Это касалось ее, и только ее! Никто, и уж тем более отец, никогда не должен был об этом узнать.– Как он мог, папа? Он едва дышал!Отчасти это было верно – ведь поначалу так оно и было. Правда, потом… Но думать на эту тему сейчас не стоило. Эмма решительно вернулась к действительности.– Папа, мы обсуждаем не Такера Гарретсона, а Курта Слейда, – сказала она, подошла к отцу и заглянула ему в глаза. – Это очень важно, пойми! Этот человек совсем не тот, за кого ты его принимаешь. Если бы ты знал о нем больше, то не потерпел бы его на ранчо.– Дьявольщина! – вскричал Уин, теряя выдержку, и хватил кулаком по столу. – Я не просто терплю его на ранчо, а страшно рад, что он на меня работает!– Потому что ты веришь каждому его слову, а он только и делает, что нагло лжет. Такер Гарретсон шагу не сделал по нашей земле вчера! Слейд и те двое подстерегли его на его собственной земле, связали и волоком притащили на нашу сторону. Если бы не я, они забили бы его насмерть!Уин уставился на дочь так, словно она внезапно потеряла рассудок.– Кто тебе наболтал такую чушь? Гарретсон, конечно! – Он развел руками, не в силах понять. – По-твоему, слово этого типа чего-нибудь стоит против слова нашего человека?– В данном случае слово «нашего человека» не стоит выеденного яйца! – возразила Эмма, повышая голос. – Твой ненаглядный Слейд – самый дрянной, лживый, беспринципный!..В этот момент надсмотрщик приоткрыл дверь и сунул голову в кабинет. Уин нетерпеливо поманил его внутрь, и тот вошел, с самым уважительным видом комкая шляпу в руках.– Звали, хозяин? Эйс сказал, у вас ко мне срочное дело. Ах, мисс Эмма! Счастлив видеть, что с вами все в порядке! – Открытая улыбка осветила его лицо, и он бросился к девушке как бы в порыве радости. – Вы не поверите, как мы все здесь переживали за вас!Пораженная таким лицемерием, она лишь молча окинула его ледяным взглядом.– Вот что, Слейд, я хочу до конца разобраться в том, что случилось вчера. Похоже, у вас с моей дочерью разные мнения на этот счет. – Уин уселся за стол и вперил в надсмотрщика испытующий взгляд. – Эмма считает, что Гарретсон не заслужил доставшихся ему побоев, потому что не сделал ничего плохого. Он заверил ее, что наши люди во главе с вами устроили на него засаду на землях Гарретсонов, а потом притащили на нашу территорию. Так ли это?– Хозяин! – воскликнул Слейд с видом человека, потрясенного до глубины души. – Это напраслина! Не стоит свиного дерьма… Пардон, мэм, не хотел грубить в вашем присутствии. С чего бы это нам тратить время на такие штучки, хозяин? Наше дело было объезжать границы, и этот молодчик был пойман на земле Маллоев.– Ложь! – воскликнула Эмма, делая шаг вперед.Надсмотрщик отвернулся от стола, и бешеная ярость исказила его лицо. Но тотчас оно снова обрело униженное и покорное выражение.Да это даже не лицедей, а целый бродячий театр, невольно подумалось ей.– Мэм, не хотелось бы оспаривать ваши слова, но негодяй Гарретсон ввел вас в заблуждение. Вашу доверчивость можно понять. Когда хорошо воспитанная леди сталкивается с изнанкой жизни… Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось увидеть все это. Но приказ есть приказ. Только крутые меры могут остановить…– Значит, вы и не думали волочить Такера на веревке за лошадью? И не устраивали на него засады на его же земле?– Конечно, нет, – не моргнув, солгал Слейд.– Может, вы и не приставали ко мне самым наглым образом в День независимости? Не тащили в темный угол и не навязывали мне ваше в высшей степени неприятное внимание? В таком случае не попросить ли нам подтверждения у мистера Карлтона?– Что? – неприятно удивился Уин. – О чем ты говоришь, Эмма? Что он позволил себе?– Надеюсь, на этот раз ты поверишь, папа, потому что узнаешь все из первых рук. Слейд обошелся со мной без всякого уважения. Ты нашел бы его поведение неприемлемым. Он заслуживает порки, вот что я скажу!– Хозяин, я ничего такого не сделал, только сорвал у мисс Эммы поцелуй! – Надсмотрщик зарделся, как красна девица, и бросил на мрачного Уина виноватый взгляд. – Сами посудите, все это веселье, танцы, пунш… С кем не бывает? Конечно, я позволил себе лишнего, но ваша дочь такая хорошенькая, что и у святого голова кругом пойдет! – На миг он покаянно повесил голову, потом снова встретил взгляд хозяина, честно выкатив глаза. – Я страшно раскаиваюсь, мистер Маллой. Навязывать внимание хозяйской дочери – это проступок, достойный наказания. Но поверьте, даже за спасение души я бы не оскорбил мисс Эмму. Для этого я слишком глубоко уважаю ее.Наступило молчание. Эмма от возмущения не находила слов, Уин обдумывал услышанное.– Я готов заплатить за свой проступок, хозяин, – продолжал Слейд, еще больше выкатывая глаза. – Хотите, я сейчас же соберу вещички, и… все, что угодно, лишь бы не портить жизнь вашей дочери своим видом.– Хватит паясничать! – перебила Эмма, обретая наконец голос. – Как только у тебя язык не отвалится от постоянной лжи!– Довольно, Эмма! – Уин остановил ее усталым жестом и потер глаза, мечтая поскорее покончить с разговором. – Не может быть и речи о вашем уходе, Слейд. Я сказал, довольно, дорогая! Теперь мне ясно, откуда твоя неприязнь к нему. Ты оскорблена, но, в конце концов, здесь не Филадельфия, где позволяется разве что целовать край платья. – Он улыбнулся, показывая, что шутит. – У ковбоев кровь горяча, а спиртное порой еще сильнее будоражит ее. Ничего страшного не случилось, но я уважаю твои чувства и хочу услышать обещание, что ничего подобного не повторится. Слейд?– Клянусь могилой матери, хозяин!– Что касается истории с молодым Гарретсоном… – Уин вздохнул и угрюмо посмотрел на девушку, застывшую с гневным лицом. – Не думал я, что доживу до того дня, когда моя дочь примет сторону этих людей. Однако и тут я готов понять тебя. Сердечко у тебя доброе, доченька, и тут уж ничего не поделать. Ты бы, наверное, и хищного зверя пожалела, не то что этого Такера. Женщина есть женщина!– Папа, послушай!– Я выслушал тебя внимательно, Эмма, но мы не можем пережевывать эту жвачку целый день. Если я немедленно не поем и не займусь делом, то Гарретсоны смогут на досуге обшарить все наши пастбища и угнать скот до последнего теленка. У Слейда тоже есть дела поважнее, чем стоять тут и шлепать губами в свое оправдание.Уин жестом отпустил надсмотрщика, и тот вышел, не забыв поклоном попрощаться с Эммой.– А ты пойди к себе и хорошенько отдохни. Ночь выдалась нелегкая для каждого из нас, выспись хорошенько за нас обоих. И впредь я не желаю слышать глупостей.Глупостей? Эмма молча приняла поцелуй в лоб и уставилась в спину уходящему отцу. Он все равно что сказал ей: «Прекрати этот детский лепет и отправляйся к своим плюшевым мишкам и куклам, а остальное предоставь нам, взрослым». Даже в детстве он не обращался с ней так пренебрежительно.Девушка вдруг почувствовала себя бесконечно усталой, одинокой, никем не понятой. Пока она поднималась по лестнице в свою комнату, усталость обволакивала ее все больше, словно медленно действующий яд.Не раздеваясь, Эмма бросилась на кровать. За окном раздавалась песня жаворонка, но в доме царила тишина.Непрошеные воспоминания вторглись в ее мысли. Она снова увидела лицо Такера – в синяках и кровоподтеках, самое дорогое мужское лицо в мире.Против воли девушка снова переживала минуты любви, нежности, страсти. Как много узнала она о близости между мужчиной и женщиной, о Такере и о себе самой! Но более всего о Такере. Эмма не ожидала ничего подобного от человека, внешне настолько циничного и грубого. Оказывается, он был способен на нежность и любовь.Нежность? Любовь?Эмма села на кровати и сказала вслух:– Папа прав, я потеряла рассудок…Все перевернулось с ног на голову, словно она вдруг оказалась в совершенно ином, чуждом мире, где не было ничего знакомого, где не существовало безопасности. И оказалась по разные стороны баррикады со своим отцом. Эмма была в ярости оттого, что он поверил Слейду – чужому человеку, а не ей, словно ее мнение вообще не стоило принимать в расчет. Она помогла Джеду Гарретсону, а еще раньше поверила Такеру, хотя он ничем не мог доказать свою правоту. Одним словом, Эмма встала на сторону Гарретсонов дважды: вчера вечером и сегодня утром.«Что со мной происходит?» – думала девушка в отчаянии.Самым лучшим было бы увидеться с Такером и еще раз поговорить с ним… а еще лучше – побыть в его объятиях хоть пять минут. Или просто посмотреть на него, хоть издали. Но к чему бы это привело? Ни объятия, ни разговор ничего не поправят. Она останется Маллой, а он – Гарретсоном, и общего будущего для них не существует.Или все-таки существует? Так или иначе, Такер перестал быть кровным врагом и превратился… в кого? Что изменилось? Кто из них изменился? Но ведь что-то изменилось!С того момента, как она отдалась Такеру, ничто уже не было прежним, словно их близость сотрясла мир до основания. Эмма не могла отделаться от ощущения, что прежние понятия и убеждения потеряли ценность, что ее место теперь не на родном ранчо, в этой милой знакомой комнате.Ее место отныне рядом с Такером.И все было бы хорошо, если бы он нуждался в этом… нуждался в ней. Но Такер жаждал лишь свободы от нее. И получил эту свободу. Теперь то, что когда-то возникло между ними, прекратило существовать для него.Но не для нее. В ней оно жило и продолжалось. Что это было? Только ли физическое влечение, как утверждал Такер и как совсем недавно думала она? Или нечто более сложное и глубокое?Такер оставался с ней, где бы она ни была – в ее мыслях, в ее сердце. А как насчет него? Вспоминал ли он о ней хоть изредка?Зажмурившись, девушка попыталась воспроизвести в памяти каждое слово их прощального разговора в хижине. Как-то не верилось, что Такер собирался помнить. Он казался таким отчужденным и равнодушным.По крайней мере он мог бы снизойти до прощального поцелуя, уныло подумала Эмма, склоняя голову на подтянутые к подбородку колени. Сомнения крепли, отчаяние углублялось.Для них не было будущего и не могло быть. Маллой и Гарретсоны, Гарретсоны и Маллой. Они могли только ненавидеть друг друга.Но даже эта старая истина не имела уже былого веса. После долгого размышления Эмма приняла решение. Что бы ни случилось дальше, она должна увидеться с Такером и объясниться. Один раз, чтобы знать наверняка.Девушка не имела представления, что скажет, но знала, что не успокоится, пока не услышит от него самого, что все кончено. Глава 17 – Виски! Еще виски!Проталкиваясь сквозь толпу, по обыкновению заполнявшую салун заведения «Иезавель», Такер невольно усмехнулся: такого рода возглас звучал здесь чаще, чем любой другой. Однако он был весьма удивлен, когда увидел того, кто пьяным голосом потребовал еще виски.Дерек Карлтон полулежал на грязной стойке бара, нимало не заботясь о том, что его дорогой костюм покрывается пятнами от разлитой выпивки. Перед ним валялась опустошенная бутылка.– Еще виски! – взревел он снова.Такер сделал вид, что не замечает Дерека, и обратился к Керли, крепкому коренастому бармену с вислыми усами, в белоснежной рубашке и штанах на красных подтяжках:– Налей-ка стаканчик виски, Керли.– Изволь. Хотя сдается мне, рановато ты сегодня начинаешь.– Такой уж выдался денек, – хмуро ответил Такер. Бармен бросил взгляд на едва поджившие ссадины на лице Гарретсона и счел за лучшее промолчать. Он давным-давно взял за правило не лезть с разговором к посетителям с таким выражением лица. И потом все равно все неприятности сводились или к деньгам, или к женщинам, или к тому и другому, так что не стоило и расспрашивать.Дерек снова взревел, требуя виски. Керли доброжелательно посоветовал ему не гнать лошадей, но бутылку открыл и поставил перед ним.– Извольте, сэр. По мне, хоть свалитесь с табурета головой вниз, только потом не жалуйтесь.Такер краем уха слушал разговор, погруженный в невеселые мысли. Если бы Керли мог прочесть их, то лишь пожал бы плечами: ну вот, я так и знал. Именно из-за женщины Такер притащился в город еще до полудня, чтобы как следует напиться.И это было странно, очень странно. Что, собственно говоря, случилось? Случилась Эмма Маллой, ответил себе Такер.Он осушил первый стаканчик виски и ощутил, что его самую малость отпустило. Он расслабился, насколько позволял высокий табурет, собираясь как можно скорее допиться до бесчувствия. Постепенно его охватило приятное тепло, боль и ломота отступили, он вдруг почувствовал себя уютно в суете салуна, ощутил густой запах табачного дыма. Картежники обменивались замечаниями, шуточками и подначками за столами в стороне от стойки. Тут же крутились девицы из заведения, пытаясь привлечь его внимание.Но пока он желал только покоя, благословенного мрака забвения, желал беспамятства. Без виски это было невозможно, потому что, стоило зажмуриться, женское лицо, всегда одно и то же, являлось перед ним. Порой он слышал голос, шепчущий его имя, или ощущал аромат лета, и солнца, и полевых цветов.Тогда он угрюмо думал: «Будь ты проклята!»В это утро все было не так, как обычно. Как раз в ту минуту, когда Такер ступил на порог дома, появился отец. Он был в весьма странном расположении духа, потому что – подумать только! – наткнулся на Эмму и имел с ней что-то вроде беседы. Отец обрушил на Такера лавину вопросов. Тот, однако, пропустил их мимо ушей, стараясь выяснить, как выглядела Эмма и что именно сказала.– Сначала расскажи, о чем вы говорили! Ты наверняка накричал на нее и вконец расстроил…– Что? Расстроил ее? – У Джеда вырвался короткий смешок. – Девчонка меня вовсе не занимает, с чего мне кричать на нее? Будь там никчемный папаша, тогда бы крик стоял, это уж точно.Джед сердито протопал в дом, но за порогом приостановился и с минуту пристально разглядывал сына:– Слушай, у тебя, часом, не отбили мозги? Являешься домой в таком виде, как будто тебя затоптало стадо быков, но заботишься только о том, как бы я не нагрубил этой Маллой.Такер рассеянно прихлопнул муху, по неосторожности севшую ему на руку, и вытер шляпой пот со лба. Отец и сам выглядел ужасно. Под глазами у Джеда залегли глубокие тени, морщины, и без того глубокие, казались пахаными бороздами, в глазах притаилась тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40