— Что-то я прежде не замечал у тебя склонности к пьянству.
— Видимо, пришло время ей появиться.
— Я всегда думал, что пьяницы — это трусы, они боятся смотреть в лицо жизни. Ты тоже стал таким?
— Теперь, насколько я понимаю, меня все считают трусом.
— Ничего подобного ни от кого не слышал.
— Кто не дурак, тот знает, что, когда и кому говорить. — Роб отсалютовал Фергалу пустым стаканчиком и добавил: — Один только лэрд не знает, потому без обиняков и высказал свое мнение.
Фергал умолк. Лицо у него стало непроницаемым. Когда же он заговорил снова, голос у него звучал спокойно и ровно:
— Прибыл гонец от Кадделов. Сказал, что если девочка останется у нас, то о выкупе вдовы Линдсей не может быть и речи.
— Ничего удивительного. Неужели отец думал, что Кадделы согласятся на переговоры? — Роб поставил стаканчик на подлокотник кресла. — Удивительно другое: как это они до сих пор на нас не напали и не отбили свою наследницу?
Фергал пожал плечами.
— Аргилл получил высочайшее соизволение распоряжаться рукой девочки по своему усмотрению. Такова королевская воля, и Кадделы об этом знают.
— Они также осведомлены о том, что их земли значат для Лргилла куда больше, нежели право распоряжаться рукой их наследницы.
— Если бы Аргилл утверждал обратное, я бы очень удивился, ибо человек грешен. Но я пришел к тебе вовсе не для того, чтобы обсуждать несовершенства человеческой породы. Я хочу, чтобы ты поговорил с саксонкой и выяснил, есть ли в клане Каддел люди, готовые внести за нее выкуп
— Но почему я? — удивленно выгнул бровь Роб. — Потому, У тебя это получится куда лучше.
— Мне это не по чину. Ты — будущий лэрд Лохви, и вести переговоры с врагами — твоя прямая обязанность.
Роб замер.
«Ты — будущий лэрд Лохви». Эти слова эхом отозвались У него в ушах.
— Еще неизвестно, стану ли я после отца лэрдом Лохви, — сказал он наконец, резко поднявшись из кресла. — Насколько тебе известно, я — лэрд Гленлиона. Кроме того, отец имеет полное право назвать в качестве своего преемника любого родственника по мужской линии. Не забывай, у Кеннета остались сыновья…
— ~ Нет, парень, — возразил Фергал. — Ангус назовет тебя. Так что следующим лэрдом Лохви будешь ты.
Роб повернулся к старику и посмотрел на него в упор.
— Мне не нужен Лохви. И ты об этом знаешь!
— Да, знаю, но это не избавляет тебя от обязанностей перед кланом. В настоящий момент ты единственный оставшийся в живых сын лэрда Лохви и должен поступать в соответствии со своим положением. От тебя зависят человеческие жизни, парень.
«От тебя зависят человеческие жизни, парень». Эти слова Роб ненавидел всей душой. Их не раз использовали, чтобы им манипулировать. К примеру, послали его воевать с англичанами, заставили убивать и разрушать. На войне редко вспоминают о человечности и гуманности. И Роб вернулся совершенно другим человеком.
— Ладно, я с ней поговорю, — сказал он, жестом дав понять Цезарю, чтобы оставался на месте, поскольку пес стал подниматься со своего коврика с намерением последовать за хозяином. Прежде чем направиться к винтовой лестнице, Роб сказал: — Сомневаюсь, что она выложит необходимые сведения. По опыту знаю, женщины редко до конца осознают нависшую над ними опасность.
— Не забывай, старая Мэгги считает ее ведьмой, — как бы вскользь заметил Фергал.
— Боишься, что она меня заколдует? Или же полагаешь, что она очень уж умна? Навряд ли. Ни разу не встречал умной женщины, хотя готов признать, что женщины способны воздействовать на мужчин с помощью различных уловок. Но это всего лишь хитрость. Магия тут ни при чем. С этими словами Роб стал подниматься по лестнице, перешагивая через две ступеньки. В нишах стояли масляные лампы, в них рдели крохотные язычки пламени, его отсветы метались по стенам, перемежаясь с колеблющимися тенями. Миссия, которую Фергал поручил Робу, была тому не по душе. Слишком мало времени минуло со дня смерти его братьев, чтобы смотреть в глаза женщине, за которую они отдали свои жизни. Поднимаясь по лестнице, Роб мысленно проклинал и маленькую наследницу, и ее светловолосую няньку, хотя понимал, что несправедлив к ним. Заложниц держали в комнате, находившейся на третьем этаже башни, в самом конце длинного темного коридора. У входа горел смоляной факел, рассыпая вокруг искры. Рывком сняв ключ с гвоздя, Роб повернул ключ в замке и нетерпеливо толкнул дверь ногой. Комната, в которой содержались заложницы, была невелика и поражала скудостью меблировки: кровать, прикрытая выцветшим от времени тканым пологом, небольшой стол и деревянный стул. За шторой в алькове — тесное помещение с принадлежностями для умывания. Одно-единственное узкое оконце напоминало бойницу и выходило в замковый двор. Несмотря на убогую обстановку, комната имела чрезвычайно опрятный и ухоженный вид. В жаровне ярко полыхало пламя; чувствовался едкий запах дыма, который не успевал выходить в окно. Вдова стояла около висевшего на стене металлического щита, служившего зеркалом, и причесывалась. Зеленое шерстяное платье английского покроя, плотно облегавшее фигуру, не имело ничего общего с полотняными одеяниями шотландских женщин. Хотя местами платье было порвано, а на подоле виднелись следы подсохшей грязи, Роб не мог не заметить, что оно сшито из материи отличной выработки и, должно быть, обошлось ей недешево. Услышав, что в комнату кто-то вошел, вдова обернулась и молча посмотрела на Роба. На лице у нее в эту минуту не отразилось ни удивления, ни замешательства — будто она его ждала. Она выглядела значительно моложе, чем в тот день, когда Ангус привез ее в замок, но в зеленых кошачьих глазах по-прежнему была настороженность. Спокойствие, которое демонстрировала женщина, показалось Робу оскорбительным, и он, желая вывести ее из себя, громко хлопнул дверью.
— Ты разбудишь ребенка, сэр, — сказала она, не теряя присутствия духа.
Робу ее ответ не понравился. От женщины, которая, пусть даже невольно, стала виновницей смерти его братьев, он ожидал другой реакции: испуга, вскрика, истерики, даже сопротивления — короче, чего угодно, но только не этих будничных слов, произнесенных спокойно и с достоинством. Прислонившись к двери, Роб еще раз окинул взглядом комнату и сквозь щель в пологе увидел голову девочки. Малышка спала глубоким сном, рассыпав по подушке ярко-рыжие кудри.
— Не так-то просто ее разбудить, — заметил Роб. Поскольку ответа не последовало, он, оттолкнувшись от двери, прошел в комнату и, оказавшись в непосредственной близости от пленницы, заметил, как затрепетали у нее ноздри — точь-в-точь как у почуявшего опасность оленя. Потом увидел, как сильно она сжала щетку для волос, даже костяшки пальцев побелели, и выставила ее перед собой, словно щит. Отреагировала. Наконец-то. Что ж, это вполне естественно, подумал Роб и улыбнулся.
— Ты должна написать своим друзьям из клана Каддел и попросить, чтобы тебя выкупили.
С минуту она молча на него смотрела; потом, изобразив на губах подобие улыбки, отрицательно покачала головой.
— Это невозможно.
— Так ведь для твоего же блага! — взревел Роб, выйдя из себя. — Неужели ты настолько глупа, что полагаешь, будто нам нравится жить с тобой под одной крышей?
— Неужели ты настолько глуп, что полагаешь, будто Кадделы пожертвуют хотя бы одной золотой монетой, чтобы выкупить совершенно ненужного им человека? Да будет тебе известно, что после смерти мужа Кадделам я стала не нужна, и среди них нет никого, кто заплатил бы за меня хотя бы медный фартинг. Надеюсь, ты знаешь, кто я такая?
— Конечно, знаю. Ты — леди Линдсей, вдова Кеннета Линдсея, племянника Йена Каддела.
— Совершенно верно. Но, потеряв мужа, я потеряла для Кадделов всякую ценность. Моему отцу я тоже не нужна, он отказался предоставить в мое распоряжение даже жалкую ферму, чтобы мне было где жить в том случае, если бы я вернулась на родину. И с тех пор я у Кадделов словно камень на шее. Только малютка Мейри питает ко мне теплые чувства.
Все это было сказано спокойным голосом, без жалоб и упреков в чей-либо адрес. Простая констатация фактов — не более.
Выслушав женщину, Роб нахмурился.
— Быть может, тебя выкупит кто-нибудь из твоей собственной семьи?
— Разве что из соображений семейной чести? Впрочем, вдовая дочь, к тому же бездетная, без всяких средств к существованию, — обуза даже для самых близких людей.
В какой-то миг Роб уловил в ее голосе горечь, однако она тут же бесследно исчезла.
— Тебе все же придется попросить у отца денег, — стоял на своем Роб.
— Не стану я ничего ни у кого просить, — ответила женщина и, помолчав, негромко добавила: — Не хочу унижаться.
— Но отдаешь ли ты себе отчет в том, гордая леди, что твоя судьба отныне может стать весьма неопределенной?
— Она и была такой — задолго до того, как люди из вашего клана выкрали меня и Мейри из замка Каддел. И не тешь себя понапрасну надеждой, что, если ты пошлешь письмо моему отцу, расписав в самых мрачных тонах мое нынешнее положение, он раскошелится. Мой папаша не из тех, кого можно взять на жалость или испуг.
— Ты, как я понял, вся в папашу, — произнес Роб, размышляя над перспективами дальнейшего пребывания вдовы Линдсей в замке Лохви. Было ясно, что такую женщину принудить к чему-либо или застращать очень непросто.
— Судьба редко бывала ко мне благосклонна, поэтому я поступала не сообразно своим желаниям, а так, как должно.
— Так ты напишешь письмо или нет? С минуту подумав, она тихо ответила: — Нет.
— Нет? — Роб подступал к ней все ближе, используя свой рост и телесную мощь как своеобразное средство устрашения. — Ты не в том положении, чтобы мне перечить.
Щетка для волос, которую она сжимала в руке, задрожала, но взгляд остался прямым и твердым.
— У меня нет другого выхода, сэр.
— Ты рискнешь своей свободой из-за какой-то прихоти?
— Это не прихоть. — Он подошел к ней вплотную. Их разделял какой-то дюйм. Она с шумом втянула в себя воздух, но не отступила ни на шаг. — Мейри я не оставлю.
— Мейри? Девчонку, что ли? Мы ей дурного не желаем.
— Ну разумеется. Вы хотите ей только добра. Именно по этой причине вы выкрали ее из отчего дома, верно?
Роб нахмурился.
— Ирония здесь неуместна.
— А твои глупые рассуждения — тем более.
— Глупые?!
— Какие же еще? Неужели ты и впрямь думаешь, что я могу оставить ребенка на попечение таких жестоких и грубых людей, как ты? Ведь Мейри для вас прежде всего товар, который вы хотите повыгоднее продать. Нет, я не брошу ее, не лишу своей помощи и участия!
— Она здесь в безопасности, — процедил Роб сквозь зубы.
— Считалось, что в замке Каддел она тоже в безопасности, тем не менее мы оказались здесь. Твои братья тоже считали, что они в безопасности, но их печальная судьба всем известна. И если твой отец не сумел сберечь даже свою плоть и кровь, сможет ли он защитить чужого ребенка?
Напоминание о братьях ожгло его как огнем. Но он вынужден был признать, что в ее словах много правды. Тем не менее напряжение все росло.
— Миледи ступила на опасную почву, — заявил Роб.
— Я привыкла ходить по зыбучим пескам, сэр. Но я не настолько глупа, чтобы строить на них дом.
— Не понимаю, о чем ты.
— Я не привыкла верить пустым обещаниям. Мужчины дают клятвы лишь для того, чтобы их нарушать. Они много разглагольствуют о чести, но этими разглагольствованиями чаще всего прикрывают ложь. У меня нет никаких оснований доверять тебе, сэр.
— Я не сказал тебе ни слова лжи.
— Еще одна ложь.
Выпитое виски и вызывающее поведение заложницы привели Роба в бешенство.
— Когда же я солгал тебе в первый раз?
— Когда сказал, что Мейри в безопасности. Как известно, заложникам всегда грозит опасность. А Мейри — заложница.
— Ты не вправе распоряжаться судьбой заложников. Я тоже. Могу сказать одно: коль скоро девочка попала к нам, у нас она и останется. А вот твоя судьба пока не решена.
— Я — единственный человек, которого Мейри знает в этом мрачном замке. Ведь она совсем еще дитя. Я готова на все, только бы нас не разлучали.
— Так ли это?
— Да. — Она запрокинула голову и сурово сжала губы. — Но я не стану писать никаких писем.
Настало время указать ей ее место. Пусть знает, что она целиком в его власти.
— Ты говорила о том, чего не станешь делать. Остается выяснить, на что ты готова, чтобы остаться с ребенком.
Он явно насмехался над ней, хотел показать, что в этих стенах любые ее требования ничего не стоят. Однако она восприняла его слова совершенно серьезно.
— Я готова на все, чего бы от меня ни потребовали.
— Неужели на все? — Роб удивленно выгнул бровь. Нет, эта леди отнюдь не умна, коль скоро выдает такие авансы. Он ухмыльнулся. — Как ты понимаешь, леди Линдсей, эти твои слова можно толковать по-разному.
— Толкуй, как тебе заблагорассудится.
Роб перестал улыбаться и внимательно посмотрел на женщину. От нее исходил тонкий аромат, которого он прежде не замечал. Он находился от нее так близко, что рассмотрел золотистые вкрапления в радужной оболочке ее изумрудных глаз. Завороженный кошачьим взглядом этой женщины, Роб сам не заметил, как протянул к ней руку и коснулся ее золотистых, цвета пшеничных колосьев волос, которые оказались мягче, нежели он ожидал. Сжав золотистую прядку в кулаке, он медленно опустил руку. Шелковистые волосы заскользили у него в ладони; это нежное прикосновение ласкало кожу и зажигало огонь в крови. Она молча смотрела на него снизу вверх. Видно было, что ее снедало беспокойство, об этом свидетельствовало частое биение пульса у нее на шее. Полыхавшее в жаровне пламя бросало неяркие отсветы на ее черты, окрашивая в золотистые и алые тона высокие скулы, горделивые арки бровей и мраморный, без единой морщинки лоб. Глядя на ее выступающие скулы и несколько запавшие щеки, Роб подумал, что светловолосая леди из замка Каддел не только глуповата, но еще и костлява. Когда он положил руки на ее хрупкие плечи, она попыталась было запротестовать, но Роб, желая подавить протест в зародыше, бросил:
— Ну вот, ты уже готова стенать и жаловаться на судьбу, а между тем я только хочу проверить искренность твоих намерений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39