— Делия! Отзовись, где ты? Где, черт возьми?
Ее нигде не было.
Схватив Робби за ошейник, он пробежал по всему этажу, заглядывая в другие комнаты. Потом спустился и остановился в холле, размышляя, не выскочила ли она вместе с ребенком на улицу через переднюю дверь. Неожиданно послышался чей-то сдавленный голос: Джонатана звали по имени.
Он замер и прислушался. Голос доносился из кухни, из небольшого стенного шкафа-кладовки.
Джонатан открыл дверцу, и Делия, согнувшаяся вдвое, с ребенком на руках, вывалилась оттуда вместе с веником. При этом Нолли, оказавшись рядом с ней на полу, не думала плакать, а с интересом смотрела по сторонам, видимо, оценивая ситуацию.
— Вы не слышали, как я зову вас?
Облегчение оттого, что она жива и невредима, захлестнуло его мощной волной, и тревога мгновенно сменилась гневом.
— Не слышал? — переспросил он. — Дорогуша, вы думаете, я сумасшедший? Зачем, по-вашему, я стал бы выкрикивать ваше имя каждые две секунды, если бы слышал, что вы меня зовете?
— Я звала так громко, как только могла, сказала Делия, смахнула пыль с носа и чихнула.
Затем настороженно взглянула на Робби. — Что они тут натворили?
Джонатан пожал плечами.
— Могло быть и хуже. — Он отправил пса в сад и плотно закрыл входную дверь. — Надеюсь, вы сможете подробно описать произошедшее людям из страховой компании.
— Страховой компании? — Она удивленно уставилась на него: неужели его волновал лишь беспорядок? Как можно в данную минуту думать только о разбившихся старых чашках? — А другие мысли вам не пришли в голову? — обиженно заговорила она, крепко прижимая к груди Нолли, и ее голос срывался от подступавших рыданий. — Да плевать я хотела на вашу страховую компанию! И на ваши чашки! Если бы что-то случилось с ребенком, что тогда я должна была бы говорить?
— Не надо… — Джонатан неловко протянул к ней руку. Он не решался дотрагиваться до нее, это разрушило бы остатки защитной пелены, окутывавшей его сердце, так бережно охраняемой им. — Пожалуйста, не надо…
— Если бы что-нибудь случилось с Нолли…
Я, дурочка, смертельно испугалась… — «По запыленным щекам Делии покатились слезы.
— Но все ведь обошлось, — пробормотал Джонатан и, отбросив осторожность, опустился на колени и нежно обнял их обоих. — Не произошло ничего страшного. Все в порядке. — Он поцеловал золотистый пух на затылке Нолли, потом — рыжий завиток на виске Делии.
Она подняла голову. По обеим ее щекам уже текли ручейки слез.
— Простите.
— Нет, это вы меня простите. — Он поцеловал ее в лоб. — Я не хотел вести себя грубо, но так испугался за вас… Вы себе представить не можете. — По его спине побежали мурашки. — Я не должен был оставлять вас одну, ведь знал, что вы боитесь больших собак. Я прошу… прошу меня извинить. Не плачьте, умоляю вас!
Делия вытерла слезы ладонями и взглянула на него.
— Послушайте… Вы тоже плачете! — Она коснулась пальцами его щеки, не веря глазам, — щека была влажной. — Джонатан, вы дрожите.
— Разве? — спросил он зачем-то и добавил: Сам не знаю, что со мной…
Теперь уже она, выступала в роли утешителя, ласково обвив руками его шею.
— Действительно все в порядке, все хорошо.
С нами ведь ничего не случилось. — Делия улыбнулась. — И вообще, если бы я не повела себя, как последняя трусиха, ничего подобного не произошло бы. — Она ласково провела пальцами по его лицу, поцеловала в щеку, почувствовав привкус соли на губах, прижалась лбом к его лбу, всем сердцем желая успокоить этого большого и сильного мужчину. — Взгляните на нас, мы целы и невредимы, — прошептала она и слегка коснулась его губ.
Несколько мгновений они почти не дышали, боясь пошевельнуться, опасаясь спугнуть, потерять сладостную минуту. Потом он принялся целовать ее всерьез.
На протяжении долгих лет Джонатан ощущал себя ходячим мертвецом. Эта женщина вошла в его жизнь весьма необычным способом: захватила принадлежавший ему дом, а теперь пленила его сердце, оживила его, воскресила угасшие чувства, заставила вспомнить, что такое счастье, что такое боль. Он не хотел этого. Ему нужно было остаться наедине со своими воспоминаниями, дорогими, составлявшими единственную радость в его одинокой жизни. Он боялся, что воспоминания эти, если не стараться концентрировать на них максимум внимания, ускользнут от него, поблекнут.
— Что мы делаем, Делия… — Джонатан отстранился от нее, вновь воздвигнув вокруг себя невидимую стену отчуждения. — Зачем вы забрались в шкаф с вениками? — спросил он, резко сменив тон, отдаляясь от нее, от возникших в себе эмоций.
— Вы еще спрашиваете, зачем я туда забралась, черт возьми? — сердито вскрикнула она, вынужденная сама подниматься с пола с Нолли на руках: он не осмеливался больше касаться ее. — Я пряталась от этого вашего чудовища.
— Робби не… — Джонатан резко прервал начатую фразу. Доказывать ей, что у Робби замечательный характер не имело смысла. Он провел рукой по волосам. — А вам не пришло в голову просто пройти в гостиную и закрыть за собой дверь?
— У меня, признаться, не было времени на размышления, — важно заявила Делия, но тут же неожиданно чихнула, развеселив Джонатана.
Он улыбнулся. — Поверьте, я выбрала бы место поудобнее, но это убежище оказалось первым на моем пути. — Она повторно чихнула.
Джонатан без слов протянул ей носовой платок. Делия схватила его как раз вовремя, в это мгновение она чихнула в третий раз.
— Кстати говоря, закрываться в гостиной или где бы то ни было не имело смысла. Ваш Робби умеет открывать двери! — воскликнула она, вытирая покрасневшие влажные глаза.
— Не говорите ерунды! — ответил Джонатан.
— Вы считаете это ерундой? А как, по-вашему, этот пес проник сюда?
— Может, замок ослаб… — Он направился к двери, радуясь возможности, отдалиться от этой женщины, но почувствовал, что ее ему сильно не хватает, что сердце сжимает тоска, когда их разделяет даже такое небольшое расстояние…
Удостоверившись в том, что замок исправен, он развел руками.
— Ничего этого не случилось бы, не будь в доме вашей моськи.
— Чарли не мой! — возмущенно возразила Делия.
— Тогда если бы здесь не было вас!
— Ошибаетесь! Не произошло бы ничего страшного, если бы вас не было вместе с вашей собакой! И если бы вы отнеслись с должным вниманием к заключенному мною договору!
— Кстати, о вашем договоре… — начал было Джонатан, но Делия не слушала его.
— Я держала Нолли на руках и разговаривала по телефону. Как только я положила трубку, дверь стала открываться… — Она задрожала всем телом, но не оттого, что вновь пережила в воображении тот момент, о котором рассказывала, а потому, что вспомнила, как Джонатан целовал ее… Он ведь только что делал это, причем так, что голова шла кругом, а сердце наполнялось радостью. Такие поцелуи способны изменить жизнь, они могут повернуть течение судьбы вспять! Но чем все закончилось? Джонатан первым прервал поцелуй. Отстранился от нее. Встал и отошел в сторону. От обиды у нее потемнело в глазах, и ноги стали подкашиваться. — Я подумала, что это вы возвращаетесь, повернулась к двери…
— Эй, осторожнее! — Джонатан подскочил и подхватил ее под руки, когда увидел, что она оседает на пол. Затем взял у нее ребенка и повел ее в гостиную. Там он усадил Делию в кресло, а Нолли опустил на пол, решив, что ковру нечего больше терять. Затем достал из бара бутылку виски и, плеснув в стакан с толстым квадратным донышком, протянул его Делии. — Вот, выпейте.
Она поморщилась, почувствовав резкий запах, и замотала головой, но на этот раз Джонатан был непреклонен.
— Это поможет вам, — угрюмо заверил он, присел перед ней на корточки и поднес стакан к ее губам.
Она сделала глоток, зажала рот ладонью, передернулась, хотя не могла не заметить разлившееся по телу приятное тепло.
— Боже мой! Какая гадость!
— Чем отвратительнее вкус, тем эффективнее лекарство. Еще глоточек! Ну же? — Он повторил процедуру, получив тот же результат.
Делия была настолько прелестна, что ему становилось не по себе. — Я не слышал, как вы звали меня из кладовки. Наверное, слишком тихо это делали, а вот сам я выкрикивал ваше имя очень громко. Почему вы не вышли, когда поняли, что я вернулся? — спросил он.
— Я не могла… Изнутри на дверце этого шкафа нет ручки. Я стучала и орала… Не знаю… — Делия пожала плечами.
— Нет ручки?
Джонатан представил, что за ужас пришлось ей пережить, и едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Но тут же вспомнил, какой кошмарной показалась жизнь ему самому, когда он разыскивал ее по всему дому, и решил, что и его истрепанным нервам тоже необходимо немного лекарства. Затем память вернула его в тот момент, когда они утешали друг друга на кухне, и Делия коснулась своими горячими губами его губ… Он поднес стакан ко рту и допил виски одним глотком.
— Если бы вы только знали, как я испугался за вас… Простите меня, пожалуйста. — Затем взял ее руку и сжал в своей широкой ладони.
— И вы меня простите, — пробормотала Делия, хотя не знала точно, за что просит прощения.
— Кстати, не произошло ничего непоправимого. — Он решил, что она извиняется за беспорядок. — Конечно, я не имею в виду сервиз. Пойду и все уберу.
— Этим стоит заняться мне самой. Я ведь во всем виновата, поэтому…
— Нет! — отрезал Джонатан и добавил уже более мягко:
— Вашей вины здесь нет. Я все улажу.
Она последовала за ним в кухню, несмотря на его убедительную просьбу остаться в кресле, посадила Нолли в поднятый им стульчик и, наклонившись, принялась подбирать осколки. Он присоединился к ней.
— Это был дорогой сервиз? — спросила Делия.
Джонатан как-то странно взглянул на нее, вертя в руках почти уцелевшее блюдце.
— Смотря какой смысл вкладывать в слово «дорогой»… Этот сервиз я купил для Линды в антикварном магазине в Риме. Через пару месяцев после нашей свадьбы.
Он говорит о женщине, которая оставила его с собакой, наверняка не задумавшись, нужна ли та ему, — размышляла Делия.
— У нее был день рождения… — продолжал Джонатан. А Делию уже начинало раздражать это.
Кто ему сказал, что она хотела знать подробности о его бывшей жене? — Ей исполнилось тогда двадцать два. Мы ужинали в маленьком ресторанчике… Уже не помню точно, в каком. Кажется, что такие вещи навсегда останутся в памяти, но многое, к сожалению, забывается со временем…
— Вы в разводе? — спросила Делия, желая закрыть неприятную тему, тем более что воспоминания вовсе не делали Джонатана счастливым.
— В разводе? — Он взглянул на нее почти испуганно. — Нет!
Только этого мне не хватало! — пронеслось в ее голове.
— Смотрите, — заговорила она быстро и неестественно оживленно, — это блюдце почти целое. Если мы поставим его сколом назад, никто ничего не заметит. — — Нет, — уверенно ответил Джонатан и бросил блюдце в коробку с мусором. — Битая посуда пригодна лишь для разведения микробов.
Линда хранила в доме только качественные и неповрежденные вещи.
Делия моргнула. Он сказал — «хранила». Это резануло ей слух и заставило серьезно задуматься. Итак, его жена оставила собаку… Но она ни за что не оставила бы здесь любимые вещи… Они не были в разводе. Линда мертва. От пришедшей в голову догадки у нее похолодели руки.
— Если, — пробормотала она неуверенно, — если эта посуда застрахована…
— Застрахована? — Джонатан уставился на коробку с осколками. — Разве можно оценить в денежном эквиваленте воспоминание о дне, проведенном когда-то с любимым человеком?
Делия нервно сглотнула, жалея, что не осталась, как ее просили, в гостиной. Теперь было слишком поздно. Она потревожила его старые раны, всколыхнула жуткую боль и не могла просто так уйти.
— Что с ней произошло?
Джонатан резко повернул голову и посмотрел так, будто она являлась первым человеком, осмелившимся прямо задать ему этот вопрос.
— Восемь с половиной лет назад в машину Линды врезался грузовик. Он ехал слишком быстро. Даже если бы водитель заметил ее «ситроен», все равно не успел бы затормозить вовремя.
Делия растерянно махнула рукой в сторону осколков.
— Мне очень жаль… — Ей хотелось подойти к нему и обнять, согреть своим теплом. Но жесткость и отчужденность в его глазах не позволяла ей этого сделать.
— Сервиз — это мелочь по сравнению с остальными трагедиями, случающимися с нами в жизни. Так, всего лишь куча разбитой посуды…
Разбитых воспоминаний.
— Воспоминания не бьются, как тарелки, Джонатан, — возразила Делия.
Он взглянул на нее и согласился:
— Пожалуй, вы правы…
— Если они бережно хранятся, ничто не в состоянии потревожить их. А все остальное — лишь поддержка воспоминаний, возможно, излишняя. Когда теряешь фотографии, теряешь, по сути, лишь бумагу с изображениями. Память всегда живет у нас в душе и в сердце, — закончила она говорить и добавила, чтобы разрядить трудную ситуацию:
— Пожалуй, я пойду укладывать Нолли. Вы в порядке?
— Да-да, за меня не беспокойтесь.
— Джонатан, насчет ужина… — начала было она.
— Об этом не волнуйтесь, — перебил он ее.
— Как же…
— И о проживании в этом доме тоже. Два с половиной месяца — не такой уж и большой срок. Мы что-нибудь придумаем.
А ведь он твердо решил, что позволит ей остаться максимум на несколько дней. И когда эти несколько дней успели превратиться в полный срок, проставленный в этом фиктивном договоре? Как это произошло? Он запутался в своих мыслях, потерялся между прошлым и настоящим.
Его сердце сжалось в ледяной комок, когда он поднял коробку с разбитым сервизом Линды. Он сделал несколько шагов и прислонился к косяку, не в состоянии двигаться дальше. Как долго удавалось ему держаться за воспоминания!
Только так он и выжил. Сейчас ему стало невероятно страшно: если бы судьба отобрала и это, у него ничего не осталось бы…
— Джонатан…
— Что! — почти выкрикнул он и окинул тяжелым взглядом Делию с ребенком на руках, ненавидя ее в эту секунду за сострадание. Она отступила на шаг, будто боясь обжечься о его взгляд.
— Я просто… Мне показалось, вам плохо.
— Все в порядке. Простите, я не хотел повышать голос. — Он не сердился на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18