Я думал… — Он выглядел несколько смущенным и торопливо отвел взгляд. — Я решил, что, возможно, будет нелегко уговорить тебя отказаться от твоей затеи, поэтому собирался положить копию в Библию, пока не придумаю, что делать с настоящим крестом. Я только вчера его получил. Бандиты забрали копию. Этот крест настоящий — все время находился здесь, как видишь, целый и невредимый.Большую часть того, что он сказал, она пропустила мимо ушей. Ее охватила невероятная радость. Она взяла крест и долго смотрела на него не отрываясь, считая рубины, любуясь тусклым мерцанием жемчужин, вспоминая каждую черточку налета и каждую зазубрину. Чтобы убедиться в его подлинности, повинуясь импульсу, она попробовала его на зуб, а затем громко рассмеялась. Это он!Это ее крест! Он вернулся к ней! Он настоящий! Он принадлежит ей!— Ах, Адам!. — вскричала Энджел. Она от восторга подпрыгнула на кровати, прижав крест к груди, потом прижала его к щеке. — Ты самый умный мужчина на всем белом свете! Ты сделал это, ты перехитрил их всех, и теперь он наш!Мы теперь богаты! — Она бросилась Адаму на шею, смеясь и обнимая его и чуть не плача от счастья.Но к ее удивлению, Адам напрягся, взял Энджел за руки и слегка отстранил ее от себя. Его взгляд был спокойным, когда он взглянул на нее.— Нет, — произнес он решительно. — Мы не богаты.Мы вернем его туда, откуда он был украден. Глава 15 Она долго потрясенно смотрела на него. В одной руке она все еще сжимала крест, другая рука соскользнула с его плеча и бессильно упала. Наверное, она ослышалась. Или не поняла его. Вернуть его? Это лишено всякого смысла. Он уже возвращен. Он возвращен ей — той, кому он принадлежит. Он принадлежит ей. Адам перехитрил преступников и вернул ей крест, и это правильно. О чем, черт возьми, он говорит?Адам как-то странно смотрел на нее. Его голос звучал чуть-чуть неестественно, когда он попытался ей объяснить:— Энджел, ведь он ворованный! Может быть, его украли те двое бандитов, может быть, кто-то другой, а потом бандиты украли крест у него, но мы не можем оставить его у себя. Он не наш. Он принадлежит той маленькой церкви высоко в горах, и именно туда мы должны его отвезти.— Ты сумасшедший, — проговорила Энджел тусклым голосом.Только два этих слова и крайнее изумление на лице, как будто она не могла поверить в то, что он сказал, — в первое мгновение это была единственная ее реакция, А затем к ней вернулся дар речи, и она закричала:— Это все из-за шишки на твоей голове, она повредила твои мозги, вот и все! Ты не понимаешь, что говоришь! Ты даже не знаешь, о чем ты говоришь!— Знаю. — Его взгляд стал холодным, а голос спокойным. Чересчур спокойным. — Может быть, это тебе следует подумать о том, что ты говоришь. Этот крест не твой, Энджел. Ты не имеешь никакого права продавать его, и если бы ты продала его, ты бы жила на ворованные деньги, на деньги, украденные у церкви. Ты хочешь, чтобы это легло камнем на твою совесть на всю оставшуюся жизнь?— Я не крала его! — крикнула она негодующе. — И какое мне дело до церкви? Церковь никогда не делала мне ничего хорошего, и, кроме того, если бы они действительно дорожили этим крестом, они никогда бы не допустили, чтобы его украли! — Она крепче стиснула крест в своих руках, как будто защищая его, и не сознавая этого, она отодвинулась от Адама, так что они больше совсем не касались друг друга.Что-то похожее на страдание отразилось в его глазах, и он тихо заговорил:— Энджел, милая, я понимаю, что ты сейчас испытываешь. Я знаю, как несладко тебе пришлось в жизни и как ты боишься бедности и одиночества. Но теперь ты не одинока, разве ты не видишь? Теперь я буду о тебе заботиться. И он нам не нужен. — Адам жестом показал на крест. — Там, в Нью-Мексико, у нас будет все, что нам необходимо. Нас ждет прекрасная жизнь, которая со временем будет становиться все лучше. Он нам не нужен.Энджел попыталась вникнуть в смысл его слов.Она старалась представить себе уютный домик и большое ранчо, ночи в надежных и теплых объятиях Адама.Их детей, ужин на плите, занавески на окнах. Но что ей было известно о таких вещах? Никто никогда о ней не заботился, никто даже не пытался заботиться о ней. Люди использовали ее, зависели от нее, отталкивали ее, забывали про нее, и, может быть, Адам сейчас делает то же самое. Она вспомнила обещания, которые давал ей Адам, ей очень хотелось в них поверить. Но оказалось, что единственное, о чем она могла в этот момент думать, — это о том, какой незащищенной она чувствовала себя сейчас, когда лишь одна тонкая простыня скрывала ее наготу. И еще она вдруг подумала о том, каким жестким и тяжелым был крест в ее руке.Она покачала головой, и ее голос был хриплым, когда она заговорила:— Нет, ты не понимаешь. Теперь нам можно не ехать в Нью-Мексико. Тебе больше не придется всю жизнь разводить лошадей: этот крест даст нам возможность поехать куда угодно и заниматься чем угодно! Мы можем стать богатыми, Адам. Такими же богатыми, как важные банкиры и железнодорожные магнаты. Если захотим, мы даже сможем купить себе железную дорогу и построить большой роскошный дом прямо здесь, в Сан-Франциско, или в любом другом месте, где ты захочешь. И нам никогда — слышишь, никогда! — не придется беспокоиться о том, что мы снова станем бедными! Разве ты не видишь? Тот человек — тот ювелир, с которым ты говорил, — сказал, что даже он не знает, сколько стоит этот крест. Может быть, он стоит гораздо больше денег, чем их имеется в самом большом банке Сан-Франциско. И ты не можешь просто взять и отказаться от него, Адам! Как ты можешь думать о том, чтобы отказаться от него?Адам медленно убрал руку с ее плеча. Какое-то короткое мгновение она все еще чувствовала тепло его руки на своем плече. А потом оно стало медленно исчезать… Совсем как тепло его взгляда. Его постепенно заменяло что-то, что она еще не знала, как назвать… что-то похожее на разочарование. Почему он разочаровался в ней? Это ведь ее предали! Она держала в руках то, что принадлежало ей по праву, а он пытался забрать это у нее. Тогда почему он так на нее смотрит? Она знала только, что от этого взгляда она чувствует холод внутри и злость. И холодок одиночества — тот, что прогнала из ее жизни их близость, — начал вновь подкрадываться к ней, как сквозняк из раскрытого окна. Он не имел права заставлять ее переживать все это снова. Он не имел права так на нее смотреть.Адам встал и отошел от нее. Великолепный силуэт его сильной обнаженной спины вырисовывался на фоне яркого солнца, льющегося из окна. Энджел пронзила острая боль воспоминаний о гладкости его кожи под ее пальцами, его мускулах, напрягающихся от ее прикосновений, об удивительной близости, которая их связала. И это воспоминание перечеркнуло чувство потери, потому что сейчас его широкие плечи отвернулись от нее, а его сильная шея подчеркивала непреклонность и непоколебимость его решения.— Я думал, что тебе хватит. Что тебе хватит меня. Что тебе будет этого достаточно. — Он засунул руки в карманы брюк, а мускулы его плеч бугрились под кожей. — Похоже, я ошибся.Ей захотелось закричать, что он не ошибся. Что ей достаточно его. Что ей его более чем достаточно. Что он — это все, о чем она когда-либо мечтала. Она хотела вскочить с кровати и броситься ему на шею и показать ему, что все обстоит именно так. Больше всего на свете она не хотела, чтобы он презирал ее. Она не могла его потерять.Но крест… Это было единственное, что у нее когда-либо было и что принадлежало ей одной. Это не просто кусок металла с камнями, это вся ее жизнь. Он означал свободу и роскошь и отсутствие необходимости беспокоиться о том, что они будут есть завтра и чем они будут согреваться холодной зимой. Он означал ее будущее. Это больше чем предмет рос-. коши — этот крест символизировал надежность. Он давал ей уверенность, что на нее больше никогда не будут смотреть свысока. Он гарантировал ей отсутствие страха перед завтрашним днем. Как Адам мог попросить ее от всего этого отказаться? Как он мог?Она заговорила стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно и убедительно:— Это ради нас с тобой, Адам, разве ты не понимаешь?Эти деньги — они будут и твоими тоже, я не думала забирать их себе. Я хотела, чтобы у нас с тобой впереди была хорошая жизнь. И она у нас с тобой будет, если только…— Вот в этом и заключается разница между нами, — резко оборвал он ее. Он повернулся, и в его глазах было то, что она ожидала и одновременно боялась увидеть — презрение.А еще — гнев, закипающий в нем. — Мне не нужны эти деньги! Если я их возьму, я не смогу жить в мире с самим собой.— И это делает тебя в сто раз лучше меня, правда? — выкрикнула она, больше не сдерживая свою злость и свою обиду. — Тебе обязательно нужно было бросить мне это в лицо!— Да, — ответил он спокойно. Он смерил ее взглядом, и его глаза были такими отрешенными, что, казалось, он смотрел сквозь нее. — Наверное, это действительно делает меня лучше тебя. Я до сих пор не считал, что это возможно, но, похоже, это еще одна деталь, в которой я ошибся.Она чувствовала, как он отдаляется от нее, ускользая сквозь ее пальцы, как туман на ветру, и ужас, овладевший ею, был похож на то, как будто где-то глубоко внутри ее разрывали на части. Но она, продолжая обеими руками сжимать крест, грубо ответила ему:— Ты болван. Ты думаешь, что твои высокие правила о том, что хорошо и что плохо, могут решить все проблемы?Но они не могут положить мясо в твою тарелку, и не бросят дров в твой очаг, и не затащат меня в твою постель! Мне надо было понять это раньше. Я думала, ты другой, а ты такой же, как папа, — отдаешь последнюю монету пройдохе-нищему на улице, когда твоя семья голодает, и все только потому, что это правильно!Его глаза сверкали от гнева, как горящие угли.— Моя семья никогда не будет голодать!Она пропустила его слова мимо ушей. В ней бурлили обида, гнев — и страх, они затмили собой все остальное, даже страх одиночества.— Ну что ж, я не такая, как ты, и горжусь этим, — прошипела она. — И вот что я еще тебе скажу: можешь больше не утруждать себя заботами обо мне, потому что ты мне не нужен! — Она с вызовом потрясла перед ним крестом. — У меня есть вот это, и это делает правой меня, ты понял? Ты мне не нужен!Лед в его глазах раскалился добела и обжигал ее холодом. Он возвел между ними хрупкий щит, вроде того, каким первое дыхание зимы покрывает землю безлунной ночью.Энджел взглянула на него и почувствовала, что свет померк вокруг нее, и все тепло целого мира вдруг, незаметно для нее исчезло, и только образовавшаяся в ней пустота болезненно пульсировала в ее сердце.— Вот как? Значит, так, Энджел? Наша близость ничего для тебя не значила? Я попросил тебя стать моей женой — и это тоже ничего для тебя не значит? Значит, тебе никто не нужен? Ты просто не хочешь, чтобы тебе кто-нибудь был нужен.Ей хотелось закричать:«Нет, это не правда! Ты очень мне нужен! И я сделаю все, все на свете, чтобы ты перестал смотреть на меня так…» Но она не могла этого сказать, потому что то, что он хотел от нее, было как раз той единственной вещью, которую она не могла для него сделать.Она смотрела на крест в своей руке. Он был реален. Он был материален. И таким он останется навсегда.Ему она могла доверять. А Адам… он хотел, чтобы она бросила все ради него. «Я была так близка, — думала она. — Я была так близка к тому, чтобы иметь все…»Мать бросила ее, оставив на произвол судьбы. Ее папа умер, навсегда покинув ее, чтобы она, как могла, сама пробивала себе дорогу, — впрочем, она это делала всю жизнь. А теперь Адам ожидает от нее, что она поверит его словам о том, что он будет о ней заботиться, поверит просто потому, что он ей это сказал? Он ожидает от нее, что она, услышав эти слова, откажется от единственной вещи, которая может обеспечить ее будущее — их совместное будущее, — и в дальнейшем будет безропотно принимать все, что преподнесет ей жизнь?Адам — лучшее, что было в ее жизни. Он олицетворял собой все хорошее, мужественное, надежное, что проложило дорогу сквозь мрачный туман борьбы и разочарований, который окружал ее с самого рождения. Он — то чудо, получить которое в дар она никогда и не надеялась. Он замечательный, он настоящий, он… в общем, совсем как крест.Как мог он попросить ее выбрать что-то одно? Как он мог?Но именно это он и делает! Она подняла голову и сжала крест в кулаке.— То, что мне нужно, — устало проговорила она, — сейчас у меня в руках.Он долго смотрел на нее, так долго, что она собрала все свои силы, чтобы не съежиться под его взглядом.— Все не так просто, Энджел.В два прыжка он подскочил к ней и, схватив за запястье, вырвал крест из ее рук. Она вскрикнула и бросилась на него, но он увернулся. Простыня упала, обнажив ее грудь, но она не заметила этого. С пронзительным яростным криком она перевалилась через кровать, но простыни обвились вокруг ее ног, и она чуть не упала. Ухватившись за изголовье кровати, она рывком отбросила скрученные простыни.— Отдай его мне! — хрипло приказала она. — Он мой.Ты не можешь его забрать! Отдай его мне!Его дыхание тоже было неровным, он напрягся.— Тогда все стало бы легко и просто для тебя, да, Энджел? Ты сделала свой выбор, и теперь ты ждешь от меня, что я оставлю тебя с тем, что ты выбрала, и уйду. Так вот, у меня тоже есть право голоса в этом деле, и я не собираюсь легко сдаваться. Если мне придется затащить тебя в ад, я сделаю это, но не сдамся!Их разделяло меньше половины комнаты, он сжимал крест с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Она могла бы на него наброситься — пинать его ногами, царапать его лицо, бить его кулаками, чтобы вырвать крест. Но она знала, что ей не удастся одержать над ним победу, пока он сам не захочет отдать ей крест. У него было такое холодное и гневное выражение лица, что она понимала: он скорее умрет, чем отдаст ей крест. Не потому, что он был ему нужен, а потому, что он не хотел, чтобы крест был у нее.— Ты не смеешь так поступать! — закричала она.— Смею, черт возьми! В полдень отправляется поезд, и мы с тобой на нем поедем.— Я никуда с тобой не поеду! Ты не сможешь заставить меня! Ты не смеешь поступать так со мной!Он сделал судорожный вдох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39