из крана.Водопроводная вода была недавней роскошью на Бек-сайд-стрит, и Ноуэл помнил, с какой гордостью Дженни Уилкинсон довела до его сведения, что теперь во все дома на этой улице провели водопровод и установили краны, а он тогда не проявил должного восхищения.Ноуэл повернул кран. Дженни сейчас возвращается домой с фабрики, а где же ее мать? Миссис Уилкинсон была далеко не такой любопытной, как другие их соседи, но если она и не стоит со сложенными руками в крытом переходе, то вполне может слышать плач матери через общую стену и недоумевать по поводу его причины.Он подумал, не стоит ли, поставив чайник на конфорку, зайти к миссис Уилкинсон и объяснить ей, в чем дело. Она близкая подруга матери и, наверное, беспокоится, не случился ли у Лоренса второй удар, не стряслось ли что-нибудь с Ниной или Роуз. Кстати, где же все-таки Нина и Роуз? Нину он оставил час или около того назад на берегу речки. Вряд ли она все еще там.Ноуэл вошел в комнату и двинулся к плите, роняя по пути капли воды из носика тяжелого чайника. Мать все еще плакала, но, слава Богу, уже не с таким шумным отчаянием, и кто-то, скорее всего брат, дал ей большой носовой платок.Пока он устанавливал чайник на конфорку, Уолтер разговаривал с Лоренсом.– Тело отца привезут домой нынче вечером, – произнес он неловко, видимо, болезненно ощущая, что, поскольку подчинился запрещению отца общаться с Лиззи, мнение Лоренса Сагдена о нем не слишком высокое. – Тело сопровождает Уильям. Гарри и Лотти вернулись сегодня в Илкли на поезде. Все это было для них ужасно. Так далеко от дома… и никого из взрослых рядом.Лоренс пытался сказать что-то сочувственное, и в это время послышался топот бегущих ног. Ног явно женских, легко обутых, не в деревянных башмаках. Шаги приближались, и Ноуэл повернулся к двери. Это Роуз. Только она могла нестись по крутой улице с такой опасной быстротой. Она увидела автомобиль Риммингтонов и подумала…Сообразив, к какому умозаключению она могла прийти, Ноуэл поспешил к дверям. Если повезет, он успеет остановить ее безумный бег и скажет ей правду, прежде чем она ворвется в дом. ОН опоздал на несколько секунд. Дверь распахнулась до того, как он к ней подошел.– Где дедушка? – задыхаясь, спросила Роуз, влетев в комнату; волосы ее развевались, щеки горели от возбуждения, глаза сияли. – Я бежала изо всех сил, боялась, что дедушка уедет до того, как я прибегу. Вы мой дядя Уолтер? Я Роуз и…Выражение лица Уолтера мгновенно остановило беспорядочный поток ее слов.Лиззи теперь стояла возле кресла Лоренса, и Роуз быстро повернулась к матери. Увидев ее залитое слезами лицо, Роуз посмотрела на отца, а потом на Ноуэла. Выражение их лиц – глубоко опечаленное у отца и смущенное у брата – в одно мгновение стерло малейшие следы радостного возбуждения с физиономии Роуз.– В чем дело? – Голос ее прозвучал хрипло и глухо от возрастающего страха. – Что случилось? Почему ма плачет? – Не дожидаясь ответа, она повернулась к дяде: – Где мой дедушка? Почему вы приехали без него? Где же дедушка?В конце концов ей ответил Ноуэл. Уолтер, остро ощущая, что находится в чужом доме, считал наиболее приемлемым с точки зрения приличий, чтобы о смерти деда Роуз сообщил отец либо мать. Лоренс, памятуя о мучительной невнятности своей речи, не хотел это делать. Лиззи, зная, как бесконечно долго дочь ждала дня встречи с дедушкой, была не в состоянии заговорить.– Дедушка Риммингтон умер, – сказал Ноуэл, страстно желая, чтобы Уолтера Риммингтона уже не было здесь. – Он был в Лондоне с нашими кузенами и кузиной, они хотели увидеть Олимпийские игры, и дедушка умер там ночью, во сне.Роуз побелела. Умер? Как мог ее дедушка умереть? Но ведь она даже не познакомилась с ним. Не может этого быть.Отец сказал ласково:– Мне… так жаль… маленькая моя.Роуз посмотрела в его любящее лицо, в полные сочувствия глаза и поняла, что ее мир изменился и никогда уже не будет таким, как раньше.– Простите меня, – произнесла она сдавленным, каким-то чужим голосом. – Я думаю… я хочу… Простите меня.Роуз подошла к двери. Открыла ее. Ступила на мостовую. Она смутно слышала, как мать окликнула ее, а Ноуэл сказал, что лучше бы отпустить ее.Роуз остановилась на секунду на крыльце, когда дверь с негромким щелчком захлопнулась за ней. Толпа, собравшаяся вокруг машины, сразу примолкла.– Что случилось, Роуз, милая? – заговорил наконец кто-то. – У твоих ма и па неприятности?– Кто-нибудь умер, девочка? – сочувственно спросила другая соседка. – У твоей ма тяжелая потеря?Роуз не ответила. Она не могла говорить. К ней подошла Дженни, встревоженная, с налипшими на волосы обрывками ниток.– Ведь к тебе, кажется, приехал дедушка? Я слышала, как плакала твоя мама. Что-нибудь случилось с Ниной? Или с твоим па?Роуз только покачала головой, не в силах выразить в словах весь ужас происшедшего.– Нет, – сказала наконец она, стараясь не видеть устремленные на нее пристальные взгляды соседей. – Я хочу пойти к реке и немного побыть одна, Дженни. Потом я тебе все расскажу. Когда вернусь.Голос у нее был неуверенный и слабый, и Дженни, опасаясь, что Роуз вот-вот разрыдается, и понимая, что той не хотелось бы сделать это в присутствии стольких людей, молча кивнула. Она решила разыскать Микки, пока Роуз будет у реки. Кроме самой Дженни и ее матери, Микки был единственным человеком, знавшим о родстве Роуз с Риммингтонами, и, разумеется, ему, как и Дженни, любопытно хоть что-то узнать о посетителе Сагденов.Дженни смотрела Роуз вслед, пока та не повернула направо за угол в конце улицы. Подружка Роуз знала, что расспрашивать собственную мать бесполезно.– Семья матери Роуз – дело матери Роуз, а не наше, – резко ответила в свое время Полли на вопрос дочери, правда ли, что дедушка Роуз и есть тот самый Калеб Риммингтон, владелец фабрики, а не просто его однофамилец. – Очень скверно быть любопытной, Дженни, так что, прошу тебя, больше не задавай мне вопросов о родственных отношениях Сагденов и Рим-мингтонов.– Дверь дома открывается! – сообщил кто-то из стоявших вокруг машины.Немедленно послышалось дружное, почти в унисон шарканье ног, и небольшая толпа отодвинулась на более почтительное расстояние.– Да ладно вам, он не лорд-мэр! – заметила со своего поста на крыльце соседнего дома Герти Грэм, когда Уолтер Риммингтон вышел из номера двадцать шестого и ступил на мостовую, разрисованную мелом для игры в классы. – Был бы мэром, так носил бы на шее большую блестящую цепь.– Может, это тот франт, который сбил машиной мистера Сагдена и покалечил его, – сказал тот самый острослов, который дразнил Роуз, когда она бежала по улице. – Может, он привез Сагденам малость денежек в порядке компенсации.Таким образом все и каждый на Бексайд-стрит услышали, что мистер Сагден был сбит машиной; не все этому поверили и упоминали об апоплексическом ударе, однако эти суждения звучали не слишком громко.Уолтер пересек тротуар, стараясь изобразить на лице полное безразличие к недоброжелательному вниманию собравшихся к нему и его автомобилю. Он чувствовал себя очень неуютно на узкой и грязной улице, но имел твердое намерение вернуться сюда в ближайшее время. Он снова был в добрых, близких отношениях с Лиззи и собирался сохранить их в будущем.– Эй! Это вы тот господин, который сбил машиной бедного мистера Сагдена? – лихо выкрикнула молодая невестка Нелли Миллер. – Потому как, ежели это вы, постыдились бы самого себя!Уолтер побагровел от возмущения.– Разумеется, нет! – отрезал он, принимаясь заводить «рено» со всем достоинством, которое позволяла сохранять эта операция. Когда мотор ожил и заурчал, Уолтер ощутил отголосок того потрясения, которое он испытал, войдя в дом и увидев, до какой степени беспомощен Лоренс Сагден. Так вот что случилось, оказывается! Его красивый, талантливый зять был сбит машиной.С мрачным видом уселся он за руль «рено». Ясно: именно поэтому семья больше не живет в красивой семейной вилле на Джесмонд-авеню и вынуждена терпеть ужасающие условия существования в фабричном коттедже. Уолтер отпустил тормоз, преисполнившись внезапной, как озарение, но твердой и определенной решимости. Им не придется долго терпеть эти условия, об этом он позаботится. И он был уверен в том, что его семья и семья Лиззи воссоединятся в ближайшем будущем, при первой возможности. Не совсем он был уверен лишь в том, сойдутся ли Уильям и Гарри со своим старшим кузеном, который выглядит как ремесленник. Парень весь перепачкан красками, словно чернорабочий. Что касается его младшей племянницы, этакой девчонки-сорванца… Уолтер почувствовал, что его мрачное настроение улетучивается. Она такая живая, душевная – точь-в-точь как его Лотти, девочки непременно подружатся.С трудом разъехавшись с повозкой, груженной углем, которую тащила старая лошадь, Уолтер вырулил с начала Бексайд-стрит и направил свой лимузин в сторону Илкли. У Лиззи есть еще одна дочь. Любопытно, такая ли это сорвиголова, как ее младшая сестренка, и расстроит ли ее известие о смерти деда в такой же степени, как расстроило Роуз.Нина остановилась поблизости от Бычьего брода и всмотрелась в даль, заслонив рукой глаза от последних, еще ярких лучей заходящего солнца; казалось, шея ее слишком тонка и слаба для тяжелой массы золотисто-каштановых волос. Неужели это Роуз бежит по узкой луговой дорожке вниз к реке? И если это она, то почему бежит так неровно, вроде бы спотыкается или мечется из стороны в сторону? Отсюда не разглядишь, но она, кажется, плачет.Нина глубоко вдохнула в себя воздух. Это Роуз, и она плачет. Сердце Нины словно сжали ледяные пальцы. Неужели у отца еще один удар? Нина подобрала юбки и кинулась бежать с криком:– Роуз! Я здесь! Что случилось, Роуз?Роуз подавила рыдания и остановилась как вкопанная. Она бежала к реке, чтобы оплакать в одиночестве утрату своей мечты, а теперь здесь Нина, ей нужно рассказать о смерти дедушки, и Нина не поймет, отчего она, Роуз, в таком отчаянии. Нина станет думать только о возможных преимуществах. Например, о том, что дядя Уолтер начнет обращаться с ними как со своей родней, или о том, что они познакомятся и подружатся с кузенами и кузиной, или о том, что теперь стиль их жизни изменится и станет похожим на «риммингтоновский». Роуз вытерла слезы и глубоко вздохнула. – Дедушка умер, – сказала она, когда Нина, запыхавшись, подбежала к ней по густой траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31