Что вы скажете о таком, например? Аннабел родилась восемнадцатого апреля, но я находился по делам во Франции весь июнь, июль и август предыдущего года.
Это означает… Маргарет мысленно отсчитала назад от апреля, и по коже ее пробежал холодок.
— Но Аннабел могла родиться преждевременно. — Она бессознательно отвергала его выводы. — Множество младенцев рождаются раньше срока. — Она весила почти девять фунтов. — Но… — Маргарет пыталась увязать поразившее ее сообщение с тем, что ей было известно. Все вокруг не щадили сил, чтобы рассказать ей, как был Филипп очарован Роксаной. Хотя то, что Филипп любил Роксану, еще не значило что она отвечала ему тем же.
— Неужели мне наконец удалось заставить вас замолчать?
— Но зачем было Роксане заводить роман в такое время когда в случае ее беременности было бы ясно, что отец не вы?
— Не все женщины так хитры, как вы.
— Я говорю не о хитрости, я говорю о здравом смысле, Или о самосохранении, если угодно.
— Нет, мне не угодно! Мне угодно все это забыть!
— «Если б желания были конями, то нищие ездили бы верхом», — процитировала Маргарет.
— Избавьте меня от банальностей!
— Ладно, долой банальности. Только факты. Вы считаете, что Аннабел не ваша дочь.
— Я знаю, что Аннабел не моя дочь. Я не прикасался к Роксане с того дня, когда вернулся в Англию и обнаружил, что та, которой я доверял, наставила мне рога.
В голосе его Маргарет уловила отзвук страдания и поежилась. Неверность Роксаны была страшным ударом по его гордости. Иметь Аннабел в доме в качестве постоянного напоминания…
Маргарет вздохнула. Вот воистину ирония судьбы. Она — дочь Мейнуаринга, но он отказался признать ее потому, что она незаконнорожденная, а Аннабел не дочь Филиппа, и все же он должен был признать ее, так как был женат на ее матери.
— Но почему Роксана завела роман? — спросила Маргарет.
— Вы думаете, я не задавал себе этот вопрос снова и снова? — Руки его сжались в кулаки. — Хотя какая разница? Она это сделала. — Да, — медленно сказала Маргарет, почему-то почувствовав грусть из-за неизвестной ей Роксаны. У нее было все, чего может пожелать женщина: муж, который ее обожал, положение в обществе, денег больше, чем она могла когда-нибудь потратить, — и она все это отшвырнула. Все, что осталосьпосле нее, — маленькая дочь, оказавшаяся на попечении человека, который совершенно не желал о ней заботиться; человека, которого Роксана так унизила, отвергнув его. Маргарет глубоко вздохнула, готовясь бороться за этого ребенка.
— Грех Роксаны не оправдывает вашего обращения с Аннабел.
— Мне не нужны никакие оправдания!
— Очень жаль! Ну подумайте, Филипп. Большая часть… — Маргарет не сразу подыскала нужное слово, — проблем Роксаны обязана своим происхождением воспитанию, которое дала ей Эстелла, и при этом вы поручили Эстелле воспитывать Аннабел. Это ведь неизбежно приведет к тому, что все недостатки Эстеллы будут усвоены еще одним поколением. По мнению света, Аннабел — ваша дочь. Так будьте же ей отцом.
— Отцом… — Филипп захлебнулся от ярости.
— Почему бы и нет? — не сдавалась Маргарет. — Я могла бы понять ваше нежелание, будь она мальчиком, который унаследует ваш титул, но она не мальчик. Она девочка. В свое время она выйдет замуж и уедет от вас. Почему она должна прожить всю жизнь, оглядываясь на того, кого она считает отцом, с ненавистью и отвращением? — Ее голос зазвучал громче от подавленных воспоминаний о собственных горестях, но Филипп был слишком поглощен своими чувствами и ничего не заметил. — Это невозможно! — Мне кажется, вы готовы принести любые жертвы ради солдат, но не желаете принести ни одной ради беззащитного ребенка. Неужели дело в том, что Роксана ранила вашу гордость, а Аннабел — живое напоминание о том, что вы не всемогущи? Что не все в вашей власти? Филипп поднял руку, и Маргарет невольно отступила. Лицо его стало тяжелым и непреклонным, а глаза сверкали от ярости. Маргарет затаила дыхание, уповая на то, что он возьмет себя в руки, прежде чем сделает нечто такое, о чем ему придется пожалеть.
К счастью, он резко повернулся, направился к двери и широко распахнул ее; дверные петли при этом протестующе скрипнули.
Филипп захлопнул за собой дверь с такой силой, что задребезжали оконные стекла; Маргарет же опустилась в кресло, откинула голову и глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. Она надеялась, что никогда больше не увидит человека в такой ярости. На какую-то долю секунды ей показалось, что он действительно ударит ее.
Но почему он так разъярился? Роксана уже много лет как умерла. Почему до сих пор его так задевает то, что произошло? Может ли быть, что, несмотря на поступок Роксаны, он все еще любит ее?
Эта мысль встревожила Маргарет.
Глава 15
По дороге к дому Кэрринггонов колесо кареты попало в яму, и Филипп чуть не выругался. Он прижал пальцы к вискам, пытаясь унять усиливающуюся головную боль. Не помогло. Боль продолжала пульсировать, безжалостно стискивая виски.
«Я не могу заболеть, — сказал он себе. — У меня слишком много дел, чтобы слечь в постель. Пусть в данный момент это и кажется весьма заманчивой перспективой».
Перспектива казалась бы еще заманчивее, если бы он смог прихватить с собой в постель для компании еще и Маргарет, Он взглянул на нее. Она смотрела в окно на темные улицы. Его взгляд медленно скользнул по одинокому локону, выбившемуся из узла волос, завязанных на макушке, и остановился на небольшой ямке рядом с ухом.
Он вспомнил восхитительный запах розы, исходивший от ее кожи, когда он теребил вот это ушко, и его охватил неожиданный порыв вожделения. Он напрягся, пытаясь обуздать нарастающую тяжесть в чреслах при этом соблазнительном воспоминании.
Да, он не прочь бы слечь — при условии, что Маргарет будет рядом как можно дольше.
Сначала он обнимет ее, а потом… Его глаза рассматривали ее тело с не меньшим вниманием, чем он изучал в детстве блюдо, поданное на десерт. Казалось, эта женщина состоит из множества аппетитных частей, каждая из которых создана специально для его удовольствия.
Он с удовлетворением вспомнил, какое сильнейшее наслаждение испытал, погрузившись в ее тело и обнаружив, что оно еще никогда не уступало страсти ни одного мужчины. Но пусть у нее еще не было любовника — это не означает, что она не обзаведется им в будущем.
Голова заболела еще сильнее при воспоминании о пережитых им потрясении и ужасе, когда он, вернувшись в Лондон, обнаружил, что его молодая жена наставила ему рога. Вспомнил безразличие на лице Роксаны, когда он упрекнул ее в неверности после рождения Аннабел. Вспомнил, как она позволила соскользнуть со своих роскошных плеч зеленому шелковому пеньюару. Вспомнил, как она улыбнулась ему и сказала, что это он во всем виноват — оставил ее одну, а сам уехал во Францию воевать на какой-то глупой войне. Вспомнил, как она заявила, что это не имеет никакого значения, потому что Аннабел не мальчик и не унаследует его титула.
Вот и Маргарет сказала то же самое, когда призывала его отнестись к ублюдку Роксаны как к родной дочери. Неужели все женщины так думают?
— Неужели ни у одной женщины нет чувства чести? — Филипп понял, что говорит вслух, когда услышал голос Маргарет.
— Это риторический вопрос? — спросила она, пытаясь рассмотреть выражение его лица при тусклом свете каретной лампы. То, что она увидела, не предвещало' ничего хорошего. Лицо его было напряжено, оно выражало страдание, словно он боролся с каким-то сильным чувством. Или с болезнью. Она нахмурилась, вспомнив, какое красное было у него лицо во время обеда. И говорил он отрывисто, но тогда ей показалось, что его резкость — следствие их недавнего спора. Но теперь она не была в этом так уверена.
— Не важно, — ответил Филипп.
— Вы не заболели? — спросила Маргарет.
— Я никогда не болею. — Безапелляционность этого заявления была подпорчена громким чиханьем.
Маргарет сочла за благо придержать язык. Ухаживая за Джорджем, она поняла, что даже самые добрые мужчины становятся раздражительными, когда заболевают. А Филиппа вряд ли можно назвать добрым. Глаза ее сузились, когда она вспомнила бедняжку Аннабел. Добрый человек принял бы дитя в свое сердце. Особенно после того как Роксана умерла. А он этого не сделал.
И все же Филипп привел Неда и его жену в свой дом, вместо того чтобы оставить их на улице либо сунуть им немного денег и забыть об их существовании. Вечером Лорейн сказала, что Филипп отсылает их завтра утром в своей карете в поместье — а ведь он просто мог купить им билеты на дилижанс. Такой поступок очень близок к тому, что можно с достаточной уверенностью назвать добрым делом.
Наверное, Филипп — самый сложный человек из всех, с кем она сталкивалась. Поведение его не поддается простым объяснениям.
Карета наконец добралась до парадных дверей Кэррингтонов и остановилась; выстояв в очереди гостей, чтобы поздороваться с хозяевами, они получили возможность войти в бальный зал.
Маргарет окинула взглядом переполненное помещение, отыскивая Друзиллу.
— Кого вы ищете? — спросил Филипп.
— Того, с кем можно поговорить о вашем законопроекте, — солгала Маргарет. Филипп скорчил гримасу.
— Вряд ли от этого будет толк. Я уже много месяцев говорю об этом, и, клянусь, мне не удалось убедить никого.
Вид у него был расстроенный, и Маргарет встревожилась. Не похоже на Филиппа — допустить возможность поражения. Как правило, он всегда во всем уверен. Даже когда явно не прав. Может, он в самом деле заболел? Она нерешительно посмотрела на лихорадочный румянец, горящий на его худых скулах. Маргарет показалось, что румянец стал еще ярче, чем был за обедом.
«Не твое дело, как он себя чувствует», — сказала она себе. Пройдет немного времени, она исчезнет из его жизни, и совершенно очевидно, что он забудет о ней через неделю.
От этой мысли ей почему-то стало зябко и захотелось побыть немного наедине с собой, чтобы восстановить душевное спокойствие, которое она неизменно утрачивала в присутствии Филиппа.
— Мне нужно пройти в дамскую комнату, — сказала она, выбрав такое место, куда он не сможет за ней последовать. К счастью, он молча кивнул, и она поспешила прочь.
— Леди Чедвик, как я рада снова вас видеть! — заговорила с ней у входа в дамскую комнату низенькая толстая женщина в немыслимом пурпурном тюрбане.
Маргарет ответила ей вежливой улыбкой, отчаянно пытаясь вспомнить, как ее зовут. И не смогла. «Оно и неудивительно», — извинила она себя за промах. С тех пор как она приехала в Лондон, ее знакомили с сотнями людей, и, за немногими исключениями, их почти нельзя было отличить друг от друга.
— Я видела, как вы вошли, и подумала: а где же моя дорогая Эстелла? — изливалась дама.
Миссис Вустер! Наконец-то Маргарет вспомнила ее, когда она дала ей ключ к отгадке. Это была та дама, которая пила чай у Эстеллы в день ее приезда в Лондон.
— Эстелла будет позже, — сказала Маргарет. — Она хотела сначала побывать у своих друзей на музыкальном вечере.
— У Фэншоу. Музыка будет отнюдь не восхитительная.
— Вряд ли это имеет значение, — сказала Маргарет. — Когда я была как-то на музыкальном вечере, гости не закрывали рта в течение всего концерта.
— И угощение будет неважное. — Миссис Вустер пропустила замечание Маргарет мимо ушей. — Фэншоу в полном упадке. Еще один неудачный набег на карточные столы — и у них в доме появится судебный пристав. Бедному Фэншоу так не везет.
— Если это так, я думаю, для него благоразумнее было бы не играть в карты. — Маргарет украдкой глянула мимо дамы, пытаясь понять, как улизнуть, не обидев ее.
— Ах, он ничего не может поделать. Это, видите ли, у него в крови. Все Фэншоу — заядлые игроки. Скажите, а ваш батюшка сегодня здесь?
От такой внезапной перемены разговора Маргарет заморгала. Неужели миссис Вустер соревнуется с Эстеллой за привилегию заполучить имя Хендрикса и, что куда важнее, его состояние?
— Я его еще не видела, — уклончиво ответила она.
— Он такой славный. — Миссис Вустер театрально вздохнула, и Маргарет с трудом подавила усмешку, представив себе своего батюшку, за которым гонится по всему Лондону толпа толстых дам в пурпурных тюрбанах.
Но тут же Маргарет напомнила себе, что Хендрикс ей не отец. Ее отец — Мейнуаринг, Хендрикс же просто очень дальний родственник и славный старик. Славный старик, который будет убит, узнав, что она не дочь ему; что Мэри Хендрикс в действительности умерла.
Во рту у Маргарет появился металлический привкус от сознания своей вины, и она судорожно сглотнула.
— Все удивляются, почему он так и не женился вторично. — Едкий голос миссис Вустер проник в грустные мысли Маргарет.
— Но ведь до недавнего времени он не знал, что мамы нет в живых и что он может снова вступить в брак. — Маргарет нашла правдоподобное объяснение. Как ни странно, но слова ее словно наэлектризовали миссис Вустер.
— Как это верно! Мне никогда не приходило в голову… Скажите, — миссис Вустер схватила Маргарет за запястье, — он говорил что-нибудь о том, что хочет опять жениться?
Маргарет попробовала высвободиться, но миссис Вустер сжала ее руку еще сильнее. Маргарет нужно было выбирать — либо потребовать, чтобы эта особа освободила ее руку, и устроить сцену, либо…
Наклонившись вперед, словно намереваясь сказать что-то по секрету, она понизила голос и проговорила;
— Странно, что вы задали этот вопрос, миссис Вустер, но как раз сегодня утром папа говорил, что ему хотелось бы обзавестись наследником, который получил бы его имение. А по какому-то другому поводу он сказал, что в этом году в свете хороший урожай дебютанток, так что, я полагаю, он намерен жениться на одной из них.
— Что? — Миссис Вустер отпустила руку Маргарет и отпрянула от нее как ужаленная.
— А, вот и вы! Я-то удивлялся, что вас так задержало. Пойдемте, музыка уже началась. Миссис Вустер. — Поклон, отвешенный Филиппом этой даме, был шедевром прохладной вежливости.
Маргарет была настолько же рада увидеть его сейчас, насколько ей хотелось избавиться от него несколькими минутами раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42