Клянусь Богом, ублюдок имел не меньше крови, чем зарезанный боров. — Парень сделал паузу и окинул своих слушателей возбужденным взглядом. Его глаза ярко горели. — Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтоб рыцарь сражался с такой яростью и с таким искусством.
— Говорят, что он стал героем на Святой земле, что даже сам король им восхищался, — вступил в разговор один из пажей.
— А я слышал, что в Акре он собственноручно убил сотню солдат, — с воодушевлением воскликнул другой паж. — И Ричард пожаловал его в рыцари.
— Сотню солдат? — недоверчиво фыркнул оруженосец. — Просто невозможно.
— Отчего же? — упорствовал первый паж. — Пленных сарацин выстроили в шеренгу, связанных по рукам и ногам. Король приказал их всех убить, чтобы показать Саладину, как норманны расправляются с солдатами, которые не в состоянии выполнить свои клятвы. Рыцари шли вдоль шеренги сарацин и резали им глотки. Кровь текла рекой. Говорят, рыцари стояли по щиколотку в крови.
Николь не составило труда представить картину, нарисованную пажом. У нее тотчас все поплыло перед глазами, и она качнулась. Слуга, оказавшийся рядом, подхватил госпожу под руку.
— Миледи, как вы себя чувствуете? Позвольте проводить вас до скамьи.
С его помощью Николь неверной походкой добрела до скамейки и присела. Она прикрыла глаза и судорожно вздохнула. Не стоило брать слова слуг на веру. Они часто преувеличивали.
Хотя она выросла в мире, где жизнь рыцаря заключалась в том, чтобы убивать и быть безжалостным к врагам, все же только что услышанное о холодной жестокости вселило в ее душу беспокойство. Что за человек ее новоиспеченный муж? В самом ли деле Фокс де Кресси столь свиреп?
— Миледи? — Николь открыла глаза и увидела повара, протягивавшего ей деревянный ковш с водой. — Выпейте, — предложил он. — И не волнуйтесь по поводу угощения. Все в порядке. Мы ни в чем не нуждаемся. Идите в зал и сядьте рядом с вашим супругом. Я вам обещаю, что приготовленное нами пиршество придется ему по нраву.
Николь сделала несколько глотков холодной воды и поблагодарила Агельвулфа. Потом она медленно встала. Пажи уже исполняли свои прямые обязанности и расторопно наполняли кувшины вином, а корзины — зачерствелым хлебом, предназначенным для использования в качестве разделочных досок.
Оглядев себя, она поправила вуаль и юбку, после чего вышла из кухни и направилась в сторону зала.
В зале от большого скопления народа стояла духота и жара. В воздухе висел густой запах пота и давно не мытых человеческих тел. Фокс обвел взглядом ослепительную белизну стен, увешанных яркими ткаными коврами с изображением охотничьих сцен и религиозными виньетками, гладко оструганные дощатые помосты и высокий стол, покрытый белоснежными скатертями и уставленный блюдами, кубками, чашами и канделябрами. При виде такой роскоши от его неловкости и тревоги не осталось и следа.
К нему подошел Рейнар.
— Святая матерь, я не видел подобного великолепия со дня пира, устроенного в Лондоне по случаю коронации короля Ричарда. Когда мы служили при дворе Мортимера сквайрами, он никогда не позволял себе таких затрат. Должно быть, леди Николь расстаралась.
Фокс кивнул.
— Грех жаловаться. Крепость содержится в идеальном порядке.
— Ясно. Но ведь ты женился на госпоже Николь не из-за ее умения вести хозяйственные дела, не так ли? — Рейнар игриво ткнул его рукой под ребра. — Как ты можешь до сих пор терпеть? Знать, что, прежде чем ты сможешь уложить ее в постель, тебе предстоит высидеть многочасовой официальный обед?
— А тебе не кажется, что будет разумно сначала хоть немного побеседовать с ней? — осведомился Фокс. — Я не виделся с ней больше трех лет, но даже и тогда мы с ней особенно не разговаривали. Возможно, я и имею права обладать ею, но, прежде чем я овладею ею, мне бы хотелось перекинуться с ней хотя бы парой шуток.
— На твоем месте я бы не выдержал. Мне не хватает терпения, — заметил Рейнар. — Я бы еще мог тебя понять, если бы знал, что время от времени ты развлекаешься с продажными девками или женщинами из прислуги. Но ты три года обходился без…
— Есть и другие способы получить разрядку, — перебил его Фокс. — Насколько мне известно, многие мужчины при определенных обстоятельствах прибегают к одному испытанному средству.
Рейнар покачал головой.
— Я такого не разумею. Когда есть доступная женщина, которая готова отдаться.
— Мне не нужна любая женщина. Я хотел и хочу одну Николь. И если бы я не мог заполучить ее в реальности, а только в фантазиях, то жалкий заменитель вроде другой женщины, наверное, меня бы устроил.
— Да, но у тебя была одна танцовщица… — ухмыльнулся Рейнар.
— Да, была, — согласился Фокс. Он так и не переспал с ней, но ничего не сказал другу.
— Но теперь, похоже, твоему долгому ожиданию настал конец. Смотри, вот и она идет.
Они оба наблюдали, как Николь входит в зал. Она казалась бледнее, чем раньше, но выглядела по-прежнему красивой. Она, как всегда, безукоризненно прямо держала спину, и от ее благородной осанки веяло таким величием и королевским достоинством, что у Фокса захватило дух. Ему не верилось, что грядущей ночью он получит возможность прикоснуться к такому совершенству. Что будет держать ее в своих руках, гладить ее шелковую кожу и целовать алые лепестки ее губ.
Решение родилось само собой. Он придумал. Он будет соблазнять ее неторопливо и элегантно, что, по его мнению, в наибольшей степени соответствовало утонченной красоте самой женщины. Он непременно позаботится, чтобы у них стояли вино и свечи в изобилии. Слава Богу, он принял ванну и теперь не вонял конюшней. Радовало его и то, что он переоделся. Дорогая туника для придворных приемов делала его самого больше похожим на лорда, чем на простого, грубого солдата.
Он с шумом выдохнул, представляя минуту, когда они наконец очутятся в уединении ее опочивальни и ее ослепительная красота будет безраздельно принадлежать ему одному. Он двинулся ей навстречу, чтобы взять за руку и возвести на помост.
Фокс помог Николь сесть за главный стол, а сам занял хозяйское место, кресло с высокой резной спинкой с изображением силуэта сокола, эмблемы Вэлмара. Как удачно, подумала Николь, что такой человек добился права носить на своем щите этот символ, воплощение отваги и неистовости. Он и вправду напоминал ей изображенного на кресле хищника, хитрого и непредсказуемого.
Она украдкой разглядывала его из-под полуопущенных ресниц, не преминув отметить чистые, сияющие полировкой эбенового дерева волосы, твердую линию только что выбритого подбородка, темные ониксы глаз с тяжелыми, как у сокола, веками, дремлющую мощь его тела, облаченного по случаю праздника в тунику из темно-синего бархата, перетянутую в талии золотым поясом. Он был красив красотой дикого зверя, когда грация и изящество сочетаются со смертоносной силой.
Она пыталась как-то успокоиться. Она не смела выказывать своего страха. В случае с Мортимером такое поведение грозило едва ли не фатальным исходом. Мортимер упивался слабостью и трепетом других людей. Стараясь скрыть дрожание рук, Николь взяла бокал вина и пригубила.
В ней боролись смешанные чувства — испуг и желание. Ее тело хранило память о сидящем рядом мужчине — ее любовнике. Она помнила прикосновение его рта, его шершавых пальцев, каменную твердость его плоти, заполнившего ее нутро. При таких мыслях ее женское начало отозвалось сладостным вожделением и судорожно сжалось. Но как бы она его ни желала, она не могла позволить восхитительным воспоминаниям взять верх над ее рассудком и руководить ее поступками. Слишком многое поставлено на карту. Безопасность Саймона всецело зависела от ее бдительности. Она не имела права поддаваться своей слабости, своему желанию. Ей нужно оставаться проницательной и осторожной.
Вспомнив услышанный на кухне рассказ, она с трудом сдержала дрожь. Ей не хотелось верить в его правдивость, хотя она и знала теперь, что Фокс принимал участие в кровавой расправе. По пути в зал она встретила одного из его рыцарей и поинтересовалась, на самом ли деле лорд де Кресси убил сотню пленных сарацин в Акре. Человек взглянул на нее, прищурив глаза, и ответил:
— Они были ничто, презренные язычники, миледи. Они заслужили смерть.
Тогда она себе сказала, что он не преступил закон и в его действиях не содержится ничего необычного. Рыцари убивали — так устроен мир. Но она никак не могла успокоиться, что от его меча пали беззащитные пленники… и их кровь… Ее мысли вернулись к Саймону. Он такой маленький и хрупкий. Фокс ненавидел Мортимера. А что, если он решит, что Саймон — сын его врага? Ее воображение рисовало страшные картины, от которых она пришла в неописуемый ужас. Ей потребовалось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.
Слуги начали вносить яства — голову вепря, жареную утку и каплуна, большие блюда с форелью и угрем, залитыми соусом, подносы с сыром, корзины со свежеиспеченным, еще теплым хлебом, ягодными пирогами и пряными кулебяками. Подали еще вина, самого лучшего из подвалов Вэлмара. Зал наполнился ленивым гулом умиротворенных людей, жевавших вкусную пищу и пивших хмельное вино. Они довольно цокали языками и тихо переговаривались со своими соседями, делясь приятными впечатлениями.
Николь ела настороженно, не спуская глаз с мужчины, сидевшего подле нее. Теперь, когда их объявили мужем и женой, он имел над ней абсолютную власть. Он мог избить ее, мог заключить в темницу. Словом, он был волен делать с ней все, что делал Мортимер. Но оставалось еще кое-что — и эта мысль томила ее больше всего: он также имел право с ней спать.
Фокс-любовник подарил ей незабываемые воспоминания. Ей на память пришли минуты сокровенной близости, которые они делили. Глядя на его рот, она вспомнила, какие твердые и требовательные у него были губы, когда припадали к ее соскам. М-м.
На какое-то мгновение, только на мгновение, она отогнала страх и позволила себе предаться буйным фантазиям. Три года она считала его мертвым, но, несмотря ни на что, мечтала о нем, столько раз представляя, как он вернется из похода, как уложит ее рядом с собой в постель, как завладеет ею. Какие радости она с ним познает, когда ощутит, как его тело прижмется к ней. Его запах. Нетерпеливое и жадное проникновение. Его живая плоть в ней, возносящая ее к небесам… От своих грез она пьянела. У нее кружилась голова и от реальности, ведь предмет ее вожделения сидел рядом, живой и настоящий.
Он повернулся к ней, и у Николь замерло сердце. Прошедшие годы только усилили окружавшую его ауру мужественности и властной силы. Она видела в нем еще более совершенного, еще более восхитительного мужчину. Когда он что-то ей сказал, она, очарованная чувственностью его рта и белизной зубов, сразу не поняла смысла произнесенных им фраз. Ей потребовалось какое-то время, чтобы его слова отпечатались в ее сознании:
— Еда великолепна. Мои поздравления тебе и повару.
— Благодарю вас, милорд, — прозвучал ее вежливый ответ, чуть слышный, вымученный. Ей очень хотелось попросить его не нарушать очарования момента речами, а только позволить ей вдосталь на него насмотреться.
Он сделал глоток вина. Интересно, какие еще банальные вещи вздумается ему сказать, думала она рассеянно, в то время когда ее тело звенит, как туго натянутая тетива лука, и с томлением ждет его прикосновений. По его лицу пробежала легкая рябь озабоченности.
— Вэлмар представляется мне процветающей и хорошо защищенной крепостью. Все, что я здесь увидел, произвело на меня хорошее впечатление. — Фокс поставил кубок на стол, отозвавшийся, несмотря на льняную скатерть, глухим стуком. — Что касается Марбо, то я вынужден признать, что второй замок кажется менее надежным. По правде говоря, я считаю необходимым снарядить туда через день или два часть моих людей.
Глава 5
Николь обомлела. Марбо. Он упомянул Марбо. Но почему? С какой целью собирался он держать там солдат? Неужели воины гарнизона оказали ему какое-то сопротивление? Странно и непонятно. Жильбер де Весси, управляющий Марбо, не настолько глуп, чтобы драться с человеком, подобным Фоксу, у которого за спиной армия закаленных в Крестовых походах ратников.
Но после секундного замешательства у Николь немного отлегло от сердца. Фокс говорил о том замке таким обыденным тоном, словно делился с ней своими мыслями. До тех пор пока никто не знает, кто такой Саймон, мальчик в безопасности. Но кто посмеет предать ее сына? Только не Хилари, жена Жильбера, воспитывавшая его как собственного ребенка. И не Гленнит, повитуха, подстроившая все таким образом, чтобы обман удался. И, конечно же, не Старушка Эмма. Николь помнила ее столько, сколько жила на белом свете. Та хотя и отличалась назойливостью и прямолинейностью, но служила все годы верой и правдой. На старую каргу, бесспорно, можно положиться.
— Завтра я собираюсь объехать замок с инспекцией и посмотреть, что нужно сделать, — сообщил Фокс. — Хотя фортификационные сооружения не вызывают опасений, тем не менее лишний раз проверить не помешает. Еще мне хотелось бы узнать толщину главной стены, выдержит ли она в случае осады.
Вот, оказывается, что служило источником его беспокойства. Он боялся недруга внешнего, а не внутреннего. Наверняка у него имелись враги, которые могли идти за ним по пятам, чтобы силой отнять только что приобретенное достояние. Новая волна тревоги овладела Николь. Если неприятельская армия пойдет на приступ Марбо, жизнь Саймона подвергнется опасности.
— Ты ждешь нападения на Марбо? — осведомилась она.
— Марбо? — переспросил он, и в его взгляде промелькнуло удивление. — Хороший командир всегда ждет нападения, всегда готов к вероломству.
Вероломству? Уж не намекает ли он на ее поступок, когда она предупредила Мортимера о его приходе? Может, ему известна правда и теперь он ведет с ней какую-то хитроумную игру? Обращается с ней ласково в надежде, что она каким-то образом выдаст себя? Ее бывшему мужу доставляло особое удовольствие развлекаться таким способом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44