Но при всем этом индивидуальность еще не пробуждена, а душа находится как бы в дремотном состоянии и действует, не отдавая себе отчета в своей личности, т.е. вследствие инстинктивных эмоций. Однако растения с разветвленным уже корнем, ветвями и листьями обладают большею в этом отношении ясностью и образуют особый мир вследствие того, что их клеточная ткань кишит уже невидимыми жизнями.
В растительном царстве развиваются также враждебные стороны, т.е. два растения могут обладать противоположными флюидами, и в таком случае они не выносят друга друга.
В растении, таким образом, явно обозначается основа будущего человека: растение пьет, питается, переваривает пищу, спит и имеет нервную систему, восприимчивую к флюидам, теплу, холоду, свету. Следовательно, оно уже готово перейти в животное царство.
Животная жизнь начинается, конечно, с пород наименее развитых, которые понемногу приобретают свободу передвижения. В этой стадии инстинкт представляет переходную ступень к сознанию и рассудочной деятельности. Чтобы совершенствоваться, работать и развивать свои способности, в животном пробуждаются две великие силы природы, а именно труд и борьба за существование. Оно вынуждено искать себе пищу и защищаться от врагов, а значит, думать, соображать и даже лукавить. Затем наступает потребность защищать самку и потомство; причем пробуждается третий могучий двигатель души – любовь, закон притяжения.
В этом периоде приходят в действие все зачатки добра и зла; животное любит, ненавидит, становится хищным, ревнивым, благодарным, мстительным, хитрым, сладострастным, алчным, но… не имеет еще свободной воли. Пороки его и добродетели ограничены природой, которая воздерживает его от того, что могло бы слишком вредить ему; но, готовясь обратиться в душу человеческую и приобретя указанные могучие двигатели умственной жизни, в животном просыпается сознание ответственности -
совесть. В характере животного его личность уже весьма ярко выражена, и в сфере своего понимания оно отлично знает, поступает ли дурно или хорошо. Кроме того, в нем уже процветают упрямство, леность, непокорность, и оно испытывает страх наказания. В животном совесть представляет уже внутренний и неподкупный голос, ведущий его к исполнению долга, и служит инстинктивным основанием совести человеческой, но в иной степени развития, понятно.
– Прости, учитель, еще за один вопрос: есть ли у животного также духовный язык, т.е., может ли оно, подобно человеку, обмениваться мыслями? – осведомился Калитин.
– Несомненно, у животного есть свой духовный язык, но с ограничениями, соответствующими той степени развития, на которой оно находится. Пойми, что в животном одинаково таится божественная психическая искра, одаренная всеми теми зародышами развития, какими обладает человек, или даже дух совершенный, в которого ему предназначено обратиться. Значит, существуют и корни языка мысли, на котором ему придется говорить; а так как ему подобные стоят на одинаковой с ним степени развития, то они прекрасно понимают друг друга.
– А имеет ли животное представление о смерти?
– У нормального животного, даже довольно низкой породы, существует представление о телесной смерти, которой оно боится, и оно старается избегать могущих вызвать ее случайностей. У высшего животного есть даже сознание Божества, т.е. могущества, от которого все зависит. Сознание это, конечно, смутное, темное, но все-таки настолько глубокое, что в опасности или беде оно взывает к Нему.
Говоря о сознании смерти у животного, забыл прибавить, что ощущения его во время великого перехода в потусторонний мир – похожи с ощущениями человека, стоящего на низкой степени развития. Животное испытывает тот же страх, смущение и сильный, вырывающий астральное тело электрический толчок, а затем наступает полное беспамятство. Наоборот, пробуждение его в том мире и возврат сознания совершается быстрее и легче, нежели обремененного преступлениями человека. А теперь мы подошли к великому моменту, когда начинается человеческая жизнь души.
– И вместе к тому моменту, когда душа, по странной случайности, пятится как будто назад, так как большинство людей, в особенности в диком состоянии, бывают более грубы, враждебны, свирепы, мстительны и жестоки, нежели животное, – со вздохом заметил Калитин.
– Это верно. Дух животного, сделавшись человеком, становится на вид хуже, потому что его не сдерживают более мудрые законы природы, бывшие ему до этой поры неприступной преградой. Но это не означает, собственно, что он идет назад, ибо в глубине его души таятся все приобретенные им добрые качества, а его увлекают до помрачения рассудка грубые, разнузданные страсти вследствие полной свободы их проявления. Только со временем, в жизненных испытаниях, он успокоится, научится преодолевать себя, начнет смотреть на все правильно и обуздает свои инстинкты.
Представь себе, например, диких обитателей этого мира, если бы им внезапно открылись тайны нашей науки и они явились бы обладателями того могущества, которым располагаем мы. Подумай, как бы они их применили? Ослепленные, не зная, что делать с сокровищами, которыми они не умеют пользоваться, не сдерживаемые более обязательным послушанием, они стали бы наглыми, расточительными злоумышленниками, опасными как для себя, так и для других, пока не достигли бы должного равновесия.
– Понимаю, учитель, но об одном также очень любопытном предмете ты ничего не сказал мне. Мы, люди, пользуемся великим благом иметь духов-покровителей, невидимых наставников, которые вдохновляют, поддерживают и также оберегают нас от невидимых нашим грубым глазом врагов. Как же обстоит дело относительно животных? Мне кажется, раз им предназначено стать людьми, им следовало бы также иметь какое-нибудь оккультное покровительство.
– Ты совершенно прав. На всем пути восхождения неразрушимая психическая искра имеет покровителей, соответствующих степени его развития. Чем ниже дух на лестнице совершенства, чем менее очерчена его индивидуальность, тем менее обращают внимания на него лично; но по мере того как сознание индивидуальности отделяет его от массы, наблюдение за ним становится более необходимым. Ты согласишься, конечно, что понимать и направлять дух инфузории легче, чем твой, а потому твой руководитель должен быть совершенно иного склада, нежели у инфузории.
В этом, как и во многих других вопросах мирового хозяйства, все, конечно, должно быть в соответствии. Так, чтобы направлять первые шаги мира животного, назначаются также духи животных, но стоящие много выше их по развитию. Такая работа не только развивает их способности, но служит им полезным занятием; в то же время они расплачиваются за то, чем сами некогда пользовались.
В виде такого непреложного взаимоотношения великая эволюция идет подобно бесконечной цепи, движимая единым законом, поднимаясь медленно, но твердо, начиная с души, не осознающей себя, еще бесчувственной, но связанной с атомом материи, один другому помогая, друг друга поддерживая и постепенно доходя до духа совершенного. Но и здесь еще далеко не конец. Громадная идущая вверх спираль поворачивает, так сказать, и те, кто достиг известной высоты, спускаются вновь, чтобы работать, блюсти, руководить, поддерживать тех, кто еще поднимается; кольцо замкнуто, и это perpetuum mobile никогда не останавливается.
Дахир задумчиво умолк, Калитин также погрузился в свои думы и только через минуту заметил:
– Благодарю, учитель. Чем более посвящаешь ты меня в тайны творения, тем ничтожнее и невежественнее себя я чувствую. Слепцами проходим мы к таинственной лестнице совершенства, которая развертывается внутри и вокруг нас. Когда окинешь взором общую картину пройденного и остающегося впереди пути, тогда только начинаешь понимать непостижимую мудрость, создавшую это исполинское движение, управляемое столь простым законом, которого тем не менее вполне достаточно, чтобы содержать в совершенном порядке такие разнообразные и многочисленные его следствия.
– Да, друг мой, Мудрость неисповедимого Существа непостижима для нас, атомов, а между тем бесконечная благость Создателя одарила нас силой подняться до Него, понемногу изучая величие Его творений, и соединиться с Ним порывом души. Те же, кто в невежестве своем отрицают существование верховного Существа, надутые своим мелким людским тщеславием и опутанные нелепыми рассуждениями, всегда казались мне невыразимо смешными.
– Ты вполне прав, учитель. Одно лишь невежество способно породить неверие и небытие; тот же, кто понимает, насколько мудры и чудесны законы, правящие развитием души, не может быть атеистом.
Он умолк, а после минутного размышления добавил:
– Скажи, учитель, как может человечество после целого ряда веков прогресса и умственного труда, погрузиться в такой общественный, религиозный хаос, подобный тому, который я имел несчастие пережить на умершей Земле?
Не могу себе представить, как могли дойти до такого падения ученики ваши, те избранные, которым выпало на долю счастье знать вас, пользоваться вашими уроками и понимать непреложные, правящие нами законы. Даже для наших учеников, существ низших, но просвещенных вами, такое страшное падение составляет загадку.
– Мы и вы все, бессмертные, привезенные сюда нами, составляем особые существа, вырванные судьбою из среды заурядного человечества, и я надеюсь, что ни один из вас не очутится в среде отсталых.
– Отсталых? Кого же подразумевать под этим именем? И что совершили они, чтобы заслужить такое название? – с любопытством и тревогой спросил Калитин.
Дахир грустно улыбнулся.
– Для того чтобы выяснить этот вопрос, нужно обрисовать в общих чертах ход развития человечества по циклам. Кроме того, в течение циклов, следующих один за другим на той или другой планете, духовное население ее меняется, и те же роли разыгрываются новыми актерами, поднимающимися снизу по общественной лестнице Вселенной. Стало быть, вакханалия, свидетелем коей ты был, явилась просто повторением, только весьма дополненным и шире поставленным подобных же фактов.
Картина, которую я хочу нарисовать тебе, относится к далекому прошлому нашей старой родины, но повторится и в далеком будущем того мира, где мы теперь находимся. В те времена, когда память о нас, погребенная под пеплом веков, сохранится лишь в сказках и легендах, наставления наши станут не чем иным, как отдаленными, туманными и непонятными преданиями.
Таким образом, в ту эпоху, когда известный цикл заканчивается какой-нибудь великой катастрофой, актеры мировой сцены разделяются: одни поднимаются на высшую планету, другие спускаются на низшие земли, в качестве насадителей прогресса и, наконец, третьи, весьма развитые умственно, но нравственность которых находится далеко не на одинаковой высоте, остаются на земле и представляют собою «падших ангелов». Таинственное сказание, повторяющееся во всех мирах, как нашей, так и соответствующих ей, систем. Перенесись мысленно ко времени подобного конца цикла. Разбор совершился; одни поднялись, другие спустились, а полчища третьего рода получили от высших судей и руководителей повеление остаться на той же земле, чтобы научить людей, прибывших с низшей планеты, всему, что разум их исследовал, изучил и усвоил относительно веры, общественности, науки и нравственности. «Вы станете во главе этих слабых разумов и обучите их тому, что видели, узнали и чему сами были научены» – таков приговор. Теперь возвращаюсь к «отсталым». Им не особенно льстит возложенная на них, хотя и высокая миссия, и они чувствуют себя очень несчастными. Они разлучены со старыми приятелями, друзьями и недругами, словом, со всей той духовной семьей, на которой в течение многих веков сосредоточивались и привязанности их, и вражда. А тебе ведь известно, что это последнее чувство дает более всего забот среди скуки вечной жизни.
И оба рассмеялись при этом замечании, а потом Дахир продолжал:
– Итак, наши «отсталые», рассерженные и полные презрения ко вновь прибывшим духам, все-таки вынуждены так или иначе воплощаться среди них.
Духи, которых волны периодических переселений разумных масс подняли в новый мир, стоят во всех отношениях ниже прежних его обитателей; они чувствуют себя не на своем месте, словно заблудились, не умея применять и пользоваться всеми предоставленными им сокровищами.
Однако если плотский покров и забвение многое скрывают от этих «отсталых», то все-таки они не лишены высокого разума, приобретенного знания и интуиции, оживляющей воспоминания. Вскоре «отсталые», рассеянные среди масс, начиная узнавать друг друга – не как отдельных лиц, а как равных, сплачиваются, берутся за обломки уцелевших от крушения преданий, образуют прочную между собою цепь и… становятся повелителями невежественной толпы, которую призваны были вести и поучать.
Зная, что власть над человеческой совестью самая прочная, хитрые и жаждущие господства «отсталые» снова восстанавливают священство и из глубины храмов, окруженных таинственностью, властвуют над невежественными народами, поклоняющимися им и вместе с тем их страшащимися, ввиду того, что те ходатайствуют за них перед Божеством, без Коего нельзя существовать. Эти законодатели нового цикла говорят – и небезосновательно, между прочим, – что они представители Бога на земле. Но, увы, плохие представители. Тем не менее, они действительно поставлены были высшей волей руководить младшими братьями, установить богопочитание, законы, наметить путь восхождения к Божеству и оживить науки и искусства, хранителями коих они остались.
Но вместо терпимости и любви, которые должны бы проявлять достойные этого имени наставники, «отсталые» дают полную волю своему тщеславию и эгоизму, пользуясь своими знаниями и применяя силы природы исключительно с целью внушать страх, чтобы упрочить свою власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39