Повсюду поля для гольфа, и Дромоленд-Касл не исключение. Странно, она могла бы поклясться, что шотландцы – куда более ярые приверженцы этого спорта.
Мужчина заметил, что она уставилась на него, и, сняв шапочку, пожелал ей доброго утра.
Молли энергично помахала в ответ, чувствуя, как лицо и шею заливает краска облегчения. Господи, какая она трусиха! Разве можно так паниковать?
Но в глубине души Молли сознавала, что отныне будет реагировать подобным образом на каждого незнакомого мужчину, внезапно возникшего перед ней. До тех пор, пока не поймают похитителя Эммы.
В это время Рамзи звонил Вирджинии Тролли. По описанию Эммы полицейский художник создал портрет человека лет сорока с редеющими волосами, острым подбородком и густыми усами. Серые, широко расставленные глаза, большие оттопыренные уши. Эмма сказала, что именно поэтому он носит вязаную шапку. Стыдится своих ушей. Основной приметой, конечно, были его зубы. Если только он не догадается пойти к дантисту, что весьма сомнительно.
Трудно сказать, насколько точным был словесный портрет, нарисованный девочкой, но надо же с чего-то начать. Рисунок размножили и раздали полицейским и агентам ФБР.
Конечно, теперь можно попытаться его узнать. Уже легче. Но он не сдался. Молли это знала. И стоит им вернуться, как все повторится сначала.
Молли решила, что они не поедут в Денвер. Она увезет Эмму в другой город и сменит фамилию. Тогда уж их никто не отыщет. Денег у нее достаточно, фотограф она хороший и всегда найдет работу. Разумеется, придется все начинать заново, но ей не привыкать. В конце концов, до сих пор самым большим ее достижением были снимки Луи в «Роллинг стоун» шесть лет назад. Должно быть, редактор давно ее забыл.
Эмма подобрала с земли крошки, слепила в комочек и бросила ненасытной утке.
– Эй, Эм, – окликнула Молли, – может, когда вырастешь, будешь ресторатором?
Утки перестали крякать, отлично понимая, что поживы больше нет и, следовательно, рассчитывать не на что. Они вперевалочку направились к озеру, хлопая крыльями и прихорашиваясь.
– Что это такое, мама?
– Человек, которому платят за то, чтобы он готовил обеды на разные праздники. Попробуешь множество вкусных вещей. Но не забудь, надо уметь придумывать всякие штуки, какими украшают блюда. Это очень трудно. Правда, слепила же ты яблоко из хлеба, значит, можешь стать настоящим кулинаром-дизайнером.
– А мне придется еще и самой кормить всех этих людей?
– Эмма, это шутка?
Эмма, немного подумав, вздохнула:
– Кажется, нет, мама.
– Не волнуйся, не придется. Они взрослые и могут сами держать в руках вилку.
Молли еще раз оглядела сказочный пейзаж и прижала к себе девочку. Ей отчаянно хотелось спросить, о чем она думает, что чувствует, но Молли боялась. Вдруг Эмма сорвется?
Она объявила весело и жизнерадостно, словно на сердце не было забот:
– Сегодня такое солнышко, киска! Что, если нам устроить пикник в Банретти-Касл? Вчера из-за дождя мы почти ничего не увидели. Рамзи говорит, что в ясные дни там чудесно.
Эмма довольно улыбнулась, как обычно при упоминании о Банретти-Касл, замке, расположенном к востоку от Лимерика, где в тысяча шестьсот сорок четвертом году родился Уильям Пенн <Уильям Пени (1644 – 1718) – основатель английской колонии в Северной Америке, получившей название Пенсильвания>. Там же его отец, адмирал Пенн, сдался врагу во время гражданской войны и уплыл от позора в Америку. Эту и множество других историй о пенсильванских квакерах поведал им Рамзи, выросший недалеко от Харрисберга.
Эмма деловито вытерла руки о джинсы и кивнула:
– Мне хотелось бы подняться по той лестнице. Может, сумею вскарабкаться на самый верх, и Рамзи не придется меня нести. Давай поедем, ма! Томми сказал, что скоро будут ходить тури.., туристические автобусы, но пока еще рано.
Молли недоуменно моргнула. Какой сейчас месяц?
Конец мая? Все изменилось так жестоко и необратимо, что она иногда забывала день недели, не говоря уже о числах.
– Да, сезон еще не начался. Но так даже лучше: народу меньше.
Всего месяц назад она целыми днями работала с камерой, совершенствуя свое мастерство Жизнь была прекрасна. Осенью Эмма собиралась пойти в школу, и обе с нетерпением ждали этого дня. И во г теперь все в руинах, и неизвестно, что будет впереди.
– Смотри, мама! – воскликнула Эмма, вытягивая левую руку. – Это Томми подарил. – На среднем пальце красовалось серебряное колечко тонкой работы с фиолетовым камешком. – Он сказал, оно кельтское.
Молли задумчиво смотрела на маленькую изящную ручку.
– Чудесное кольцо. Томми сегодня утром его подарил?
– Нет. Вчера. Сказал, что приготовил мне кое-что, если доем овсянку.
Молли оцепенела от страха. Она видела, как Томми пересмеивается с Эммой, но когда он успел отдать ей кольцо? Неужели и он из шайки Шейкера? Пытается втереться в доверие к Эмме?
Она похолодела от ужаса, но тут же постаралась рассуждать здраво. Какой вздор! Томми – милый мальчик с огненно-красными волосами и открытым веснушчатым лицом. Приветливый и услужливый. Да и слишком он молод – не старше семнадцати, Однако она инстинктивно сжала ладошку Эммы.
– Мама, мне больно.
– Что? О Господи, Эм, прости. Смотри, Рамзи идет.
Давай спросим, не хочет ли он поехать в Банретти.
Час спустя они уселись в машину, захватив корзинку с сандвичами. Хлеб, сыр и ветчина, ничего больше, поскольку, по словам Молли, ирландцы не признают ни майонеза, ни горчицы, не говоря уже о помидорах и салате. Но они не удержались от соблазна добавить к скромному обеду картофельные чипсы. И бутылки с местным сидром.
Дороги были неимоверно узкими, и, для того чтобы разминуться со встречной машиной, приходилось съезжать на обочину.
– Здесь надо быть настоящим виртуозом, – заметил Рамзи, успешно миновав очередной автомобиль. – На востоке Ирландии населения гораздо больше и дороги лучше. Но едва окажешься за пределами Дублина, приходится ко многому привыкать.
У ворот замка стоял всего один автобус с туристами.
Сегодня им никто не помешает.
На этот раз Эмма самостоятельно взобралась по главной лестнице замка.
* * *
– Кажется, мы знаем, кто он.
Рамзи судорожно стиснул трубку. В Ирландии полночь, в Вашингтоне семь вечера.
– Рамзи, ты слышишь меня? – настойчиво повторял Савич. – Проклятый телефон! Связь ни к черту.
– Нет, все в порядке. Вы действительно отыскали его, Савич?
– Да. Еще не сцапали, но имя известно. Джон Дикерсон, он же Сонни Дикерсон, или отец Сонни. Сорок восемь лет, бывший священник, которого отлучили от церкви, когда терпение добрых епископов и кардинала истощилось. Ты, надеюсь, помнишь их милый обычай переводить священников-педофилов из одного ничего не подозревающего прихода в другой и время от времени посылать провинившихся к психиатру?
– Конечно. Слава Богу, теперь святых отцов судят так же, как простых смертных.
– Наконец-то и до них дошло, что от таких недугов не излечишься. А у этого парня крыша настолько съехала, что в первую же неделю пребывания в новом приходе все всплыло на свет Божий. К несчастью, он успел изнасиловать маленькую девочку, пока мать ходила в туалет. Причем в это же время шла репетиция свадебной церемонии. На вопли матери сбежалась вся свадьба. Представляешь, что увидели жених и невеста?
Преподобного бросили в тюрьму, откуда он год назад освободился. По идее он обязан был зарегистрироваться в полиции, но, разумеется, и не подумал этого делать. Благополучно слинял. Правда, до сих пор никто не пытался его искать. У копов своих дел по горло.
– Он соответствует описанию Эммы?
– Вот тут у меня для тебя сюрприз. Я переснял рисунок и ввел фото в программу, называемую «Алгоритм узнавания лиц, подозреваемых в совершении преступления». Она пока не стала всеобщим достоянием. Я получил программу от друга, который помогал составлять ее для Скотланд-Ярда. Пришлось немного модифицировать ее с учетом специфики ФБР. Мы собрали фотографии всех известных насильников и маньяков, а также убийц и воров-рецидивистов.
Мы запустили программу с помощью Максины. Дело в том, что она сравнивает полученные описания с фотографиями в базе данных: расстояние между глазами, мочки ушей и тому подобное. В итоге она выдала список преступников. Уже через час мы остановились на отце Сонни. Он отвечает всем приметам: заядлый курильщик, гнилые зубы, пьяница и недавно вышел из тюрьмы. Записи тамошних врачей свидетельствуют о том, что он упорно отказывался от помощи стоматолога.
Цитирую:
«Не позволю этим вонючим задницам со сверлами ковыряться в моем рту».
Тяжелый случай, Рамзи, ничего не скажешь. Они выпустили его лишь потому, что вышел срок.
– Он насилует только девочек? Или мальчиков тоже?
– По-моему, он не слишком разборчив. Даже если Шейкер и нанял его, чтобы проучить Луи, вряд ли все еще ему платит. Видимо, это его личная инициатива, что крайне мне не нравится.
– Ты прав. Шейкер мог не знать о его пристрастиях, когда нанимал, и, уж конечно, не захочет снова видеть, разве что решит потолковать с ним по-своему.
– Вот и я о том же, – вздохнул Савич. – Он жутко рисковал, когда выкрал Эмму у тебя из-под носа. Должно быть, совершенно спятил.
– Похоже. Тогда положение становится угрожающим. Это же мания. Трудно сказать, чем это кончится.
Савич выругался, что было совершенно не в его привычках.
– Что ни говори, а отец Сонни не дремлет. Психоаналитики утверждают, что рано или поздно маньяки приходят к убеждению, что какой-то конкретный ребенок обладает силой их спасти. Этот парень, как бывший священник, уверен, будто Эмма очистит его душу и излечит, а возможно, и снова приведет к Богу. Обычно, после того как они покончат с одним ребенком, выбирают другого и переносят свою веру на него. Почему он преследует Эмму? Потому что она от него ускользнула и тем самым показала, что он не всемогущ? Желает власти над ней?
– А может быть, – предположил Рамзи, – считает, что Эмма не до конца исцелила его душу, и поэтому жаждет заполучить ее назад? Он все твердил, что она нужна ему куда больше, чем Господь нуждается в нем, или что-то в этом роде. Своими руками придушил бы ублюдка!
– Боюсь, в этом ты не одинок, и кто-то обязательно доберется до него раньше. Мы подняли на ноги полицию всей страны. Не волнуйся, он непременно объявится. Твоя приятельница Тролли из кожи вон лезет.
Кстати, как Эмма? Ей понравилась Ирландия?
– Еще бы! Она настояла на том, чтобы каждое утро кормить уток в Дромоленд-Касл и окрестных замках. И представляешь, ни одного кошмара с тех пор, как мы здесь. Я было уже начал волноваться: очень она стала тихой и спокойной, на себя непохожей. Сегодня же наконец-то превратилась в обыкновенного ребенка и даже ныла полдня, не хотела слушаться мать. Просто сердце грел этот противный нудный вой. Молли говорит, ужасно трудно не баловать ее после того, что случилось. Но мы стараемся. Утром Молли делала снимки. Эмма смеялась над жадными утками, солнце сияло, псицы крякали как заведенные.
– И что?
– Не знаю. Правда, не знаю, зачем я тебе это говорю.
Перед глазами всплыло прелестное личико Эммы, тут же сменившееся страшной картиной. Лежащий в зарослях лицом вниз ребенок.., рубцы на худенькой спине.., кровь на ногах. Безумная слепая ярость внезапно захлестнула его. В эту минуту Рамзи был готов на все.
Трубка едва не треснула в зажатом кулаке.
– Это несправедливо, Савич. Такое не должно случаться. Ни с Эммой, ни с одним малышом в мире.
– Сам знаешь, как часто это бывает, Рамзи. Бог знает, сколько раз тебе приходилось сталкиваться с подобными преступлениями, еще работая у окружного прокурора, а теперь и в суде.
– Некоторые люди в Сан-Франциско считают, будто я слишком суров к преступникам такого рода, но я не согласен. Даже церковь признала, что педофилы неизлечимы, поэтому, на мой взгляд, следует держать их в изоляции от общества до конца жизни.
Они еще немного поговорили о Париже, о странной реакции Шерлок на слово «беременность».
– Представляешь, у меня случайно вырвалось это проклятое слово в модном ресторане на острове Сен-Луи. Ее чуть не вырвало прямо в грибы, фаршированные чем-то совершенно непроизносимым. Звучит как «внутренности жирных туристов», но я не уверен. Наш несчастный официант едва в обморок не упал, но мужественно принялся обмахивать Шерлок полотенцем и смог вовремя доставить ее в ванную комнату.
– Ванная – это полбеды. Жаль, что я не успела в туалет, – вмешалась смеющаяся Шерлок.
– Надеюсь, это не продлится долго, – посочувствовал Рамзи.
– Док сказал, еще не меньше месяца. Я подумываю заклеить рот Диллона пластырем, чтобы это слово в конце концов застряло у него в горле, но тогда он не сможет поцеловать меня как следует. Вот и выбирай! Как Молли?
– Держится. Начала фотографировать, сделала кучу снимков, даже меня не забыла. Все время бормочет о диафрагме, контурном свете и прочем. Уже истратила на пленку целое состояние. Хочешь с ней поговорить?
Молли соскользнула с кровати и подошла к Рамзи.
Слава Богу, Эмма спит как убитая.
Она послушала немного и, смеясь, что-то сказала Шерлок. При звуках этого тихого колокольчика в груди Рамзи разлилось тепло. Молли повесила трубку и, напевая, улеглась рядом с дочерью.
Глава 28
Рамзи почистил зубы, завинтил колпачок на тюбике с пастой, вымыл зубную щетку, поставил в стакан и уже ступил было под душ, как услышал какой-то шорох, Он поспешно выпрямился и обернулся к двери. На пороге стояла Молли в тонкой сорочке с взъерошенными со сна волосами. Глаза блеснули, словно драгоценные камни. Только уставилась она прямо на его мгновенно вздыбившееся мужское достоинство., – Молли!
– Что? О, Рамзи, простите. Я хотела умыться. Еще не проснулась, ничего не соображаю и не поняла, что вы здесь…
Голос ее становился все тише и наконец замер. Но она продолжала смотреть на него. Правда, не в лицо, отнюдь нет, Рамзи показалось, что ее взгляд не поднялся выше его груди.
– Я, пожалуй, пойду, – пробормотала она.
– Сейчас освобожу ванную.
– Я потерплю.
Она тотчас исчезла. Рамзи смущенно осмотрел себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43