Сергей ДЯЧЕНКО
ШРАМ


ПРОЛОГ
...откуда явился он и куда лежит его путь.
Он бродит по миру, как бродят по небу созвездья.
Он скитается по пыльным дорогам,
и только тень его осмеливается идти следом.
...........................
Говорят, что он носит в себе силу... ...но не этого мира.
...даже маги избегают его, ибо он неподвластен им.
Кто встанет на его пути по воле судеб или по недомыслию -
проклянет день этой встречи...
...помыслы неведомы, избранных он умеет одарить.
Дороги служат ему, как псы...
Горные вершины и камни далекого моря, холмы...
...и ущелья, нивы... ...его тайну от людей.
........................................
...лесов и предгорий, равнин и побережий, тропинки и тракты...
И говорят, что вечно он будет бродить и скитаться.
Остерегись встречи с ним - на людной ярмарке...
...или в берлоге отшельника - ибо он всюду...
...И порог твоего дома не услышит ли однажды поступь Скитальца?


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЭГЕРТ

1
Стены тесной таверны уже сотрясались от гула пьяных голосов. После
чинных взаимных тостов, после соленых шуточек, после веселой потасовки
пришло время танцев на столе. Танцевали с парой служанок - те,
раскрасневшиеся, трезвые по долгу службы, но совершенно одуревшие от
блеска эполетов, от всех этих пуговиц, ножен, нашивок и страстных
взглядов, из кожи лезли вон, лишь бы угодить господам гуардам.
Грохались на пол бокалы и кувшины; причудливо изгибались серебряные
вилки, придавленные лихим каблуком. Веером, как колода карт в руках
шулера, летали по воздуху широкие юбки; от счастливого визга звенело в
ушах. Хозяйка таверны, мудрая тощая старуха, отсиживалась на кухне и лишь
изредка высовывала нос из своего убежища - знала, плутовка, что
беспокоиться нечего, что господа гуарды богаты и щедры, что убытки
возместятся с лихвой, а популярность заведения лишь возрастет стократ...
После танцев гуляки умаялись - шум голосов несколько поутих,
служанки, отдуваясь и на ходу поправляя неполадки в одежде, наполнили
вином уцелевшие кувшины и принесли из кухни новые бокалы. Теперь, немного
опомнившись, обе стыдливо опускали ресницы, соображая, не слишком ли
вольно вели себя до сих пор; одновременно в душе у каждой таилась горячая
надежда на что-то неясное, несбыточное - и всякий раз, когда запыленный
ботфорт будто ненароком касался маленькой ножки, эта надежда, вспыхнув,
заливала краской юные лица и нежные шеи.
Девушек звали Ита и Фета, и немудрено, что подвыпившие гуляки то и
дело путали их имена; впрочем, многие из гостей уже едва ворочали языком и
не могли больше говорить комплименты. Страстные взгляды замутились, а
вместе с ними понемногу угасла девичья надежда на несбыточное - когда в
дверной косяк над головой Иты вдруг врезался тяжелый боевой кинжал.
Сразу стало тихо; даже хозяйка высунула из своей кухни обеспокоенный
лиловый нос. Гуляки оглядывались в немом удивлении, будто ожидая увидеть
на прокопченном потолке грозное привидение Лаш. Ита сначала раскрыла в
недоумении рот - а осознав наконец, что случилось, уронила на пол пустой
кувшин.
В воцарившейся тишине отодвинулся от стола тяжелый стул; давя
ботфортами черепки разбитого кувшина, к девушке неспешно приблизился
некто, чей пояс был украшен пустыми кинжальными ножнами. Зловещее оружие
извлечено было из дверного косяка; из толстого кошелька явилась золотая
монета:
- Держи, красавица... Хочешь еще?
Таверна взорвалась криками и хохотом. Господа гуарды - те, кто еще в
состоянии был двигаться - радостно колотили друг друга по плечам и спинам,
радуясь такой удачной придумке своего товарища:
- Это Солль! Браво, Эгерт! Вот свинья, право слово! А ну, еще!
Обладатель кинжала улыбнулся. Когда он улыбался, на правой щеке его у
самых губ проступала одинокая ямочка; Ита беспомощно стиснула пальцы, не
сводя с этой ямочки глаз:
- Но, господин Эгерт... Что вы, господин Эгерт...
- Что, страшно? - негромко спросил Эгерт Солль, лейтенант, и от
взгляда его ясно-голубых глаз бедняжка Ита покрылась испариной.
- Но...
- Становись спиной к двери.
- Но... господин Эгерт... сильно выпимши...
- Ты что, не доверяешь мне?!
Ита часто замигала пушистыми ресницами; зрители лезли на столы, чтобы
лучше было видно. Даже пьяные протрезвели ради такого зрелища; хозяйка,
немного обеспокоенная, застыла в кухонных дверях с белой тряпкой
наперевес.
Эгерт обернулся к гуардам:
- Ножи! Кинжалы! Что есть, ну!
Через минуту он был вооружен, как еж.
- Ты пьян, Эгерт, - проронил, будто невзначай, другой лейтенант по
имени Дрон.
В толпе гуардов вскинулся смуглый молодой человек:
- Да сколько он выпил?! Это же клопу по колено, сколько он выпил, с
чего это он пьян?
Солль расхохотался:
- Верно! Фета, вина!
Фета повиновалась - не сразу, механически, просто потому, что не
повиноваться приказу гостя у нее никогда не хватало смелости.
- Но... - пробормотала Ита, глядя, как в горло Солля опрокидывается,
журча, винный водопад.
- Ни... слова, - выдавил тот, вытирая губы. - Отойдите... все.
- Да он пьяный! - крикнули из последних зрительских рядов. - Он же
угробит девчонку, дурачье!
Последовала возня, которая, впрочем, скоро стихла - кричавшего,
по-видимому, переубедили.
- Бросок - монета, - пояснил Ите пошатнувшийся Эгерт. - Бросок -
монета... Стоять!!
Девушка, попытавшаяся было отойти от дубовой двери, испуганно
отшатнулась на прежнее место.
- Раз, два... - Солль вытащил из груды оружия первый попавшийся
метательный нож, - нет, так неинтересно... Карвер!
Смуглый юноша оказался рядом, будто только и ждал этого окрика.
- Свечи... Дай ей свечи в руки и одну - на голову...
- Не-ет! - Ита расплакалась. Некоторое время тишину нарушали только
ее горестные всхлипывания.
- Давай так, - Солля, похоже, осенила незаурядная мысль, - бросок -
поцелуй...
Ита вскинула на него заплаканные глаза; секунды промедления было
достаточно:
- Лучше я! - и Фета, оттеснив товарку, встала под дверью и приняла из
рук хохочущего Карвера горящие свечные огарки...
...Десять раз срезал клинок трепещущее пламя, и еще дважды вонзался в
дерево прямо над девичьей макушкой, и еще трижды проходил на палец от
виска. Пятнадцать раз лейтенант Эгерт Солль целовал скромную служанку
Фету.
Считали все, кроме Иты - она удалилась на кухню рыдать. Глаза Феты
закатились под лоб; меткие руки лейтенанта нежно лежали у нее на талии.
Хозяйка смотрела печально и понимающе. У Феты обнаружился жар; господин
Солль, обеспокоенный, сам вызвался проводить ее в ее комнату; отсутствовал
он, впрочем, не так уж долго, и, вернувшись, встречен был восхищенными,
слегка завистливыми взглядами.
Ночь перевалила через наивысшую свою точку и вполне могла называться
утром, когда компания покинула наконец гостеприимное заведение; Дрон
сказал в спину пошатывающемуся Эгерту:
- Все матери в округе пугают дочек лейтенантом Соллем... Ты,
пройдоха!
Кто-то хохотнул:
- Купец Вапа... Ну, тот богач, что купил пустой дом на набережной...
Так вот, он привез из предместья... молодую жену, и - что ты думаешь? -
ему уже донесли... Бойтесь, говорят, не чумы и разорения, бойтесь гуарда
по имени Солль...
Все захохотали, и только Карвер нахмурился, услышав упоминание о
купцовой жене. Бросил сквозь зубы:
- То-то я думаю... Кто-то вякнул по простоте душевной, а купец теперь
глаз не смыкает... Сторожит...
Он раздраженно тряхнул головой - видимо, купцова жена не первый день
занимала его мысли, а ревнивый муж ее успел досадить уже одним своим
существованием.
Эгерт, пошатнувшись, остановился, и благостная рассеянность на его
лице понемногу уступила место интересу:
- Врешь?
- Если б врал, - отозвался Карвер неохотно. Похоже, разговор был ему
в тягость.
Вся компания понемногу встала; кто-то заинтригованно хмыкнул.
Эгерт вытащил из ножен шпагу, свою знаменитую, древней работы шпагу,
и торжественно объявил, обращаясь к узкому лезвию:
- Даю обет... Что купец не убережется ни чумы, ни разорения, ни...
Последние его слова потонули в новом взрыве хохота. Карвер помрачнел
и втянул голову в плечи.

Славный город Каваррен был столь же древен, сколь и воинственен. Ни в
одном другом городе не жили бок о бок столько славных потомков древних
династий; ни в одном другом городе не произрастало рядом такое количество
генеалогических древ. Нигде более не ценились столь высоко отвага и умение
владеть оружием - сравниться с этой доблестью могло разве что умение
выращивать бойцовых вепрей.
Любой дом в Каваррене мог при необходимости выдержать натиск
многосотенного войска - так крепки и толсты были стены, так неприступно
темнели узкие окна, так много стальных шипов там и сям торчало из ворот и
дверей. В подвале каждого дома бережно хранился целый арсенал
разнообразнейшего оружия, а над крышей гордо развевалось украшенное
бахромой знамя. На внешней стороне ворот обычно красовался герб, один вид
которого обратил бы в бегство целую армию - так много там было когтей и
зубов, горящих глаз и свирепо оскаленных пастей; сам же город был обнесен
крепостной стеной, а ворота были снабжены столь угрожающими атрибутами,
что, вздумай даже Харс-Покровитель Воинов атаковать Каваррен - лишился бы
головы либо бежал без оглядки.
Но более всего Каваррен гордился своим элитным полком, полком
гуардов. Стоило в хоть сколько-нибудь уважаемой семье родиться сыну, как
отец тут же добивался зачисления розового крохи в славные воинские ряды.
Ни одно празднество не обходилось без парада; улицы и без того спокойного
городка неустанно патрулировались, кабачки процветали, а матери строго
призывали дочерей к благоразумию, а время от времени случались и дуэли, о
которых потом говорили долго и с удовольствием.
Впрочем, гуарды славились не только попойками и похождениями. В
истории полка были победы в кровопролитных войнах, которые весьма часто
вспыхивали в старые времена; нынешние гуарды, потомки славных бойцов
прошлого, не раз являли воинское искусство в стычках со злобными, хорошо
вооруженными бандами разбойников, время от времени наполнявших окрестные
леса. Все уважаемые люди города провели молодость в седле и с оружием в
руках.
Однако, самым страшным событием в истории города была отнюдь не
какая-нибудь война или осада, а Черный Мор, явившийся в Каваррен много
десятилетий назад и за три дня сокративший число горожан едва ли не вдвое.
Против Мора бессильны оказались и стены, и укрепления, и острая сталь.
Каварренские старики, пережившие в детстве Мор, любили рассказывать внукам
страшные истории; от всех этих ужасов юноши могли повредиться в уме, не
обладай молодость счастливой способностью - выпускать из левого уха
наставления, только что влетевшие в правое.
Эгерт Солль был плоть от плоти родного Каваррена, был верным сыном и
воплощением его доблестей. Умри он вдруг, в одночасье, в возрасте двадцати
с половиной лет - он мог бы, пожалуй, стать духом Каваррена; впрочем, в
красивую белокурую голову взбредало все что угодно, только не мысли о
смерти.
Пожалуй, Эгерт вообще не верил в ее существование - это он-то,
успевший убить на дуэли двоих! Оба случая имели широкую огласку, но,
поскольку речь шла о чести и все дуэльные правила были строго соблюдены, о
Солле говорили скорее с уважением, нежели хоть сколько-нибудь осуждая.
Рассказы же о прочих поединках Солля, в которых противники его отделались
ранами или увечьями, попросту служили хрестоматийными примерами для юношей
и подростков.
Впрочем, с некоторых пор Эгерт дрался на дуэли все реже - не потому,
что иссяк его боевой азарт, а потому, что все меньше было охотников
напороться на его фамильный клинок. Солль был самозабвенным мастером
фехтования; с тринадцати лет, когда взамен детской шпажонки отец
торжественно вручил ему семейную реликвию с витой рукояткой, шпага стала
единственной его игрушкой.
Неудивительно поэтому, что у Солля совсем не было врагов - что
какой-то мере уравновешивалось избытком друзей. Друзья встречали его в
каждой таверне, друзья сонмищем следовали за ним по пятам - и невольно
становились свидетелями и участниками его буйных забав.
Обожающий всякого рода опасность, он находил особую прелесть в танцах
на лезвии бритвы. Однажды на спор он влез по внешней стене на пожарную
каланчу - самое высокое сооружение в городе - и трижды прозвонил в
колокол, вызвав тем самым немалую тревогу. Лейтенант Дрон, заключивший с
Соллем пари, вынужден был поцеловать в губы первую встречную даму - а дама
оказалась старой девой, тетушкой бургомистра, то-то был скандал!
В другой раз пострадал гуард по имени Лаган - он проиграл пари, когда
Солль на глазах у всех оседлал здоровенного бурого быка, свирепого, но
совершенно оцепеневшего от такой наглости. Зажав в зубах конскую уздечку,
Лаган тащил Солля на плечах от городских ворот до самого дома...
Но больше всех доставалось Карверу.
Они были неразлучны с детства - Карвер льнул к Соллю и был привязан к
нему, как брат. Не особенно красивый, но и не урод, не особенно сильный,
но и не самый слабый, Карвер всегда проигрывал сравнение с Эгертом - и в
то же время принимал на себя отблеск его славы. С малых лет он честно
зарабатывал право называться другом такой выдающейся личности, снося порой
и унижения, и насмешки.
1 2 3 4 5 6 7 8