Минуту назад, когда Джек был лишен этого обаяния, он напоминал дерево без коры, — это и явилось для Агнессы знаком его близкой смерти.
Теперь она, не веря своим глазам, наблюдала, как он становится прежним.
— Мне кажется, с этого дня ты начнешь поправляться, — прошептала она, гладя его по голове. — Не знаю, почему, но я так думаю. Ты сумеешь, если захочешь, Джекки. Разве ты не хочешь жить?
Джек подумал о том, что в случае если Агнессе нужна его жизнь, то ему самому она бы могла пригодиться тоже, но, чувствуя, что на такую длинную фразу у него сейчас вряд ли хватит сил, произнес просто:
— Хочу…
Он не сказал, как сильно боялся, что самое страшное случится ночью, как стискивал зубы, не давая себе расслабиться, чувствуя, как смерть улыбается с темного дна, протягивая к нему свою лапу, пытаясь схватить за горло.
Выбраться? Еще раз? Да, он выбирался, и раньше никто ему особо не помогал. А сейчас? Он знал, не будь с ним рядом Агнессы, он давно бы уже умер, он бы не справился сам.
Раньше… Раньше он ощущал в теле легкость и силу, а теперь оно совсем не слушалось его.
Агнесса предлагает ему выбраться на берег жизни еще раз, она смотрит на него с такой пронзительно чистой нежностью в глазах… Черт возьми, почему бы и нет?
— Агнес?
— Что, Джекки?
Джек готов был еще и еще раз окликать Агнессу, чтобы услышать, как она произносит ею имя. И потом он хотел спросить… что же будет дальше? Он закрыл глаза. Так ли это важно сейчас? Даже если он начнет поправляться, она еще долго будет рядом.
Да, конечно, все пошло наперекосяк из-за рокового поступка. Не свяжись он тогда с шайкой Кинроя, все было бы иначе. Родив от него ребенка, Агнесса никуда и никогда бы от него не ушла — по натуре она не склонна к переменам, тем более что до него у нее не было мужчин. И потом, она же его достаточно сильно любила! Да и деньги для нее не главное. Что ж, они могли бы жить неплохо и без проклятого золота: он наверняка бы нашел какую-нибудь работу, он никогда не был лентяем (хотя последние восемь лет жизни и привили ему отвращение к работе, поскольку он трудился подневольно). Агнесса воспитывала бы ребенка и вела хозяйство; возможно, с ее помощью ему удалось бы как-то восполнить пробелы в своем развитии. Но ничего этого не было и не будет уже никогда. Джек признавал свои недостатки, никчемность по сравнению с Орвилом и многое другое, кроме одного — того, о чем говорил покойный Дэн: Джек не считал себя ни негодяем, ни подлецом. По мнению Джека, его чувство к Агнессе было искренним и отнюдь не мелким, Интересно, а малышка дочь любила бы его, сложись по-другому их с Агнессой жизнь? Он не испытал ни отцовской, ни материнской любви, и любовь ребенка ему, стало быть, тоже не доведется испытать, потому что Агнесса выбрала в отцы его дочери другого человека.
Собственно, Агнесса может дать ему сейчас все, что покупается за деньги, — и ничего больше. Да, помощь, заботу, конечно, но не любовь. Джек и сам не знал, на что надеялся, ведь он был уверен, что Агнесса никогда не вернется к нему. Никогда. Орвил лучше, да, конечно, лучше. Во всех отношениях.
— Я все для тебя сделаю, Джекки, — ласково произнесла Агнесса, и он разочарованно смотрел на нее: о чем, ну о чем он мог сейчас ее попросить?
А Агнесса подумала о том, что Орвил не был прав, говоря, что она дает Джеку надежду. Нет, она, напротив, отняла у него все надежды, что и явилось, возможно, одной из главных причин его болезни, — без надежды человек не может жить.
— Неужели тебе ничего не нужно? — спросила она. — Хочешь, я привезу Керби? Думаю, вы оба будете рады.
Джек кивнул.
— И Джессику, — добавил он, глядя Агнессе, в глаза. Она вздрогнула и изменилась в лице. Ее руки бессильно упали на колени.
— Да, но…— Она не знала, как выпутаться из своих обещаний. Она совершенно не ожидала, что Джек потребует приезда Джессики.
— Ты думаешь, я поправлюсь, а я думаю иначе. Я хочу увидеть ее еще раз. Я ничего не скажу — точно. Я уже все понял.
«Одного я тебе не позволю: впутывать в это дело детей», — пришли на память слова Орвила. Орвила, жестоко обманутого ею.
«Если ты будешь пытаться сделать всем хорошо, в результате всем будет плохо», — говорила Филлис, твердо знающая, что ей нужно в жизни.
«Ты опять обманула меня, Агнес!» — прочитала она в полуугасших глазах смертельно больного человека.
— Хорошо, Джекки, — вздохнула она, — я постараюсь выполнить твою просьбу.
Через день Агнесса поджидала дочь возле школы. Она нервничала, расхаживая по тротуару, у края которого стоял наемный экипаж. Она была уверена, что совершает очередную ошибку, пробивает новую брешь в щите, защищавшем ее от жестокой жизненной бури.
Она чуть было не пропустила появление девочки: Джессика шла среди соучениц, не выделяясь ничем; скромно, даже строго одетая и причесанная (это был итог скрытой войны между Агнессой и Рейчел, возомнившей о себе и своих правах, как считала Агнесса, неимоверно много). Несколько раз Рейчел, пользуясь тем, что мать не всегда сама собирала девочку в школу, выкроив минутку, подменяла Лизеллу или Полли — и в результате Джессика подъезжала к школе разодетая, как принцесса, с локонами, рассыпавшимися по плечам. Рейчел хвалила свою любимицу в открытую; по мнению Агнессы, развивая в ней нездоровое самолюбие и раннее кокетство; в школе же, как заметила Агнесса, даже Дженнифер Хейфорд одевалась куда скромнее. Что будет, если ее дочь станет разгуливать по школе в бархате и шелках и с гривой до пояса?! И Агнесса в один прекрасный день положила этому конец. Джессика не сопротивлялась, а вот Рейчел, всю жизнь выглядевшая серенькой птичкой, обиделась всерьез. «Ладно, если никто не может поставить на место зарвавшихся слуг, я сама сделаю это!» — рассудила Агнесса, и последовал возмутивший Рейчел нагоняй.
Джессика, увидев мать, обрадовалась и подбежала к ней. Разговор, наверное, следовало начать издалека, но Агнесса не сумела. Она напрямую выложила дочери все, что от нее требовалось, причем, довольно несвязно, с какими-то несущественными оговорками, прекрасно понимая, что обрывает еще одну тонкую нить, привязывающую к правильной и незыблемой, благополучной жизни; но она не подумала о том, что, возможно, так же перерезает свои путы, мешающие ей поднять голову и посмотреть правде в глаза.
Но Джессику, конечно, в любом случае не следовало ранить.
— Зачем я должна туда ехать?! — воскликнула девочка, задрожав от страшных воспоминаний. Она ничего тогда не поняла и в то же время поняла все, но понимание это было ужасно для нее и совершенно не нужно, поэтому она постаралась себя обмануть, и ей удалось этого добиться — дети легко обманываются. И вот теперь мать своими собственными руками возвращала ей это проклятое знание!
Джессика воспротивилась внутренне и внешне; она инстинктивно, как всякое существо, противилась попытке разрушить ее привычную жизнь.
— Он мне не понравился тогда, совсем нет! Что ему нужно от меня?! — Но глаза ее, как видела Агнесса, говорили еще кое-что: «Зачем ты это делаешь, мама?! Ты же знаешь, что я не хочу! Зачем, почему это тебе понадобилось вдруг, тебе, которая все и всегда понимает?!»
И Агнесса, сжавшись в комок, жалко произнесла:
— Джесси, он очень болен, не нужен никому, он совсем один. Он хочет увидеть тебя…
— Опять?!
Агнесса поняла, что значит это «опять».
— Может быть, он хочет попросить прощения за то, что когда-то тебя обидел.
— Передай ему, что я не сержусь, — сказала Джессика и добавила: — Мама, я не пойду.
Разговор происходил внутри экипажа; немного высунувшись из окна, Агнесса попросила кучера остановиться.
— Ладно, дорогая, — произнесла она сдавленно и с таким тяжким вздохом, что Джессика, встрепенувшись, посмотрела ей в лицо. — Прости, я не должна заставлять тебя. Мы едем домой.
Экипаж остановился на мосту, где было большое движение; прижатый к краю, он стоял словно остров посреди реки — другие кареты вынуждены были его объезжать.
И Джессика точно только сейчас увидела, какие у матери глаза: окруженные темной каймою, они были внутри неоднородного цвета, светились десятками переливчатых зеленых точек, через которые будто бы лился, просачивался в мир свет невидимого факела, заключенного внутри ее существа. И девочке казалось, что прозрачные капли, вытекающие из этих глаз, первоначально горячие, пройдя сквозь живую зеленую ткань, остывают, становясь чуть теплыми… Сочетание холода и огня, соединение несоединимого — именно к этому стремилась Агнесса.
А у Джессики были еще более удивительные, по-детски чистые глаза, переливающиеся двумя цветами — и травы; выражение упрямства исчезло из них, когда она увидела, как плачет мать.
— Мама…— просунула свою руку под локоть Агнессы и, ласково прижавшись к матери, произнесла:— Почему ты плачешь? Не надо, а то я тоже заплачу сейчас! Ты обиделась, да?
Агнесса мотнула головой.
— Прости, — повторила она, — я плачу оттого, что так поступаю с тобой, моя маленькая.
— Поедем, — сказала Джессика, — туда, куда ты хотела. Только обещай, что не уйдешь, как тогда, будешь рядом.
— Хорошо, дорогая.
После непродолжительного молчания Агнесса произнесла то, без чего нельзя было обойтись:
— Доченька… Только не говори ничего папе! Джессика, смотревшая в окно, обернулась.
— Почему?
— Он рассердится. И вообще, никому ничего не говори. Ты ведь умеешь хранить тайны!
— Но папа никогда не сердится на меня, — заметила девочка, — значит, это действительно плохо.
— Он рассердится не на тебя, а на меня за то, что я тебя туда отвезла. Понимаешь, он очень не любит этогочеловека.
Джессика, хмуро посмотрев на мать, проворчала:
— Ты, что ли, любишь? Агнесса покраснела.
— Он мой старый друг.
Один уголок рта девочки пополз вверх, и на лице ее было написано: «Ну у тебя и друзья, мама!»
— Знакомый, вернее, — поправилась Агнесса, увязая еще глубже, — он когда-то мне очень помог и…
— Как его зовут? — перебила Джессика.
— Джек.
— Когда говорят о взрослых, то называют не «Джек», а «мистер такой-то».
— Да, я знаю, но его зовут Джек.
— Нехорошее имя! — заявила Джессика и опять отвернулась.
Дом произвел на девочку удручающее впечатление; она пугливо озиралась, пока мать быстро, стараясь не привлекать внимания жильцов, вела ее по темным коридорам.
— Но я не буду с ним разговаривать, — предупредила она Агнессу, — только поздороваюсь — все. А если он скажет что-нибудь плохое, я пообещаю пожаловаться папе! И вообще, скажу твоему знакомому, что он нехороший!
Агнессе ничего не оставалось, как согласно кивать в ответ.
Они вошли; Агнесса, почувствовала, как Джессика, всю дорогу крепко державшая ее за руку, попыталась освободиться, поняв, что мать хочет подвести ее ближе к постели больного.
Но приблизиться все же пришлось. Человек, которого девочка так боялась, смотрел на нее без улыбки.
— Спасибо, Агнес, — сказал он.
Агнесса кивнула и отошла в сторону. Джессика оглянулась на мать, затем перевела взгляд назад. Вид лежащего заставил ее позабыть о своих угрозах.
— Что с вами? — спросила она, пораженная произошедшими переменами. Она плохо запомнила Джека с их первой встречи, но та, что тогда он не казался таким изможденно-бескровным, бессильным, худым, было очевидно.
— Да вот, неприятности, Джессика. Как ты поживаешь?
— Я — хорошо.
— Ты уже ходишь в школу?
— Да, разве мама не говорила вам?
— Нет. Мы о тебе не разговаривали.
— Ладно, — произнесла девочка, — не переживайте, вы поправитесь обязательно. Вы один тут живете? За вами кто-нибудь ухаживает?
— Да, Джессика.
— У вас есть жена, дети?
Она позабыла о словах матери, а та стояла с мучительно напряженным лицом и делала неизвестно кому из них непонятные знаки.
— Нет, — сказал Джек. — Так бывает: если у одного человека есть жена и дети, то у другого их, стало быть, нет.
— Все равно поправитесь, — вновь успокоила девочка. Она раскрыла свою школьную сумку и достала оттуда большое янтарно-желтое, без единой червоточины яблоко, которое утром дала ей Рейчел. — Вот, это вам.
— Ешь сама, я не хочу.
— Нет, возьмите! Мне-то купят сколько угодно! У меня дома еще есть.
— Я хочу, чтобы мы с тобой подружились, — сказал Джек, на что Джессика, колеблясь, отвечала:
— Мне могут и не позволить… И потом взрослые дружат со взрослыми, вы разве не знаете?
— Но у тебя ведь есть друзья и среди взрослых.
— Да, — согласилась Джессика и в поисках помощи оглянулась на мать.
— Мама разрешит тебе, — ответил Джек. — Да, Агнесса?
Джессике не понравилось, что этот человек запросто называет ее мать Агнессой, а тем более не понравилось, что мать, вместо того, чтобы защитить ее от навязываемой незнакомцем дружбы, произнесла: — Я не против. Если, конечно, сама Джесси согласна.
Девочка хотела ответить, что вовсе не желает дружить с этим незнакомым мужчиной, да еще почему-то втайне от своего отца, но, чувствуя молчаливое согласие взрослых, связанных между собою какими-то непонятными отношениями, промолчала, однако же твердо решила не поддаваться ни на какие уговоры.
Когда они собрались уходить, она сказала вежливо:
— До свидания. Выздоравливайте скорее. Мы к вам еще зайдем.
— Почему ты сказала, что еще придешь? — спросила Агнесса в коридоре.
Джессика пожала плечами и ответила:
— Так всегда говорят.
А Джек, оставшийся в комнате, подумал, что он несколько неожиданно для себя отвоевал еще одну позицию, и улыбнулся. Оказывается, порою и в слабости скрывается сила. Что ж, может быть, все еще переменится! Все будет так, как он хочет, если конечно… если он останется жить.
Примерно в середине следующего месяца произошло событие, на определенный период внесшее разнообразие в жизнь семейства Лемб: приезд матери Агнессы — миссис Аманды Митчелл, которая, по ее собственному признанию, не думала приезжать, намереваясь отправиться из-за границы прямо домой, но потом внезапно изменила решение и без предупреждения нагрянула к дочери; почему так случилось, для Агнессы навсегда осталось тайной.
Быстро миновали плохо описуемые первые минуты их встречи, знакомства Аманды с теми, кого она прежде не видела;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56