Гарри со смехом отмахнулся от ее тревог:
– Непременно заработаем. Доверьтесь мне.
– Откуда у вас такая уверенность? – Прежде чем он успел ответить, она продолжила: – Вы уже теряли деньги, я сама тому свидетель.
– Я не утверждаю, что такого никогда не случается, но на этот раз все будет хорошо.
– Вы всегда так думаете. А в случае неудачи просто пожимаете плечами, словно для вас это пустяки. – Эмма сделала волнообразное движение рукой. – Я видела, как вы не моргнув глазом лишаетесь тысяч фунтов. И всегда полагаете, что вернете их в другом месте.
– Но ведь так и происходит.
– Да, но такая методика не для меня.
– Вы слишком много волнуетесь. – Он подошел к Эмме поближе и взял ее за плечи. – Не дело сидеть и думать, что может пойти не так. Риск присутствует во всем и всегда.
– Не у всех есть ваша самоуверенность. У меня определенно нет.
– Не говорите ерунды, в вас есть самоуверенность. Да, есть, – добавил Гарри, увидев, что она качает головой. – Вы человек, бросивший теплое, защищенное местечко ради того, чтобы зарабатывать на жизнь литературным талантом. Если это не уверенность в собственных силах, тогда я не знаю, что это.
Она неожиданно улыбнулась – по-детски очаровательно, широко.
– Никакая это была не уверенность. Мною двигала ярость. Я взбесилась, когда узнала, что вам незнакомо имя миссис Бартлби.
Он редко видел ее улыбку, и она понравилась ему.
– Святые небеса, вот это зрелище, – пробормотал он. – Вы должны чаще улыбаться, мисс Дав. Клянусь, вы становитесь очень симпатичной.
Наградой ему стало исчезновение улыбки, и Гарри припомнил, как мисс Дав обвинила его в неискренности. Он вдруг смутился, и это чувство пришлось ему не по вкусу.
Не привык он к такому. Она окрестила его льстецом и, наверное, была права, он часто говорил комплименты, особенно женщинам. Но с этой отдельно взятой особой Гарри постоянно попадал впросак. Она пошевелилась, и он отпустил ее.
– Не напрягайтесь и не принимайте чопорный вид, – успокоил он ее. – Я не собирался обниматься с вами, льстить и тому подобное. Мне просто понравилась ваша улыбка, и я сказал вам об этом.
– Я не хотела… принимать чопорный вид, как вы выразились. Просто… – Эмма потянула за локон волос. – Просто не привыкла получать комплименты. От вас то есть. Я не знаю, как на них реагировать.
– Мне кажется, этикет требует выразить благодарность.
– Попытаюсь запомнить, – рассмеялась она. – Спасибо.
– Пожалуйста. Поверить не могу, что я раздаю советы по этикету. Кто бы мог подумать!
– Может, это мое влияние?
– Несомненно. – Он наклонился и поднял с пола брошенный у входа портфель. – В следующий раз я пошлю вам свою карточку, и вы примете меня как полагается, в гостиной на нижнем этаже. Надеюсь, это совпадает с вашими представлениями о правилах хорошего тона.
– Вполне. И в свете нового духа нашего сотрудничества я обещаю принимать ваши комплименты с большей благосклонностью.
– И улыбаться почаще.
– Да-да, хорошо, и это тоже! Теперь довольны?
– Доволен? – Он перевел взгляд на ее рот и впервые заметил, что нижняя губа у нее полная, мягкая. – Нет, не доволен.
Видимо, делать мисс Дав подобного рода намеки – попусту терять время. На личике Эммы отразилось искреннее недоумение и непонимание. Может, оно и к лучшему.
Не стоит целовать ее, это плохая идея. Внутри у него все снова забурлило. Очень плохая идея.
– Хотите обсудить исправления? – спросила она.
– Исправления?
Эмма показала на портфель:
– Разве вы не за этим пришли?
– Конечно. Да. – Гарри попытался вспомнить, зачем явился сюда. – Точно.
– Вот и отлично. Идите вниз, в гостиную, я буду через минуту.
– Мы могли бы остаться здесь, – шаловливо улыбнулся он ей, но больше в шутку. – Оживили бы жизнь ваших соседей, дали бы им повод поболтать, подкинули бы сенсацию.
Ей это предложение не показалось забавным.
– Если кто и подкинет им сенсацию, то определенно не я. – Она распахнула дверь. – Идите, – горячо зашептала она, когда он не сдвинулся с места, – и постарайтесь, чтобы вас никто не увидел.
Он посмотрел на нее с наигранной грустью.
– В вас отсутствует дух приключений, мисс Дав, – покачал он головой и перешагнул порог. – Ни капельки дерзости.
Гарри спустился вниз, прячась по углам и чувствуя себя трусливым злодеем из низкопробной комедии, однако все его ухищрения были ни к чему. Никто не повстречался на пути. Дом был пуст что твой склеп.
Гарри устроился на ужасно неудобном диване, набитом конским волосом, и приготовился ждать, но ожидание не затянулось. Мисс Дав вошла в комнату несколькими минутами позже.
– Какие у вас имеются замечания? – спросила она, присаживаясь рядом с ним.
Гарри передал ей машинописные страницы, которые она прислала ему три дня назад. Сейчас они пестрели его пометками и комментариями. Эмма начала было просматривать их, но почти сразу подняла на него глаза.
– Вы говорили серьезно. – Она показала на вопросительный знак на полях первой страницы. – Вы не шутили.
– Ну, признаюсь, я не слишком разбираюсь в том, что полагается есть юным леди, но почему крылья? Почему им нельзя полакомиться другими кусочками цыпленка?
– Потому что крылья – единственная часть, не имеющая аналогии с человеческим телом.
– Что?! – Гарри не сразу понял, о чем она толкует. – Теперь вы решили пошутить надо мной. Юная леди не может съесть бедрышко или грудку цыпленка, потому что у людей есть бедра и грудь?
Ее щеки залил румянец.
– Я понимаю, это звучит немного странно, но…
– Странно? – Он расхохотался. – Да это полный бред.
– Я нисколько не сомневаюсь, что вы так думаете, – с упреком посмотрела она на него. – Но это вопрос такта и утонченности.
– Если дело обстоит именно так, – показал он на листочки, – тогда почему девушкам нельзя есть перепелов? Крылья перепелов, осмелюсь сказать, утонченнее некуда, мяса на них столько, что пара муравьев на пикнике наестся до отвала.
– Именно поэтому перепелов подают целиком. А так как юным леди не положено есть… хм-м…
– Грудки, – с усмешкой подсказал он ей.
Она сложила руки.
– Одним словом, юные леди не едят перепелов на приемах, потому что их подают целиком.
– Насколько я понимаю, им вообще мало что можно. – Он подвинулся поближе, чтобы зачитать цитату из статьи. – Никаких чибисов, голубей, бекасов. Никаких устриц, мидий, моллюсков и целых лобстеров. Никаких артишоков, острых блюд, сыра. – Он сделал вдох. И продолжил: – Ничего слишком жирного, ничего слишком пряного. И не более одного бокала вина. Я ничего не упустил?
Она вздохнула.
– Мне бы хотелось, чтобы вы серьезнее относились к моей работе.
– Я серьезен, – заверил он ее. – Прочитав это, я понял, почему у девушек такие тонкие талии и так часто случаются обмороки. Я думал, из-за корсетов, но нет. Да вы же попросту голодны!
Мисс Дав поджала губы, но он успел заметить мелькнувшую улыбку.
– Я ни разу в жизни не падала в обморок.
– Может, и нет, но признайтесь, мое предположение не лишено смысла. Жизнь слишком коротка, чтобы прожить ее в полуголодном состоянии.
– Не преувеличивайте. Эти правила касаются только приемов и соблюдаются преимущественно незамужними.
– Неудивительно, что они стремятся поскорее выйти замуж, – не замедлил ввернуть Гарри. – Если бы я был вынужден сидеть на диете из пудингов и крылышек, то тоже начал бы подыскивать себе пару.
Это наконец-то сработало. Она не удержалась и рассмеялась:
– В самом деле, милорд! Не понимаю, почему все это нас так удивляет. Вы постоянно бываете на приемах. Вам наверняка известно, что при разделывании курицы крылышки предлагают именно девушкам.
– Знающим меня людям и в голову не придет попросить меня нарезать мясо за столом. Говядину я режу слишком толсто, а курицу вообще распиливаю.
– Видимо, вы просто хотите дать юным леди побольше мяса, дабы они не испустили дух до десерта.
Он выпрямился и с удивлением посмотрел на нее:
– О, мисс Дав, вы пошутили.
– Явно не слишком удачно, иначе вы бы засмеялись.
– Настоящий кошмар, – согласился он с ней, – но это кое-что доказывает. Вы ошибались, а я был прав.
– О чем вы?
– Вы утверждали, что мы с вами никогда не сможем работать на равных. Что мы не поладим. Данный разговор доказывает обратное. Я полагаю… – Он сделал паузу и наклонился к Эмме, переведя взгляд на ее губы. – Я полагаю, мы с вами прекрасно ладим, мисс Дав.
Губки ее распахнулись, ресницы опустились, и на долю секунды ему показалось, что они вот-вот поладят как мужчина с женщиной. Но она отодвинулась от него, и надежда рассыпалась в прах.
Эмма пошуршала бумажками и откашлялась.
– Итак, теперь, когда я удовлетворила ваше любопытство насчет куриных крылышек, милорд, не перейти ли нам к следующему вопросу?
Гарри заставил себя вернуться к делу. Он объяснил некоторые специфические особенности ее стиля, в частности, склонность слишком вдаваться в детали. Поспорил об абзацах, которые он вовсе вычеркнул или в которые внес слишком большие изменения.
Несмотря на все это, Эмма приняла его критику довольно хорошо, возможно, из-за того, что разговор о голодных девушках и цыплячьих крылышках растопил лед. Закончили они на оптимистичной ноте – она согласилась с его предложением включать в каждый выпуск по меньшей мере одну статью для мужчин и пообещала приготовить таковую к их следующей встрече, назначенной, как и планировалось ранее, на среду. Потом она поделилась своими идеями.
Гарри изо всех сил старался вникнуть в ее рассуждения, но вскоре поймал себя на том, что его воображение устремилось к более соблазнительной теме, чем завтраки на природе и приемы в гостиных. Пока Эмма рассуждала о яствах для пикников, он следил за ее губами и снова задавался вопросом – как это, целоваться с ней. К окончанию ее рассказа он представил двадцать семь разных способов.
Внезапно наступившая тишина рывком выдернула его из сладких грез. Он вздрогнул и увидел, что она вопросительно смотрит на него, явно ожидая ответа.
– Очень разумно, – похвалил он, хотя за последний час не услышал ни слова. – Я согласен.
Судя по ее широкой улыбке, он попал в точку, но все же впредь не стоит так отвлекаться. В сущности, ничего не изменилось с тех времен, когда она служила у него секретарем. Если они хотят успешного сотрудничества, ему ни в коем случае нельзя предаваться плотским мечтам о ней. Но припоминая ощущение ее тела в его руках и запах хлопка и талька, Гарри спрашивал себя: почему он никогда не замечал ее очаровательной улыбки? Он подозревал, что попытаться избавиться от раздумий о поцелуе с мисс Дав равносильно попытке засунуть обратно дары в ящик Пандоры. Мудреная задача. Очень.
Эмма считала, что их переговоры прошли успешно. Удивительно, особенно если учесть, как все начиналось.
Она лежала в постели, глядя в темный потолок, не замечая ни громкого мурлыканья Мистера Голубя у ее подушки, ни шума лондонских улиц за окном. Все ее мысли были заняты лордом Марлоу и происшествием уходящего дня.
Марлоу коснулся ее. Раньше он никогда себе этого не позволял. Изначально его намерения, все всякого сомнения, были исключительно благородными, он всего лишь хотел помочь ей спуститься со стремянки, но удержаться в рыцарских рамках не сумел. Его ладони скользнули вниз и задержались там. Его руки на ее бедрах.
В памяти всплыли многочисленные предупреждения тетушки Лидии о джентльменах и их животной природе. Эмма знала, что ей следовало ударить его по рукам и высказать все, что она думает о таком неджентльменском поведении. Но вместо этого она застыла словно статуя, пока его большие пальцы гладили ее спину, слишком растерянная, чтобы двинуться. Ее бросило в жар, по телу разлилось горячее напряжение. Ничего подобного ей в жизни не приходилось испытывать.
Ни один мужчина никогда не касался ее, по крайней мере так, как лорд Марлоу.
Она подумала о мистере Паркере, единственном мужчине, с которым она делила своего рода интимные моменты. Их дружеские беседы в гостиной крохотного тетушкиного домика велись в креслах, расположенных в полудюжине футов друг от друга. Во время прогулок по парку на Ред-Лайон-сквер он рассказывал о том, как станет юристом, и ходили они всегда бок о бок, рядом, но врозь, ни случайного касания рукой, ни лишнего взгляда. Вальсировали они тоже на безупречной, благопристойной дистанции. И тетушка неизменно держалась неподалеку, зорко следила за целомудрием и репутацией Эммы, в любой момент готовая вмешаться, сделай юный мистер Паркер недостойное движение в сторону ее молоденькой племянницы.
Но он и не пытался. Пожатие рук, поцелуй пальчиков, ладонь на талии во время вальса. И ничего больше. Ни единого неподобающего жеста.
Рука не скользнет вниз к бедрам. Пальцы не погладят спину, разливая по телу неизъяснимый жар и трепет. Ничего подобного.
Эмма прикрыла глаза и прижала руки к тем местам, где лежали ладони Марлоу. Не успела она опомниться, как ладони ее опустились к бедрам, повторив движение его рук, и тело тут же отреагировало. Она отдернула руки.
Марлоу сделал то, о чем ее предупреждала тетушка; то, чего не позволила бы ни одна благовоспитанная женщина; то, что заставляло Эмму напускать на себя равнодушный вид и соблюдать дистанцию со своим красавцем хозяином. Джентльмены неисправимы, не раз говаривала тетушка, а потому устанавливать границы и блюсти их – дело женщин.
«Но он коснулся меня, тетя. Он коснулся меня».
Нельзя было позволять ему этого.
Эмма села, обняв колени и поджав пальчики под хлопковой сорочкой. Прижалась лбом к прохладным коленям, сгорая от стыда и вины, но душевный трепет никак не унимался. Теперь она знала, какой эффект может произвести мужское прикосновение – пусть мимолетное, пусть недостойное – на женщину.
Она не может позволить этому повториться вновь.
Эмма со вздохом откинулась на подушки. Быть может, она волнуется понапрасну. Ухватившись за эту мысль, она попыталась встать на путь оптимизма. Возможно, Марлоу, как и она сама, осознал непристойность своего поведения и впредь будет держаться в рамках приличия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34