Герцогиня Флетчер, собиравшаяся попросить у Джеммы совета по поводу своих отношений с мужем, решила, что в присутствии Луизы это делать неловко.
Однако потом, подумав, что Луиза и так знает о них с Флетчем самое худшее, Поппи собралась с духом и подошла к подругам, сидевшим со стаканчиками пунша в руках. Их живописная группка напоминала картинку из модного журнала для леди. Поппи тоже была одета по моде – пышная юбка с оборками и складками, чудесный круглый кружевной воротничок, красиво зачесанные вверх волосы, приподнятые изнутри лишь маленькой подушечкой, ненапудренные, но выглядевшие даже лучше, чем раньше. Поппи знала, что она хороша, но на душе у нее скребли кошки, ведь она не могла выглядеть так же, как Луиза.
Леди Невилл была весела, шаловлива и необычайно соблазнительна, и не только из-за глубокого выреза декольте – чувственность ощущалась в каждом ее движении, в алых губах, в низком грудном смехе.
– Присаживайся к нам, дорогая! – обрадовалась Джемма, увидев Поппи. – Выпьешь пуншу? Откровенно говоря, для меня он немного крепок. Я не уверена, что смогу им насладиться.
– Я пока не пробовала, – ответила Поппи, – но с удовольствием это сделаю.
– Обязательно попробуйте, – хихикая, посоветовала Исидора.
Она раскраснелась, и румянец щек в сочетании с ее черными блестящими волосами выглядел прелестно. Она, похоже, уже изрядно опьянела.
Луиза потянула Поппи за руку.
– Пожалуйста, садитесь рядом со мной, – пригласила она. – Как у вас чудесно уложены волосы. Возьмите мой стакан, я из него не пила, только понюхала – не выношу крепкие напитки.
– Не знаю, смогу ли это выпить, – сказала Поппи, но все же отпила из стакана. Напиток оказался замечательным: он пах корицей, вином и Рождеством. – Понимаете, мне нужна помощь.
Исидора немного осоловело покосилась на нее.
– Хотите, чтобы мы выставили отсюда вашего мужа? – предположила она и повернулась к хозяйке: – Джемма, зачем вы так непредусмотрительно позволили герцогу приехать на этот прием после того, что он натворил на предыдущем?
– Его пригласила я, – поспешно сказала Поппи.
Исидора раскрыла рот от изумления:
– Вы?!
– Да, потому что я хотела… потому что я изменила свое мнение.
– О чем?
– О нем.
– Ты решила, что синица в руках лучше, чем натуралист в кустах, да? – с улыбкой пошутила Джемма.
– Да, – ответила Поппи.
– Так чем мы можем вам помочь? – спросила Исидора, отпив из стакана.
– Осторожно, дорогая, не то у вас завтра будет ужасно болеть голова, – предупредила ее Луиза. – И еще – только, пожалуйста, без обид – вы уже порядком разрумянились.
– Я всегда от спиртного краснею, как свекла. Но кому до этого есть дело? Муж бог знает где, путешествует то ли по Индии, то ли по Китаю, так что я могу заливаться краской сколько душе угодно, он не будет возражать… – Исидора сделала еще один глоток.
– Ваш муж просто ничтожество, – прямо, без экивоков заявила Джемма. – Милая, если хочется, краснейте, сколько душе угодно, никто и слова не скажет.
– Кажется, скоро я устрою какую-нибудь сумасбродную выходку, – проговорила Исидора немного невнятно.
– Несомненно, – живо откликнулась на ее реплику Луиза. – Когда придет время, мы приведем вас в чувство. На нетрезвую голову лучше не сумасбродить.
– Я тоже хочу выкинуть что-нибудь безрассудное, – заявила Поппи, сделав большой глоток пунша. Она явно считала, что небольшое опьянение сумасбродным выходкам не помеха.
– И вы? – повернулась к ней Исидора. – Что, ваш муж тоже уезжает в Индию?
Воспользовавшись моментом, Луиза забрала у нее стакан.
– С вас на сегодня хватит, дорогая Исидора, – сказала она. – Выпитого вами достаточно для того, чтобы проспать сочельник и все рождественские торжества.
– Не уверена, что мы сможем отметить празднике размахом, – встревоженно заметила Джемма. – Дворецкий сообщил, что Вильерсу совсем плохо. Я поднялась было наверх его проведать, но мне сказали, что он снова спит. Похоже, он проспал весь день.
– Вот бедняга, – с сочувственной гримаской проговорила Исидора. – Я тут подумала, не выйти ли мне замуж за него вместо своего вечного путешественника? Увы, это возможно только при условии, что Вильерс выживет.
– А я и не знала, что он вам нравится, – удивилась Джемма.
– По правде говоря, я его едва знаю. Но он герцог! Мне только и надо, что стереть на брачном свидетельстве имя мужа и вписать имя герцога. Выгодный обмен. Один герцог в Англии стоит двоих в Индии.
– Кстати, о герцогах, – вспомнила Джемма. – Что мы можем для тебя сделать, Поппи?
– Видишь ли, – ответила Поппи, которая уже прикончила свой стаканчик пунша и наслаждалась разливавшимся по телу приятным теплом, – Флетч говорит, что после нескольких лет брака мужчина теряет интерес к жене. Я больше не интересую его как женщина.
– Bastardo! – презрительно бросила Исидора.
Она взяла из рук Джеммы стакан и отпила из него.
– Я хочу заманить его в свою постель, – призналась Поппи.
– О, да вы такая же красная, как я! – заметила наблюдательная Исидора.
– Поппи, ты станешь настоящей роковой женщиной, – ухмыльнулась Джемма и, взяв младшую подругу за руку, скомандовала: – Луиза, Исидора, наверх!
Сидя за карточным столом, Флетч размышлял о том, что странноватого вида дворецкий должен знать, в какой комнат остановилась Поппи. Из задумчивости его вывело многозначительное покашливание сидевшего напротив Бомона. Флетч взглянул на хозяина дома – тот положил карты на стол и смотрел на партнера смеющимися глазами.
– Что такое? – удивился Флетч.
– Оглянитесь, – посоветовал Бомон, вставая со стула. – Думаю, это зрелище предназначено для вас, а не для меня.
Флетч тоже встал и повернулся к дверям.
В них входила Поппи. Но как она преобразилась!
За ужином она со своей обычной высокой прической без пудры была, как всегда, прелестна. Теперь же в гостиную вошла настоящая красавица куртизанка, достойная внимания принца крови. Собранные наверху локоны, перехваченные нитью сверкающих драгоценных камней, венчали ее голову, как корона, при этом несколько локонов падали на плечи. Густо подведенные черным голубые глаза казались гораздо больше и выразительнее, алые губы насмешливо улыбались.
Вырез темно-красного, почти черного платья Поппи был очень глубок, и саму белоснежную грудь скрывал от нескромных взоров лишь небольшой кусочек тончайшего кружева. Эффектное ожерелье с подвеской, лежавшей в ложбинке между грудей, довершало картину.
Гости и слуги, находившиеся в гостиной, остолбенели.
Флетч двинулся вперед, сдерживая себя, чтобы не броситься перед женой на колени.
Поппи остановилась, поощряюще приподняв уголки алых губ.
– Добрый вечер, мадам, – проговорил Флетч, склоняясь в низком поклоне.
– Bon soir, – ответила она, и ее голос не напоминал нежные переливы колокольчика, как раньше, нет, это был хриплый, требовательный голос искушенной в любви француженки.
Переговариваясь и смеясь, в гостиную вслед за Поппи вошли Джемма с подругами, но Флетч не сводил глаз с жены. В ее глазах не было даже тени сомнения, потому что она точно знала, чего хочет. А хотела она его, Флетча.
– Я здесь всего на один вечер, – продолжала Поппи.
– Вы приехали в гости? Откуда?
– Из Франции.
– Не желаете ли пунша или еще чего-нибудь, мадемуазель?
– Увы, – сказала она, опуская ресницы, такие возмутительно черные и длинные, что Флетч ощутил томление плоти, – я не мадемуазель.
– Вы замужем, не так ли? – спросил он, беря ее руку и поднося к губам. – А я одинок.
Поппи пожала плечами:
– Почему? Я нахожу брак весьма интересным состоянием.
– Вот как?
– Конечно! Только брак дает женщине возможность понять, чего она на самом деле хочет.
Джемма рассмеялась, но Флетч остался серьезным – он был слишком взволнован, чтобы смеяться. Сердце в его груди билось, как бешеное: он превратился в неистового охотника, преследующего добычу, в первобытного дикаря, который жаждет бросить женщину на свое убогое ложе и овладеть ею. Ах, как ему хотелось перекинуть Поппи через плечо и унести наверх, такую соблазнительную, такую желанную! Он посмотрел на грудь жены в вырезе платья.
– И что же вы еще поняли в браке? – спросил он. – Каково ваше желание, мадам? – Ее глаза на мгновение утратили игривость, взгляд стал серьезным. – Чего ты хочешь, Поппи? – повторил Флетч, вновь поднося к губам руку жены. Даже от легкого прикосновения к ее коже по его телу пробежала дрожь.
– Я хочу тебя! – тихо ответила Поппи и обожгла его еще одним пленительным, опасным для мужских сердец взглядом. – Я хочу тебя.
Единственным оправданием для Флетча могло послужить то, что он совершенно потерял голову. Прямо в гостиной, в присутствии множества посмеивавшихся пэров и по меньшей мере двоих-троих лакеев, не говоря уже о дворецком, герцог Флетчер заключил в объятия свою супругу, а потом бросился с ней вон из гостиной, наверх, туда, где находились комнаты для гостей.
Глава 47
Уход из этого бренного мира оказался делом нелегким и затяжным. Вильерс считал, что уже приготовился к неизбежному концу, но тот оказался слишком долгим и мучительным. Врач-шотландец распорядился прекратить орошение раны терпентином, но при последовавшем затем осмотре у него разочарованно вытянулось лицо. Вильерс и сам предчувствовал недоброе: хотя приступы лихорадки мучили уже меньше, страшный упадок сил убивал в нем последнюю надежду, как бывает, когда неудержимый отлив уносит потерпевшего кораблекрушение прочь от спасительного берега.
– Думаю, мне уже недолго осталось, – сказал герцог сидевшей подле него Шарлотте. Явившись к нему без предупреждения после ужина, девушка рассказала новость о леди Флоре и ее молоденьком слуге. Новость была настолько неожиданной, что в первую минуту изумленный герцог не поверил Шарлотте. Теперь же мисс Татлок читала больному один из романов Филдинга. Вильерс не слушал – он просто тихо лежал, с наслаждением наблюдая, как двигаются губы Шарлотты, как ее пальцы перелистывают страницы.
– Почему бы вам не спуститься в гостиную к философам? – добавил больной. – Специально для вас я попросил хозяев пригласить философов.
– Но герцогиня Бомон уверяла, что в кругу ее знакомых нет философов, – подняла на него глаза Шарлотта. – И вы будете жить. Доктор считает, что воспаление проходит.
– Кажется, вы сами советовали мне не слушать докторов, – со слабой улыбкой возразил Вильерс.
Он оказался совершенно прав, полагая, что на этом рождественском приеме не будет соблюдаться так называемый политес. Действительно, презрев светские условности, Джемма предложила ему сыграть партию в шахматы, и он даже сделал несколько ходов, прежде чем осознал, насколько безразлична стала ему игра.
Затем Вильерсу показалось, что Джемма расстроилась и даже надула губки, словно собиралась расплакаться, поэтому он закрыл глаза и притворился спящим. Вообще-то закрывать глаза в его положении было небезопасно: открыв их, он часто обнаруживал, что день уже прошел и за окном ночь или что ночь прошла, а вместе с ней и добрая половина дня.
Никому, конечно, не было дела до того, что с больным подолгу оставалась Шарлотта, которая никогда не выглядела расстроенной. Вот и сейчас девушка смотрела на Вильерса скорее сердито, чем сочувственно.
– Вы что, собираетесь умирать в таком непрезентабельном виде? – язвительно спросила она.
Если бы не слабость, герцог бы расхохотался.
– Попытка воззвать к моему тщеславию вряд ли удастся, – проговорил он. – Можно, я буду называть вас по имени, о мудрейшая мисс Татлок?
– Обращение по имени слишком интимно, – возразила Шарлотта.
– А я как раз и хотел бы привнести интимность в наши отношения, – ответил герцог. В комнате повисло молчание, потом Вильерс добавил: – Хотя, увы, я не задержусь на этом свете достаточно долго, чтобы успеть на вас жениться.
– Не выдумывайте, вы вовсе не хотите на мне жениться, – покачала головой Шарлотта и снова взялась за книжку: – Продолжим?
– С удовольствием, – согласился Вильерс, решив, что отказываться нет резона. – Вы мне нравитесь, Шарлотта. Я думал, что могу полюбить только Джемму, но теперь совершенно уверен, что со временем мог бы влюбиться в вас…
– И очень глупо с вашей стороны! – оборвала его девушка.
– Да, – проговорил Вильерс, наблюдая за ней из-под ресниц.
В глазах Шарлотты блеснули слезы, и герцог, вовсе не желавший ее расстраивать, запаниковал.
– Подумайте о моих словах, – поспешно добавил он. – Мне стыдно, но ничего не поделаешь – я умираю. Вы могли бы унаследовать целое состояние!
– Не торопитесь, а то как бы я не передумала, – не удержалась от иронии Шарлотта. – Вот попрошу позвать священника и сегодня же вечером стану вашей женой!
– Не возражаю.
У нее задрожали губы, нежные и розовые. Вильерс был, как никогда, далек от грешных мыслей о плотском, но ее губы он отметил. И с этих прелестных губок слетали горькие для него слова.
– Ну конечно, вы не возражаете, – горячо воскликнула Шарлотта. – Да только я ни за что не выйду за вас ради вашего состояния, зарубите себе это на носу!
– Может быть, вы захотите стать моей женой ради чего-то другого? – спросил Вильерс, продолжая исподтишка наблюдать за ней. Герцог был уверен, что услышит «нет» – глупец, развалина и вообще не жилец, зачем он нужен ей, такой молодой, умной… – Но только не потому, что вам просто очень хочется замуж, – поспешно добавил больной, решив, что сейчас, когда на него уже пала смертная тень, он имеет право говорить прямо.
– Не знаю, – медленно ответила Шарлотта, и он почувствовал на своей руке ее теплые пальцы.
Вильерса опять охватила ужасная усталость. Снова навалилась боль– невыносимая, изнуряющая боль во всем теле. Ах, она так его утомила!
– Кто бы мог подумать, что глупая маленькая ранка доведет меня до смерти, – печально произнес он.
Шарлотта сжала его руку.
– Пожалуйста, не умирайте, – тихо попросила она.
Увы, это было не в его власти.
– Знаете, как я себя сейчас чувствую? – пробормотал герцог.
– Нет.
– Как факел на ветру, – ответил он и провалился во тьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42