Дворецкий открыл дверь, и по донесшемуся до нее смеху и гомону голосов Шарлотта поняла, что большинство гостей уже съехались. Не успела она подняться по лестнице, как оказалась в объятиях смеющейся Эмили и столь же веселого полковника. Выслушав переданные сэром Джоном извинения, полковник Гастингс заговорил о происшествии у Уокера.
— Клянусь Юпитером, вы подарили нам обоим чудесный день, — вскричал он. — Я никогда в жизни так не смеялся, как во время рассказа жены о вашем ответе Стоунлею. Будь я проклят, вы славно его приложили! Бедняга! Воображаю, чего он уже натерпелся с утра.
Речь эта, произнесенная полковником, как она поняла, с единственной целью похвалить ее, сковала страхом сердце Шарлотты. Она пожалела, что, будучи измученной бессонной ночью, не сдержалась в разговоре со Стоунлеем.
— Не стоит аплодировать моей дерзости, — тихо сказала она. — Боюсь, я говорила не подумав, потому что слишком устала. Ночью у Генри разболелось ухо.
— Я буду хвалить вас, сколько захочу, — живо возразил полковник. — Вы в моем доме, и если я захочу… как вам идет это платье. И мне очень нравится перо у вас в волосах… просто очаровательно!
Шарлотта удивилась, почему он так поспешно заговорил о другом, но в любом случае обрадовалась. Она мельком глянула в зеркало и краем глаза увидела белое страусовое перо, пышное и шелковистое, венчавшее ее каштановые кудри.
— Благодарю, — сказала она. — Я в первый раз украсила так прическу и чувствую себя немного птицей.
За спиной Шарлотты раздался, объясняя внезапную перемену полковником темы, низкий, звучный мужской голос.
— Надеюсь, не желчной птицей? — спросил Стоунлей.
Шарлотта повернулась и увидела только что приехавшего лорда. В его синих глазах плясали огоньки удовольствия.
— Вы не сердитесь? — изумилась Шарлотта. Она раскрыла веер, пытаясь спрятать за ним лицо, словно стремясь защититься от Стоунлея.
Он наклонился к Шарлотте и своей рукой закрыл ее веер.
— Нет, — шепнул он. — Нисколько. Ваши слова излечили меня. Так что вам больше не надо волноваться о моем здоровье.
— Но это происшествие обсуждают по всему Брайтону… убеждена, вы уже знаете об этом. Вы уверены, что я не вывела вас из себя?
— Да, — ответил лорд. — Уверен.
Он действительно пребывал в хорошем настроении. Шарлотта не смогла удержаться от вопроса:
— Почему вы вели себя так скверно?
— Не скажу, — ответил лорд и повернулся к Эмили, чтобы обнять ее и запечатлеть на ее щеке поцелуй.
Эмили рассмеялась.
— Не изменяешь себе! Я рада, что Шарлотта пришла к нам. Может, она поможет справиться с твоей немыслимой гордыней.
И Эмили увлекла Шарлотту за собой в Голубую гостиную, где, к своему ужасу, девушка была встречена аплодисментами и смехом, которые только усилились при появлении лорда. Не менее получаса все только и обсуждали влияние разлития желчи на настроение и характер, пока полковник Гастингс лично не положил этому конец.
— Если вы будете вести себя как следует, моя жена обещает спеть для вас.
Это сообщение гости встретили с восторгом. Дамы расположились в креслах и на диванах, мужчины встали у стен. Эмили села за пианино.
Шарлотта уже давно не чувствовала себя так хорошо. Атмосфера непринужденности и взаимного уважения, не лишенная добродушного подтрунивания, отличала круг близких друзей четы Гастингсов. И это необыкновенно привлекало Шарлотту. Даже лорд Стоунлей казался более спокойным — она никогда не видела его таким. Девушка ощутила, что здесь нет места ревности или недобрым чувствам, тут царит дух веселья, проистекавший из родства умов, сердечности и доброжелательности.
Слушать Эмили было наслаждением — ее колоратурное сопрано, лиричное, проникновенное, оказалось достаточно сильным, чтобы заполнить мелодией всю гостиную. Аккомпанировала певице леди Перселл, прекрасно чувствуя исполнение миссис Гастингс.
Шарлотта увидела, что Стоунлей смотрит на Эмили с теплой улыбкой. И, как всегда, когда он рядом, знакомая волна обожания и чего-то еще — страсти? — захлестнула Шарлотту. Догадывается ли он о ее мыслях, чувствует ли их?
И по непонятному чудесному совпадению именно в тот момент, когда она задала себе этот вопрос, Стоунлей повернулся к Шарлотте и уже не сводил с нее глаз, пока Эмили не закончила петь.
О чем он думает? Испытывает ли те же чувства, что и она? Ей хочется быть с ним, видеть его, слышать его голос, чувствовать, как его руки обнимают ее. Безразличие лорда к тому, что из-за нее он стал объектом шуток, поразило Шарлотту больше всего. Лишь находящийся в согласии с самим собой человек мог с такой легкостью отнестись к насмешкам, обрушившимся на него буквально с той минуты, как он вошел в дом Гастингсов.
30.
На Брайтон спускались сумерки, и прохладный вечерний туман наползал с моря на Стейн. Шарлотта шла, опираясь на руку Стоунлея, но держалась настороженно. Что-то показалось ей не так в поведении лорда. Последние два дня Стоунлей как будто задался целью провести с ней и Генри как можно больше времени. Во второй половине первого дня он нанес Шарлотте «утренний» визит, а вечером танцевал с ней на балу в «Шип Ин». На следующее утро он заехал за Генри, прихватил Уильяма и Джорджа Гастингсов и отправился с ними купаться в море. А потом вся компания, к которой присоединилась и Шарлотта, позавтракала в «Касл Ин». Во время трапезы, к неописуемой радости мальчика, лорд со знанием дела рассказывал Генри о достоинствах каждой проезжавшей мимо лошади. А днем повез Шарлотту на прогулку к холмам. Путешествие они совершили в его парном двухколесном экипаже, черном и сверкающем.
И каждый раз они вновь возвращались к своей непринужденной манере общения, беседуя обо всем и ни о чем. Обсуждали достоинства идеалистических концепций мистера Брауна, связанных с пантизократией. Спорили, куда сначала полетит бьющаяся о стекло муха — к верхней или к нижней раме окна. Высказывали соображения по поводу управления имениями, рассуждали и о распределении обязанностей между дворецким и экономкой так, чтобы не обидеть ни того, ни другую. И совершенно неожиданно в течение этих двух дней Стоунлей вдруг замолкал на полуслове и смотрел на Шарлотту. И по выражению его лица она понимала, что, будь они одни, он снова поцеловал бы ее.
Забота и внимание, которыми Стоунлей щедро окружил девушку, свидетельствовали о том, что он полностью излечился от дурного настроения. И чем с большей нежностью относился он к Шарлотте, тем сильнее она начинала зависеть от его растущего к ней интереса.
Но сейчас, когда они неторопливо прогуливались по Стейну — полковник Гастингс и Эмили держались неподалеку, — Шарлотта почувствовала, что назревает неприятность, подобная той, что произошла у Уокера. На лице Стоунлея, как и тогда, появилось упрямое выражение, и он избегал смотреть на нее.
Шарлотте внезапно пришло в голову, что, возможно, иногда тот же недуг, что заставлял его сестру вести себя неприлично и опасно, овладевает им самим.
Он крепко сжал ладонь Шарлотты, замедляя шаг, точно так же, как в последний раз, когда они вместе гуляли по Стейну. Эмили и полковник ушли далеко вперед.
Когда же Стоунлей еще и умолк, Шарлотта решила узнать, что же произошло, и разрядить возникшее напряжение.
— Только не говорите мне, Эдвард, что у вас опять разлилась желчь, — предупредила девушка, желая вывести его из странного состояния, потому как посчитала его поведение причудой.
Остановившись, Стоунлей воззрился на нее, как если бы был крайне раздражен.
— У меня все в порядке. Тем не менее, буду крайне признателен, если вы ускорите шаг, приноравливаясь к моему. Мне не нравится плестись как черепахе.
— Черепахе? — отозвалась изумленная Шарлотта. — Ускорить шаг? Да я как раз пыталась подстроиться под ваш шаг.
— Что ж, вы ошиблись.
Множество клокочущих слов теснилось сначала в голове Шарлотты, потом поспешило на язык, но она все их удержала. Не стоит ссориться с ним. Усилием воли, усмирив свое негодование, она ответила:
— Если вы предпочитаете быструю ходьбу, буду счастлива составить вам компанию.
— Великолепно, — улыбаясь, сказал он и ускорил шаг.
Да как! К ужасу Шарлотты, ей скоро пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Может, он все же сумасшедший, как Элизабет?
Наконец она вскрикнула:
— Хватит, Стоунлей! Это нелепо! Я не лошадь! Я женщина, и ноги у меня короче ваших.
Шарлотта остановилась на кирпичной дорожке, не обращая ни малейшего внимания на нескольких представителей высшего общества, с любопытством их разглядывавших.
Стоунлей повернулся к ней, его синие глаза сверкнули.
— Я прекрасно знаю, что вы не лошадь, но полагаю, вы недооцениваете свои возможности. Хотите сказать, что не желаете идти со мной?
Шарлотта перевела дух, озадаченно глядя на лорда.
— Ну? — поторопил он.
Его вид излучал высокомерие, и Шарлотта почувствовала нечто большее, чем досаду, ее душил гнев. Когда же он театрально скрестил на груди руки и нетерпеливо вздохнул, ожидая ее ответа, она дважды глубоко вдохнула воздух и внятно произнесла:
— Вы ведете себя грубо и сознаете это. Я не вполне понимаю, почему вы так поступаете, разве что хотите от меня избавиться. Если дело в этом, нет ничего проще. Если же вы предпочитаете извиниться…
— Извиниться? — не веря своим ушам, переспросил Стоунлей. — Я всего лишь спросил вас: «Хотите сказать, что не желаете идти со мной? « Вам следовало только ответить. Не могу понять вашей желчности.
— Моей желч… — Она остановилась, прежде чем два или три неподобающих леди слова сорвались у нее с языка. — Ясно, — наконец произнесла она. — Похоже, я совершила большую ошибку.
Стоунлей вздохнул с облегчением, не поняв, о какой ошибке сказала Шарлотта.
— Так-то лучше, — выговорил он, дерзко глядя на нее и не разнимая скрещенных на груди рук.
— Вы так полагаете? — весело спросила она. — Возможно, вы правы.
Повернулась и пошла прочь. К удивлению девушки, Стоунлей тут же ухватил ее за руку и силой заставил остановиться.
— Вы уходите? — ошеломленно спросил он. — Я вам не разрешаю.
— Не разрешаете? — удивленно переспросила Шарлотта. — У вас нет на меня никаких прав, лорд Стоунлей. И даже если были бы, я бы все равно ушла. Ваше поведение нетерпимо для меня.
— Вы не можете оставить меня стоять тут, как простолюдина.
— Да как вы смеете, — задохнулась Шарлотта. — Как вы смеете указывать мне, что делать и чего не делать, особенно если сами обладаете дурными манерами. Эдвард… нет, я отказываю вам в чести и дальше называть вас по имени. — И она продолжила более официально: — Лорд Стоунлей, спешу заметить, что простолюдин обошелся бы со мной с гораздо большим уважением, чем вы. Поэтому избавьте меня от заявлений, что ваш титул обязывает меня считаться с вашим жалким поведением, потому что я с ним не считаюсь… и никогда не буду!
Он хотел заговорить, но она надменно подняла руку.
— Ничего не хочу слышать, Стоунлей! А я-то недоумевала, почему вы с вашим воспитанием, состоянием и титулом не способны склонить ни одну из ваших знакомых дам к браку с вами. Теперь мне все понятно. Доброй ночи, сэр.
Шарлотта нашла наемную карету, которая могла доставить ее на Вест-стрит, и уехала.
Стоунлей позволил ей уйти. Его мысли сшибались друг с другом, не давая ногам сдвинуться с места. Он глядел вслед удаляющейся Шарлотте, долго оставаясь на том месте, где она его покинула. Лорду хотелось расхохотаться во весь голос. Знала ли она, какую иронию заключало в себе ее последнее замечание? Скорее всего — нет. Но в его памяти ее слова останутся как самое дорогое сокровище в его ухаживании за этой девушкой.
Стоунлей понимал, как серьезно скомпрометировал себя в ее глазах. Он тихонько присвистнул. Утром он надеялся восстановить ее доброе к себе отношение, хотя и сомневался, что она простит его легко. Не откладывая, он должен попросить у Шарлотты прощения.
Эта мысль заставила Стоунлея сдвинуться с места. Он пошел по Стейну, догоняя полковника и Эмили. Лорд улыбался. Уже много лет у него не было так легко на сердце. Он сделал глубокий вдох — ему хотелось кричать небесам, что наконец-то он нашел женщину, достойную каждой гинеи его состояния.
Сколько раз он проделывал то же самое с полными надежд юными леди, и они покорно следовали его желаниям. Мод Дансфолд просто бежала рядом, не желая идти ему наперекор, а леди Перселл расплакалась, думая таким образом разжалобить его.
За семь лет, прошедших со времени замужества Эмили, ни одна женщина не посмела противиться ему и не назвала его поведение так, как следовало, — неслыханным. Если Стоунлей и почувствовал угрызения совести, то быстро отмел их. В конце концов, он всегда сможет все объяснить Шарлотте, когда она выдержит третье и последнее испытание.
А до того ему предстоит узнать, сможет ли он убедить Шарлотту простить ему его жестокое обращение.
Солнечное утро. Шарлотта в уютной комнате городского дома ее отца с удовольствием попивала шоколад, сушила полотенцем волосы. Окно было открыто, и свежий морской воздух гулял вольготно, играя каштановыми прядями. Девушка сидела за квадратным столиком красного дерева, на нем — ваза с душистыми белыми розами. Комната была отделана просто — стены обиты светло-голубым узорчатым шелком, из этой же ткани и шторы. На окне ветер колыхал прозрачные муслиновые занавески. На стене напротив камина висела акварель с изображением панорамы Брайтона.
Шарлотта уже искупалась вместе с Генри в море. Мальчик не мог удержаться, чтобы не обрызгать сестру с головы до пят, особенно доставалось волосам. Но как ни удручала Шарлотту необходимость сушить их и заново делать прическу, она, как и Генри, привыкла к этому ежедневному ритуалу. Море влияло на нее благотворно, как и обещали стойкие приверженцы морских купаний.
Вначале ей хотелось заглушить болезненные воспоминания о своей ужасной ссоре со Стоун — леем, но, к своему удивлению, Шарлотта обнаружила, что совсем не чувствует себя спокойной и отдохнувшей. Няня взяла Генри на прогулку за город, Фиттл нагревала щипцы для завивки, а кухарка готовила свое знаменитое миндальное печенье — самое любимое лакомство Шарлотты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31