— Пока не кончится Конгресс! Но ведь он может продолжаться не один месяц!
— Не один год, — .мрачно предположил Генри. — Вы же знаете, этим политикам только дай поговорить.
— Куда отвели Джорджа? — спросила Маргарет.
— В тюрьму на западной окраине города. Мерзкое, сырое место, по каменным стенам течет вода.
Услышав это, Маргарет испугалась. Джордж не вынесет пребывания в таком месте. Врач, навещавший его во время последней болезни, так встревожившей Маргарет, говорил, что для слабых легких особенно опасны холод и сырость. Она должна вызволить Джорджа из этого места, пока он окончательно не расхворался.
— Может, мне стоит обратиться к британскому послу, как вы думаете? — спросила она.
— Я сразу попытался это сделать, — ответил Арманд, обращая в прах все ее надежды. — Но этот вредный тип сказал, что ради такого нестоящего человека он не рискнет вызвать неудовольствие Чедвика.
«Конечно, посол не станет помогать, — с горечью подумала Маргарет. — Аристократы держатся вместе, и всякий, не входящий в их круг, может идти ко всем чертям. Но ведь должен же быть какой-то способ освободить Джорджа…» И вдруг она вспомнила об оставшейся у нее горстке монет.
— Арманд, а нельзя ли подкупить кого-нибудь, чтобы его выпустили? Тот покачал головой.
— Уже пробовал. Никто не хочет навлечь на себя недовольство генерала или Чедвика. Они согласны только посмотреть сквозь пальцы, если я принесу теплые одеяла и еду. То есть согласны, если мы им заплатим.
Маргарет торопливо открыла свой ридикюль и высыпала почти все деньги в руку Генри.
— Вы позаботитесь, чтобы он ни в чем не нуждался?
— Он нуждается только в одном — выбраться оттуда, — пробормотал Генри, уходя.
Нет, Джордж нуждается в другом — в здравом смысле, подумала Маргарет, потирая лоб, потому что у нее разболелась голова. Она опустилась на стул, откинула голову на спинку и попыталась придумать какой-то план действий, но страх мешал ей. Мысль о бедном Джордже, запертом в сырой камере, приводила ее в ужас. А под этим ужасом таился бессильный гнев. Чедвику вовсе незачем было сажать Джорджа под замок. Джордж ни для кого не представляет никакой угрозы. Он и жульничать-то толком не умеет. Он ведь неплохой человек и от природы наделен способностью различать, что хорошо, а что плохо.
Слишком взволнованная, чтобы усидеть на месте, Маргарет принялась ходить по комнате. Нужно что-то .делать, но ? что? Устроить побег из тюрьмы — это совершенно нереально а значит, нужно добиться освобождения Джорджа. Но каким образом? Арманд уже обращался к британскому послу и noлучил отказ. А генерал помогать не станет, потому что не хочет портить отношения с Чедвиком.
Вдруг в голове у Маргарет мелькнула мысль, заставившая ее замереть. Если генерал посадил Джорджа за решетку потому, что этого потребовал Чедвик, стало быть, генерал и освободит Джорджа, если того потребует Чедвик.
Она тяжело вздохнула. Это предположение выглядит вполне резонным, но осуществимо ли оно? К каким аргументам может она прибегнуть, чтобы убедить Чедвика освободить Джорджа? Сострадание к пожилому человеку? А если она пообещает увезти Джорджа из Вены, как только его выпустят? Может быть, это подействует? Если же нет…
Маргарет попыталась преодолеть усиливающееся чувство страха. Она не может бросить Джорджа на произвол судьбы, Она не только любит этого человека, но еще и обязана ему: стольким, что никогда не сумеет полностью ему отплатить. Она должна найти какой-то способ и добиться его освобождения.
— Проклятие! — Филипп шагал по дорогому восточному ковру в своем кабинете, и каблуки его блестящих высоких сапог оставляли слабые вмятины на ворсе. Он быстро дошел до другого конца кабинета и резко повернулся к человеку, стоящему у письменного стола. — Не могут ли ваши сведения быть неверны? — спросил Филипп.
Месье Дюпре покачал головой; он явно был огорчен тем, что принес дурные вести.
— К сожалению, нет, милорд. Я сам проверил все факты, и от них никуда не деться. Любовник леди Хендрикс бросил ее с дочерью через десять месяцев после того, как они уехали из Англии, Произошло это в монастыре Пречистого Сердца Девы Марии. Он сказал добрым сестрам, что вернется за ними, когда миледи родит дитя, которое носит под сердцем. К несчастью, леди Хендрикс умерла при родах, и младенец тоже — девочка умерла от лихорадки спустя несколько месяцев.
Филипп рассеянно потер подбородок, пытаясь отыскать в сообщении месье Дюпре слабые места.
— А ваш осведомитель не мог вам солгать?
— Мои сведения получены от самой матери-настоятельницы. Я очень сомневаюсь, чтобы она могла солгать. И еще она дала мне вот это для передачи отцу девочки. И он протянул Филиппу пакет, который держал в руках. Филипп выложил содержимое пакета на стол. Там оказалось несколько сложенных листков бумаги и золотой медальон. Филипп взял его и принялся рассматривать при теплом свете свечей. Его охватило гнетущее чувство поражения — oн узнал герб Хендрикса.
— Мать-настоятельница сказала, что это было у девочки на шее, когда они приехали. Она сохранила медальон, чтобы отдать его тому, кого они считали отцом девочки, когда он вернется.
— Нельзя строить никаких планов, рассчитывая на женскую верность, — сказал Филипп. — Я так понял, что любовник леди Хендрикс больше не вернулся?
Месье Дюпре покачал головой.
— По словам матери-настоятельницы, никто ни разу не осведомился ни о леди Хендрикс, ни о девочке. Вряд ли этому следует удивляться. Это маленький монастырь неподалеку от Клюни — города в восточной части центральной Франции. Если бы не дотошность одного из моих сыщиков, я ни за что не добрался бы до истины. Жаль только, что я не смог доставить вам, милорд, более приятные сведения.
— Это просто чудо, что вам вообще удалось напасть на их след, — отозвался Филипп. Открыв верхний ящик стола, он извлек оттуда тяжелый кожаный мешочек, который и вручил французу. — За ваши усилия и забывчивость. Тот кивнул.
— Ну разумеется, милорд. Я уже все забыл.
— А я запомню ваши возможности, равно как и вашу осмотрительность. Если я смогу быть вам чем-либо полезен, обращайтесь ко мне не стесняясь.
— Вы слишком добры, — проговорил месье Дюпре. — Вы будете в Вене во время Конгресса? Филипп покачал головой.
— Нет. Я намерен уехать как можно скорее. Вена напоминает сейчас парк Воксхолл с гуляющей там по ногам публикой. Слишком много здесь людей, у которых нет никакой цели, но зато слишком много выпивки.
— И слишком много интриг, — добавил месье Дюпре. — Лично я уезжаю немедленно. — Он подбросил мешочек на руке, с удовольствием ощутив его вес. — Цены здесь просто убийственные. Венские коммерсанты неплохо заработают за время Конгресса.
— Так мне говорили. Мне повезло, что лорд Каслрей устроил меня здесь в качестве гостя мистера Кэттеринга, — сказал Филипп, провожая месье Дюпре до входной двери.
Он увидел, как месье Дюпре под проливным дождем сбежал по ступеням и прыгнул в поджидавший его экипаж; потом Филипп вернулся в кабинет. Блеск медальона привлек его внимание, и Филипп в отчаянии уставился на него. Надежды его рухнули. Мэри Хендрикс давно умерла, и все потому, что ее мать нарушила брачный обет.
Он нахмурился. Леди Хендрикс получила по заслугам, когда любовник бросил ее, но ребенок не заслуживал того, чтобы его оторвали от родного дома и любящего отца и увезли на чужбину. Филипп подошел к камину; он был так расстроен, что не мог стоять на одном месте. Он размышлял о том, как ему теперь поступить, и смотрел невидящим взглядом в синеватые глубины пляшущего пламени. Если он сообщит Хенд-риксу о своем открытии, старик непременно свяжет его имя с этими дурными вестями, и это неизбежно приведет к тому, что Хендрикс не поддержит его законопроект о солдатских пособиях.
Предположим, он не расскажет Хендриксу о том, что узнал. Поскольку Хендрикс понятия не имеет, что он, Филипп, занимался поисками его дочери, .можно просто замолчать этот факт. Но в таком случае Хендрикс и дальше будет тратить остаток своей жизни на бесполезные поиски.
Филипп обернулся, услышав внезапный стук в дверь.
— Войдите, — сказал он, решив, что это дворецкий с сообщением от лорда Каслрея.
Это действительно оказался дворецкий, но принесенное им сообщение было не от лорда Каслрея.
— Милорд, какая-то женщина хочет видеть вас. Брови у Филиппа поднялись, потому что дворецкий вместо слова «леди» употребил слово «женщина».
— Она очень настойчива, милорд, — добавил дворецкий. — Говорит, что у нее важное дело.
«Важное для нее», — презрительно отметил про себя Филипп.
— Хорошо, проводите посетительницу сюда. Ни к чему ей стоять в коридоре и беспокоить мистера Кэттеринга.
— Скорее она может обеспокоить миссис Кэттеринг. милорд, — заметил дворецкий. Затем он повернулся, жестом предложил женщине войти в кабинет и вышел, закрыв за собой дверь.
Взглянув на свою неожиданную посетительницу, Филипп был поражен. «Она не просто могла бы обеспокоить миссис Кэттеринг, — подумал он, усмехнувшись. — Она могла бы довести эту эгоцентричную молодую даму до истерики».
Женщина вошла в кабинет и остановилась в десяти шагах от Филиппа, словно не хотела подходить к нему слишком близко. Почему-то эта мысль вызвала у Филиппа раздражение.
В отместку он принялся открыто рассматривать ее, позволив своему взгляду задержаться на холмиках грудей, обрисованных намокшей шерстяной тканью платья. Он удивился, ощутив внезапно, как тело его невольно напряглось; ему стало немного не по себе. Не похоже на него столь бурно реагировать на женщину, пусть даже такую красивую, как эта. А она действительно была красива. Он попытался отыскать какой-нибудь изъян в утонченном совершенстве изящно выточенного лица, но изъянов не было. Пепельно-белокурые волосы, прекрасный цвет лица, а глаза…
Внимание Филиппа привлекли огромные синие глаза, занимавшие на этом лице главное место. Казалось, они полны горечи, которая немедленно вызвала у него недоверие. Он лучше других знал, что верить тому, что говорят женские глаза, глупо. Филипп решительно заставил себя отвести взгляд, но тогда оказалось, что он смотрит на ее прекрасно очерченные губы. Они были сочного розового цвета. Непроизвольно он подумал о том, как было бы приятно их целовать.
— Кто вы такая? — бросил он; голос его звучал неестественно — он не знал, как с ней держаться.
Маргарет в отчаянии смотрела в жесткие карие глаза Чедвика. В них не было ни мягкости, ни сочувствия. Ни в глазах, ни в резко очерченных чертах лица. Как же мог Джордж даже подумать о том, что его можно обжулить и что это сойдет ему с рук?
«А на что надеюсь я сама? — подумала девушка, и горло ее сдавила безнадежность. — Чедвик — английский аристократ, а сочувствие или хотя бы чувство справедливости не относится к главным добродетелям этих людей».
Маргарет посмотрела ему в глаза и сразу напряглась, заметив в их глубине заинтересованный блеск. Слишком часто она замечала эту жадную, хищную реакцию мужчин на ее красоту, чтобы не узнать ее теперь.
— Полагаю, у вас есть имя. — Нетерпеливый голос Филиппа вторгся в ее мысли.
— Маргарет Эбни, — с трудом выговорила она, в то время как единственное, чего ей хотелось, — это повернуться и убежать в относительную безопасность своих наемных комнат. В самом присутствии Чедвика она ощутила угрозу, чего раньше с ней никогда не бывало.
Маргарет отчаянно пыталась удержать свою тающую храбрость. Она так давно ненавидит аристократов, что приписывает им силу, которой они не обладают. «Чедвик — всего лишь мужчина, — уверяла она себя. — Единственная разница между ним и Джорджем — то, что судьба наградила Чедвика титулом и богатством».
— Маргарет Эбни… — Его низкий голос словно попробовал ее имя на вкус, и Маргарет ощутила в груди какой-то странный трепет. — Скажите, Маргарет Эбни, для чего именно вы добивались встречи со мной?
— Я пришла просить вас освободить Джорджа Гилроя, — выпалила она.
Филипп нахмурился, пытаясь вспомнить, о ком идет речь, и не смог.
Маргарет недоверчиво смотрела в его ничего не выражающее лицо. Посадить человека в тюрьму — и даже не помнить его имени!
— Джордж — это тот, с кем вы вчера вечером играли в карты, и он попытался…
— Передернуть, — помог ей Филипп. Он был так сильно разочарован, что сам удивился. Значит, эта красотка связана с тем нелепым дураком, у которого хватило наглости полагать, что можно обмануть его, Филиппа.
— Пожалуйста, попросите выпустить его, — сказала Маргарет. — Его посадили в тюрьму.
— Где он и останется, пока не кончится Конгресс, — равнодушно произнес Филипп. — Пара месяцев, в течение которых у него не будет никаких других занятий, кроме размышлений об ошибочности избранного им образа жизни, принесут ему большую пользу.
— Не он выбрал этот образ жизни, а случай! — В этом возгласе выразилось все отчаяние Маргарет. — Тот же случаи, который сделал вас графом. Ведь свое положение вы не заработали и даже не заслужили.
Филипп сощурился. От волнения глаза у Маргарет заблестели серебристым блеском, а на бледных щеках появился нежный румянец. Едва увидев ее, он подумал, что она красива; теперь он убедился в том, что она больше чем красива. Это просто бриллиант чистейшей воды.
Филипп не понимал, зачем она тратит время на нищего капитана Шарпа. С такой внешностью она легко может найти себе покровителя с гораздо более глубокими карманами. Если только она не воспользовалась этим Гилроем, чтобы добраться до Вены, где собрались самые богатые и влиятельные люди со всей Европы. Но если это так, зачем она пытается вызволить его из тюрьмы? Почему бы ей просто-напросто не забыть о нем и не найти себе другого покровителя?
Разве только… Горло ему стиснуло от душного вожделения. Не использует ли она свою предполагаемую заботу о Гилрое как способ заинтересовать собой его, Филиппа? Видимо, нет. Если женщина хочет завлечь мужчину, она не явится к нему в поношенном платье, которое с презрением отвергла бы даже его горничная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42