использовать свое богатство bq благо людям. Порой прогресс — штука очень дорогостоящая. Но начинать когда-то надо.
— Десять, — наконец объявил Хардвелл, выводя за дверь последнего счастливчика — презентатора. — Остальных я отправлю по домам.
— Ну, видите? — Окрыленная первым успехом, Даймонд встала из-за стола, проверила булавки на своей шляпке и принялась натягивать перчатки. — Ничего страшного не произошло. Вы должны признать, что в ходе нашей лотереи мы обнаружили несколько интересных предложений. — Она взглянула на своего казначея. — Сколько мы потратили?
Казначей поправил очки и занялся арифметическими подсчетами, которые пришлось бы переделывать, если бы в этот момент что-то вывело его из состояния сосредоточенности. Однако когда он оторвался от бумаг, готовый дать ответ, Даймонд и все, кто был в зале, с тревогой смотрели на дверь.
За тяжелыми дубовыми панелями нарастал шум: какая-то многоголосица, топот ног, и все это перекрывал командный голос Хардвелла Хамфри.
— Пожалуйста, идите домой! Говорю вам: сегодня мисс Вингейт и совет директоров больше не будут ни с кем встречаться!
Дверь распахнулась, и в комнату ворвались резкие звуки, шум, гвалт, но Хардвелл навалился на панель всем своим грузным телом и захлопнул ее спиной.
— Да они все с ума посходили, — пропыхтел он. — Просто обезумели — потрясают своими визитками и требуют вас!
Глухие удары, доносившиеся с той стороны, грозили сломать дверь.
Столь неуправляемая реакция толпы расстроила Даймонд.
— Это была лотерея, — удивленно проговорила она. — Я же сказала им, что у них будет шанс… Я никогда не говорила, что мы выслушаем и спонсируем всех.
Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и в образовавшийся проем люди из коридора увидели Даймонд.
— Она там!
— Мисс Вингейт, нам нужна ваша помощь!
— Мисс Вингейт… вы должны взглянуть на мой распылитель для удобрений!
— Сюда! — Хардвелл схватил девушку под локоть и потащил к двери, наполовину скрытой занавеской, в дальнем конце зала. Это был выход на хлипкую пожарную лестницу, ведущую к переулку за зданием корпорации «Вингейт».
— Мне надо с ними поговорить, Хардвелл, — воспротивилась Даймонд, решительно остановив его у двери. — Я должна сделать так, чтобы они поняли.
— Они не настроены слушать, — заявил он, заглядывая ей через плечо. — Беги, благотворительница, а то не доживешь до завтра. Быстрей!
Внезапно дверь распахнулась и в зал хлынули люди.
— Вон она! — Все заметили Даймонд возле запасного выхода и ринулись к ней. Директора «Вингейт» отчаянно пытались восстановить свою плотную шеренгу, но их усилия увенчались лишь временным успехом. За это время Хардвелл как раз успел набросить на дверь засовы и нырнуть на узкую железную лестницу.
Крепко держась за перила, они спустились по опасным ступенькам на тротуар и поспешили к своей карете в дальнем конце узкой улочки. Нед, старый добрый кучер Даймонд, с испуганным лицом метался на углу возле кареты.
Сзади виднелась маленькая кучка людей… с рулонами-проектами, бухгалтерскими журналами и различными приспособлениями-изобретениями. Все они потрясали визитками мисс Вингейт. Завидев Даймонд и Хардвелла, Нед рывком распахнул дверцу кареты, запрыгнул на кучерскую ступеньку и махнул им рукой, призывая садиться.
Толпа настигла Даймонд и Хардвелла как раз в тот момент, когда они подбежали к карете. Во время мгновенного замешательства Даймонд атаковали презентаторы. Она тут же оглохла от их крика. Нед и Хардвелл едва удержались на ногах. С их помощью она подхватила свои юбки и забралась в салон. Хардвелл рванулся следом за ней, дверца захлопнулась, и уже через секунду тяжелое черное ландо тронулось с места. В толпе раздался рев разочарования.
Мгновение в карете было тихо: Даймонд и Хардвелл Хамфри сидели в полном молчании, потом начали медленно поправлять одежду, отряхивать юбки и брюки. Даймонд подняла глаза и оглядела сломанный хвостик из перьев белой цапли, свисавший с ее ультрамодной шляпки. Из уст девушки вырвался протяжный страдальческий вздох. Эх, не всегда это хорошо — быть самой богатой женщиной Балтимора!
Услышав приглушенный возглас удивления, девушка подняла голову и увидела потрясенное лицо Хардвелла, с которым, он выглядывал из оконца кареты.
— Боже правый! Да когда же они наконец успокоятся? — Даймонд прильнула к окну. Интересно, в чем дело? Какой-то малый трусил за каретой по пыльной улице.
— Мисс Вингейт… — Бежавший мужчина уже поравнялся с экипажем. Его длинные руки и ноги отчаянно месили воздух. — Если вы только взглянете на мою… стремянку с моторчиком, увидите, как это практично… — Парню удалось просунуть в переднее окно сверток бумаг, и тот покатился по полу у их ног. В ответ Хардвелл высунул голову в оконце кареты и рявкнул:
— А ну убирайся отсюда! Слышишь?
— Если бы она только… — тяжело дыша, мужчина одной рукой прихлопывал свой прыгающий котелок, а другой удерживал на носу очки, — выслушала мое предложение…
— Мисс Вингейт больше не принимает никаких предложений, черт возьми! — Хардвелл попытался поднять стекло, но быстро оставил эту попытку и хватил кулаком по крыше, дав знак кучеру ехать быстрей.
Проситель пробежал рядом с каретой еще несколько шагов.
— Мисс Вингейт! — Его напряженный голос начал стихать. — Вы моя последняя надежда!
Даймонд обернулась и взглянула через овальное заднее оконце на усталую согбенную фигуру, вскоре исчезнувшую в пыли. Когда ее не стало видно, Даймонд расслабленно откинулась на сиденье и снова расправила юбки. На душе было тошно.
Отчаянные нотки в голосе этого парня проникали, гнездились в самых потаенных уголках сердца… «Моя последняя надежда»… Из головы никак не шла его героическая попытка преследования кареты. Этот несчастный был одним из многих, отчаянно нуждающихся в помощи. И всякий раз она, Даймонд, оказывалась их последней надеждой.
Но почему последней? Почему не первой? Не главной? Ответ она знала, и знала давно. Видно, таков ее крест — быть палочкой-выручалочкой для других. Иначе почему ее все время осаждают бедные и несчастные?
Она подняла голову и увидела, что бывший опекун насмешливо разглядывает ее встревоженное лицо.
— Мне надо было хотя бы его выслушать, — пролепетала она.
— Стремянка с моторчиком, — фыркнул Хамфри, — какая глупость! Вы только что закончили раздавать тысячи долларов таким же, как он, кретинам.
— Инвестировать, — поправила она. — И могла бы инвестировать на несколько тысяч больше.
Хардвелл посмотрел на нее в упор и раздраженно фыркнул.
— Ты же не можешь исправить весь мир!
— Я и не собираюсь исправлять весь мир, — она вздернула подбородок, — просто пытаюсь сделать его чуть лучше… делаю то, что, на мой взгляд, правильно… то, чему меня учили с детства.
Хардвелл проворчал что-то нечленораздельное, потом опять откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. Оба понимали: здесь она его уложила на лопатки.
После безвременной кончины отца Даймонд одиннадцать лет назад Хардвелла Хамфри и его жену Анну назначили опекунами девочки. Они делали все возможное, чтобы привить наследнице Вингейтов собственные представления о христианской морали, следили за тем, чтобы Даймонд не была избалована роскошью, показывали ей изъяны этого мира и воспитывали в ней серьезный, ответственный подход к собственному богатству.
Усилия опекунов увенчались успехом. С первых дней жизни с ними Даймонд выказывала необыкновенную склонность к состраданию и филантропии. Она охотно дарила деньги, еду и одежду всем нуждающимся, но очень рано поняла, что помочь людям «сделать себя»в этом мире гораздо важней и достойней, чем просто давать им средства к существованию. К своему шестнадцатилетию Даймонд уже помогла открыть несколько новых бизнес-предприятий и благотворительных организаций из личных дотаций и незащищенных ссуд.
Но к моменту рокового восемнадцатилетия щедрость Даймонд снискала себе всенародную и тревожную известность. Хардвелл и Анна призадумались. Уж не перегнули ли они палку с принципом «сними с себя последнюю рубашку и отдай ее ближнему»? Надеясь подготовить Даймонд к жизни в высшем обществе Балтимора, Хардвелл и Анна обратились за помощью к жене одного из ведущих балтиморских финансистов. Эвелин Стэнхоуп Вассар решила, что ее дочери, Кларис, будет полезно открыть свой первый сезон в свете вместе с подругой, а посему согласилась приглядеть за самой богатой невестой Балтимора.
Дебют Даймонд состоялся перед самым ее восемнадцатилетием. Девушка стала явлением светского сезона в Балтиморе — обласканная друзьями, обожаемая матронами, избалованная вниманием джентльменов и отпрысков балтиморской элиты.
Богатый и влиятельный Бэзил Вингейт оставил все свое состояние дочери, не ограничив ее юридически. С того дня, когда ей исполнилось восемнадцать лет, не было никого, кто мог бы сказать ей «нет»… или потребовать «нет» от нее.
— Ты, конечно, знаешь, что мы не против твоей благотворительности, — проговорил Хардвелл. Его обычно приветливое лицо помрачнело. — Но это уже слишком… Каждый раз, когда ты выходишь за порог собственного дома, нас атакуют со всех сторон. У ворот собираются целые делегации. На той неделе это была настоятельница сиротского приюта со своими грустными детишками. Сегодня — недоумок, который набросился на нашу карету…
— Он просто хотел показать мне, как работает его агрегат.
Хардвелл ласково накрыл тонкую руку девушки своей большой ладонью.
— Ты слишком мягкосердечна, милая Даймонд. Посмотри, что было с людьми, чьи дома сгорели во время пожара на Хэмпден-стрит. Понадобилась целая неделя, чтобы разобрать тот хаос, который они оставили во флигеле. Ты же не можешь всю жизнь раздавать деньги, будто ты всеобщая добрая тетушка, а твои деньги — центовые мятные лепешки!
Даймонд хмуро взглянула на опекуна. Как жаль, что ее деньги — не центовые мятные лепешки! Один хороший дождичек — и от них осталась бы огромная сладкая гора.
— Ты должна научиться говорить «нет», милая, — Хардвелл внимательно посмотрел ей в лицо, еще раз убедившись в правоте своих подозрений, — или найти кого-то, кто мог бы делать это за тебя. Мужа, например. — Тон сделался резче. — Сдается мне, что единственное предложение, на которое ты отвечала отказом за последние пять лет, — это предложение о замужестве.
Даймонд съежилась под его взглядом.
— О-ох! Чуть не забыли! — Девушка метнулась к окну. Придерживая свою шляпу за узкие поля, она высунула голову из окна кареты и крикнула Неду: — Обязательно останови у пошивочного ателье Мартина и Савоя — надо забрать Робби!
Хардвелл тихо застонал.
— Как будто у нас и без того не хватает на сегодня забот…
Даймонд умолкла и продолжила разговор мысленно… по крайней мере свою партию диалога.
Муж… Глаза девушки сузились. Нужен он ей как корове седло. Подумать только — склонять колени перед неким мужчиной с крепкими кулаками и страстью говорить «нет»! Выслушивать от него, как, когда и где она не должна тратить свое состояние! И это при том, что сорить деньгами — единственное развлечение, которое скрашивает ее жизнь.
Вообще-то было время — не так уж и давно, — когда Даймонд подумывала о замужестве. Муж, полагала она, — ее единственная надежда на детей и семью. А семья — это то, чего она никогда не имела при всем своем богатстве и привилегиях. Возможность создать собственную семью была для нее так привлекательна, что она долгих четыре года высматривала для себя жениха, с одной стороны, страшась зависимости от мужчины, с другой — отчаянно желая завести детей и собственную семью.
Потом, три месяца назад, появился кузен Робби.
На порог ее дома пришла женщина с сомнительной внешностью и прошлым. Она привела с собой мальчика-сироту и заявила, что этот неотесанный паренек — двоюродный брат Даймонд, и настояла на том, чтобы он вернулся в лоно семьи. Старое письмо и поразительное физическое сходство между ней и мальчиком заставили Даймонд взять его в свой тихий дом, в котором она жила со своими престарелыми опекунами. С тех, пор все изменилось.
Она вспомнила энергию Робби, его энтузиазм и непочтительность к строгим правилам общества, в которое он попал. Это был вороватый и смышленый маленький шкодник с дурными манерами. Даймонд улыбнулась.
Теперь у нее имелись зачатки настоящей семьи: Хардвелл и Анна — друзья и замена родителям, а Робби — ребенок, ее ребенок. Жизнь стала практически полной. Зачем ей какой-то муж?
Мелькнула мысль: а что ей делать с тремя женихами?
Глава 3
Мартин и Савой были лучшими портными в Балтиморе. Их пошивочное ателье являлось символом элегантности. По стенам — старинные полки из красного дерева с отрезами лучших тканей, на мраморных прилавках — весь ассортимент галантереи. В Балтиморе это был своего рода закрытый джентльменский клуб. Лишь очень состоятельные граждане могли позволить себе дорогие ткани и изысканный пошив, который здесь предлагался.
Даймонд помедлила на ступеньке крыльца перед отделанными стеклом дверями — пригладила лацканы жакета и поправила высокую шляпку. Когда она шагнула внутрь, на нее пахнуло давно знакомым: шерстяной материей, горячим утюгом на Стачиваемой подкладке и трубочным табаком. Эти запахи всколыхнули воспоминания о том времени, когда она приходила сюда со своим отцом. Девушка оглядела интерьер ателье в поисках Робби. С тех пор как они оставили его здесь по пути на совет директоров, прошло больше трех часов. За это время ему наверняка успели сделать все примерки.
Она окликнула хозяина, месье Мартина, который взял за правило самолично приветствовать своих богатых и влиятельных клиентов. Ответа не последовало, и девушка прошла мимо прилавков и столов, заглядывая то туда, то сюда. В ателье стояла зловещая тишина. Никого — ни клерка, ни подмастерья.
И тут из задней двери, ведущей в примерочные и мастерскую, до нее донеслись приглушенные удары и раздраженные голоса. Кричал Робби, который отрицал, что имеет какое-то отношение к… чему-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40