унитаз антивсплеск
Впрочем, и вероятность того, что Мари родит от кого-нибудь ребенка, нисколько не взволновала бы барона, если бы не еще одно досадное, законодательное обстоятельство. Этот ребенок будет наследником фон Штерна, а вот этого барон меньше всего хотел. Значит о том, чтобы выпустить Мари из поля зрения, не могло быть и речи.Рихард напряженно вспоминал все случаи, при которых он может развестись с женой, не возвращая ей приданого. Кроме замены бесплодной жены ее сестрой, Оттон I предложил своим потомкам небогатый выбор, развод без возврата приданого допускался лишь: с государственной изменницей, которую надлежит заточить в крепость или же казнить; в случае обнаружения мужем супружеской измены жены, но для этого требовалось, как минимум, три свидетеля; когда Бог наказывал жену безумием, а у нее уже к тому моменту были здоровые дети, приданое оставалось у мужа для их обеспечения. Внезапно барону пришла в голову мысль. Нужно установить за Мари слежку! В замке находятся Сен-Мартен, с которым баронессу связывают воспоминания о юности, вполне возможно, что между ними может что-то произойти. Если у фон Штерна будет достаточно свидетелей, то, возможно, удастся развестись на очень выгодных условиях. Ведь, учитывая обстоятельства, при которых обнаружилась связь Лизхен и Рихарда, Мари вполне может потребовать от короля Фридриха II признать брак недействительным, ибо Рихард солгал, принося брачный обет. Возможно, король и не согласится, однако нельзя исключать возможности давления со стороны герцогини Брауншвейгской, которая так и не смогла забыть потери одного из самых лучших женихов для своих дочерей. Если брак барона фон Штерн аннулируют, ему ничего не останется как жениться на одной из герцогских старых дев. Хотя бы уж, чтобы были средства на содержание фамильного замка. Рихард оказался в крайне сложном положении, но сдаваться не собирался. Жизнь приучила барона никогда не забывать про судьбу, которая в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях не раз приходила фон Штерну на помощь. Посему, барон взял себя в руки, и решил ждать удобного случая избавиться от жены. Подумалось и о том, что Мари вполне может покончить с собой, если ее существование станет достаточно невыносимым… Но это долгий и мучительные путь. Рихард был противником ненужной жестокости. Конечно можно привозить домой шлюх, поселить в замке любовницу, напиваться и бить жену… Но все это не эстетично, затратно и вредно для здоровья, а кроме того нет совершенно никакой гарантии, что в результате такого обращения Мари совершит самоубийство. Барон был рационален до мозга костей, предпочитая наиболее верные и легкие варианты решения проблем.
— Мари! — баронесса фон Штерн проснулась потому, что ее кто-то настойчиво тряс за плечо.— Папа? — открыв глаза, она увидела отца, который сидел рядом с ней в дорожном костюме. — Куда ты собрался?— Ш-ш! — виконт поднес палец к губам. — Я уезжаю, пришел попрощаться.Папа! Как же я?! Я не могу больше оставаться в этом ужасном доме! — Мари хотела встать, но отец удержал ее. Странно, дочь злилась на отца из-за всего, что узнала. Она хотела сказать, как ненавидит его за то, что умерла мама, но сейчас, когда он сказал, что уезжает, Мари охватила страшная тревога.— Мари, я виноват перед тобой. Вряд ли ты меня когда-нибудь простишь. Я совершил огромную ошибку… Нет, я говорю не о матери Лизхен — это уже было следствием.— Папа, мне все равно, что ты совершил. Я ненавидела тебя несколько часов назад! Но не могла знать, что ты хочешь покинуть меня в такой час. Кроме тебя у меня никого нет! Неужели и ты предашь меня? — на глазах Мари появились слезы. — Возьми меня с собой! — она схватила отца за руку.— Нельзя. Как это ни странно звучит, с Рихардом тебе сейчас лучше всего. Тихо! Не спорь со мной. Поверь, теперь, когда Лизхен больше нет, твоему браку ничто не угрожает…— Но я не хочу жить с лжецом! Рихард меня предал! Я не хочу быть его женой, я пойду к королю…— Нет, Мари! Ради всего святого, послушай меня! Сейчас тебе безопаснее всего ничего не знать и оставаться с Рихардом.— Но папа… Я не понимаю…Тебе лучше ничего не знать. Много лет назад я совершил ужасную ошибку, за которую расплачивался всю жизнь. Кроме тебя, Мари, у меня никого больше не осталось. Я не переживу, если и с тобой что-то случится по моей вине.— Но в чем ты замешан?— Я не могу тебе сказать. Не доверяй этому русскому графу, я знаю, что он тебе нравится.— Вовсе нет! — возмутилась Мари.— Он не может не нравиться, моя девочка, — печально заметил виконт. — Это его работа. Если он еще и не успел покорить твое сердце, то через некоторое время это обязательно произойдет. Я не против. Ты уже выросла и возможно общение с ним доставит тебе много приятных минут… Не смотри на меня так, дитя. Я, конечно, твой отец, но прежде — я француз.— Я не собираюсь даже разговаривать с ним! В первую же ночь он был у Лизхен!— Да? — де Грийе нахмурился. — Да, я еще в большей опасности, чем предполагал…— Папа, может я могу…— Мари, — отец взял ее за плечи, — что бы ни случилось, запомни одно. Сейчас Рихард — твой единственный защитник. Доверься ему.— Но он не любит меня!— Но он любит деньги, которые приносят ему твои виноградники, а это много лучше чем любая страсть! Он сделает все, чтобы ты осталась с ним. Не доверяй никому. Будь осторожна. Прощай, Мари.Виконт порывисто обнял дочь, прижав ее к себе что было силы. По щекам Мари текли слезы, и почему-то она была уверена, что больше они с отцом никогда не увидятся. Де Грийе встал и быстро направился к выходу.— И еще… Клод Сен-Мартен… Я его не видел, но слышал, что он в замке. Его ты должна опасаться еще больше, чем графа Салтыкова. Ни в коем случае, что бы он тебе ни сказал, не соглашайся ехать с ним в наш особняк.— Но почему? — Мари ничего не понимала. Отец так любил Клода! Что произошло?— Мари! Чем меньше ты будешь знать — тем лучше. Пожалуйста, просто никому не доверяй. Через некоторое время тебе нужно будет незаметно уехать из страны, я напишу тебе.Старый маркиз поспешно вышел, и Мари услышала его быстрые удаляющиеся шаги в коридоре.— Скажи мне, хоть куда ты едешь? — воскликнула она ему вдогонку, но ответа, конечно же, не последовало.Баронесса фон Штерн встала с постели и посмотрела на часы. Два часа ночи. Сон полностью слетел. Она села в кресло возле окна и задумалась. Все произошедшее навалилось на нее многотонной тяжестью. Всего неделю назад жизнь казалась ей невыносимо скучной из-за своей размеренности и предсказуемости. Теперь же она отдала бы половину жизни за то, чтобы вернуть эти самые размеренность и предсказуемость! Мари подумала о своей матери, сердце которой не выдержало страданий.— Нечастная моя мать, — прошептала Мари и вознесла горячую молитву Господу за упокой души несчастной. Слезы баронессы фон Штерн текли прозрачными ручейками, ибо горе ее оказалось бездонным.Мари никогда не была особо близка с матерью и сейчас жалела об этом больше всего на свете. Невыносимый, жгучий стыд терзал ее изнутри, оттого, что больше всего на свете, до замужества она мечтала уехать от своей семьи. Мари, как и всем подросткам, казалось, что ее мать хочет ограничить ее свободу, что она завидует ее молодости и поэтому не позволяет дочери ярких привлекательных нарядов, что мать несправедлива и слишком строга. Теперь, когда ее не стало, а Мари повзрослела, те проявления заботы, что казались дочери глупыми ограничениями, вспомнились с особенной нежностью. Баронесса фон Штерн теперь жалела о каждом своем упреке, что несомненно больно ранил материнское сердце… О! Если бы можно было вернуть те дни! Мари закрыла лицо руками. Уже больше никогда не будет у нее шанса поговорить с мамой по душам, спросить совета или поделиться своими переживаниями. Мари словно осиротела. Она сейчас, может быть, простила бы даже и Лизхен, если бы та вдруг оказалась рядом. Лизхен… Баронесса фон Штерн до сих пор не могла поверить в то, что Лизхен, с которой они вместе выросли, которая была ей ближе всех на свете, была подругой и… сестрой…Она долго сидела в мягком кресле, поджав под себя ноги, и бережно перебирая в памяти счастливые моменты детства, которое теперь, увы, безвозвратно отступило в небытие, словно превратившись в одну из детских сказок, которые все помнят, но никто уже в них не верит.За окном начало светать. Мари чувствовала себя совершенно разбитой. Ей захотелось пройтись, немного подышать свежим воздухом, и размяться. Она оделась в простое, черное платье, в знак траура по своей матери, Лизхен и погибшим иллюзиям. Мир обрушился на молодую баронессу фон Штерн всей своей жестокостью в одночасье. Она уже никогда не станет прежней беззаботной и наивной девочкой, которая свято верила в добро, справедливость, счастье…Спустившись в парк, Мари набросила на плечи теплую испанскую шаль.— Не можете заснуть? — внезапно вывел ее из раздумий голос графа Салтыкова из окна его спальни на втором этаже, оно выходило прямо в сад.— Вы меня испугали, — сердито ответила ему Мари.— Подождите немного, я хотел бы составить вам компанию. Если вы, конечно, не против.— А если я против? — Мари злилась на него, и сама не могла понять почему.— У вас нет выбора! — крикнул ей Александр и… выпрыгнул из окна.— Ой! — Мари вскрикнула и закрыла лицо руками.Когда она вновь открыла глаза, граф стоял уже перед ней и улыбался.— Но как…— Мое мужество и любовь к вам принесли меня на крыльях Амура… — начал было Салтыков, но Мари заметила в его волосах соломинку. Быстро сняв ее, она молча поднесла «улику» к лицу графа.— О! Да вы — просто полицейский агент! — рассмеялся он. — Ну что ж, придется открыться. В России подобным образом, я покорил огромное количество женщин, имевших неосторожность прогуливаться напротив моего дома. Кусты и куча соломы — вот, в сущности, и все, что нужно герою-любовнику.— Вы несносны! — Мари гневно сверкнула глазами, отвернулась от графа и быстро пошла по аллее.Тот догнал ее.— И куда, интересно, вы меня заманиваете, о, прекрасная сирена? Не в самую ли глубь чащи, чтобы там вырвать мое трепещущее сердце?— Оставьте меня в покое! — на глаза Мари навернулись слезы.— Что случилось, может быть, я вас как-то обидел? — лицо Александра стало серьезным и даже немного печальным.— Вы самый черствый, самый грубый и неотесанный мужлан из всех кого я знаю!— Но, ваша светлость… Я могу узнать, чем заслужил такую лестную характеристику? «Грубый», «неотесанный», да еще и настоящий мужлан! Мечта любой знатной дамы…Баронесса не позволила ему договорить.— Вы гнусный интриган! Я все про вас знаю! — Мари впала в какое-то исступление. Внутри нее все бурлило и клокотало.— Но…— Из-за вас погибла моя мать, и бежал мой отец? Так ведь, правда?— Виконт бежал? — Салтыков насторожился. — Вы ничего не путаете?— Вы лишили меня семьи! Я вас ненавижу!— Давно ли ваш отец покинул замок? — у графа между бровями резко обозначилась вертикальная складка.— Вчера вечером, и вы его уже не сможете догнать! — крикнула Мари. Ей хотелось побольнее задеть этого надутого негодяя.— Послушайте, дорогая, вам бы следовало обращаться со мною любезнее, — Салтыков сделал шаг вперед, Мари инстинктивно отступила и прижалась спиной к дереву. Александр приблизил свое лицо к ней. — Я ваш единственный друг теперь… Доверяйте мне. — Он нежно и легко коснулся ее губ, а затем быстро отошел.Мари вся дрожала. Любовь и ненависть боролись в ней как два огненных дракона. Умом она понимала невозможность союза с этим наглым, ужасным… и таким прекрасным русским, но сердце ее отчаянно жаждало этого союза, стремилось и рвалось навстречу гибели.— Я, собственно, хотел предложить вам помощь, — как ни в чем не бывало, начал разговор граф. — Во всей этой истории с вашими родственниками так много сложного и запутанного…— Я даже не желаю разговаривать с вами об этом! — Мари отвернулась от Салтыкова, но все же заинтересовалась. Правда, отец, конечно, просил не доверять этому русскому, но… Он так обаятелен и мил. И потом, кто же ему доверяет? Она ведь пока просто слушает.— Я уже, собственно, узнал кое-что интересное.И Александр поведал Мари о своем разговоре с Люмбеком.Баронесса слушала его и не могла поверить, что все это не сон. Временами она сильно сжимала сцепленные между собой пальцы, чтобы боль помогла ей осознать реалистичность происходящего. Когда Александр дошел до письма Гертруды, Мари сильно сжала руками виски, и покачала головой.— Я потрясена, — сказала она, дослушав до конца. — Какой ужас… Выходит, Рихард зря убил эту несчастную и обрек свою душу на вечные страдания?— До тех пор, пока мы не узнаем, чем мать Лизхен шантажирует вашего отца, вы в опасности, Мари.— Но что же нам делать? — баронесса отошла немного в сторону, потом вернулась.— Нам? — насмешливо переспросил граф. — Вы же не желаете, чтобы я вам помогал. Нет, моя дорогая, теперь вам придется попросить меня о помощи.Мари покраснела, ей захотелось ударить этого самовлюбленного, эгоистичного негодяя.— Мне не о чем вас просить, — она гордо поняла голову. — Я и сама могу во всем разобраться.— Боже мой! Как вы строптивы! Рихард рассказывал, что более кроткой женщины, чем вы, нельзя и сыскать во всей Пруссии, а вы, оказывается, просто фурия, — в глазах Александра зажглись бесовские огоньки.— Мне просто не оставили шанса, быть кроткой женщиной, — парировала баронесса. — И вообще, этот спор кажется мне пустым. Если вы хотите мне помогать — помогайте, а если нет — катитесь на все четыре стороны.Мари горделиво отвернулась. Хватит ей уже быть игрушкой в мужских руках!Салтыков сложил руки на груди и прищурился.— Ну что же, в этом случае — прощайте, ваша светлость. Будем надеяться, что вы никогда не пожалеете о своей несгибаемой гордости.Мари на секунду показалось, что Александр, как обычно шутит, но он пошел прочь и ни разу не обернулся. Мари осталась одна посреди аллеи. Сначала она хотела бежать вслед за графом, но, вспомнив слова отца, что Салтыков «не может не нравиться», и флирт графа с Лизхен, остановилась. Она не позволит его чарам восторжествовать над ней полностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Мари! — баронесса фон Штерн проснулась потому, что ее кто-то настойчиво тряс за плечо.— Папа? — открыв глаза, она увидела отца, который сидел рядом с ней в дорожном костюме. — Куда ты собрался?— Ш-ш! — виконт поднес палец к губам. — Я уезжаю, пришел попрощаться.Папа! Как же я?! Я не могу больше оставаться в этом ужасном доме! — Мари хотела встать, но отец удержал ее. Странно, дочь злилась на отца из-за всего, что узнала. Она хотела сказать, как ненавидит его за то, что умерла мама, но сейчас, когда он сказал, что уезжает, Мари охватила страшная тревога.— Мари, я виноват перед тобой. Вряд ли ты меня когда-нибудь простишь. Я совершил огромную ошибку… Нет, я говорю не о матери Лизхен — это уже было следствием.— Папа, мне все равно, что ты совершил. Я ненавидела тебя несколько часов назад! Но не могла знать, что ты хочешь покинуть меня в такой час. Кроме тебя у меня никого нет! Неужели и ты предашь меня? — на глазах Мари появились слезы. — Возьми меня с собой! — она схватила отца за руку.— Нельзя. Как это ни странно звучит, с Рихардом тебе сейчас лучше всего. Тихо! Не спорь со мной. Поверь, теперь, когда Лизхен больше нет, твоему браку ничто не угрожает…— Но я не хочу жить с лжецом! Рихард меня предал! Я не хочу быть его женой, я пойду к королю…— Нет, Мари! Ради всего святого, послушай меня! Сейчас тебе безопаснее всего ничего не знать и оставаться с Рихардом.— Но папа… Я не понимаю…Тебе лучше ничего не знать. Много лет назад я совершил ужасную ошибку, за которую расплачивался всю жизнь. Кроме тебя, Мари, у меня никого больше не осталось. Я не переживу, если и с тобой что-то случится по моей вине.— Но в чем ты замешан?— Я не могу тебе сказать. Не доверяй этому русскому графу, я знаю, что он тебе нравится.— Вовсе нет! — возмутилась Мари.— Он не может не нравиться, моя девочка, — печально заметил виконт. — Это его работа. Если он еще и не успел покорить твое сердце, то через некоторое время это обязательно произойдет. Я не против. Ты уже выросла и возможно общение с ним доставит тебе много приятных минут… Не смотри на меня так, дитя. Я, конечно, твой отец, но прежде — я француз.— Я не собираюсь даже разговаривать с ним! В первую же ночь он был у Лизхен!— Да? — де Грийе нахмурился. — Да, я еще в большей опасности, чем предполагал…— Папа, может я могу…— Мари, — отец взял ее за плечи, — что бы ни случилось, запомни одно. Сейчас Рихард — твой единственный защитник. Доверься ему.— Но он не любит меня!— Но он любит деньги, которые приносят ему твои виноградники, а это много лучше чем любая страсть! Он сделает все, чтобы ты осталась с ним. Не доверяй никому. Будь осторожна. Прощай, Мари.Виконт порывисто обнял дочь, прижав ее к себе что было силы. По щекам Мари текли слезы, и почему-то она была уверена, что больше они с отцом никогда не увидятся. Де Грийе встал и быстро направился к выходу.— И еще… Клод Сен-Мартен… Я его не видел, но слышал, что он в замке. Его ты должна опасаться еще больше, чем графа Салтыкова. Ни в коем случае, что бы он тебе ни сказал, не соглашайся ехать с ним в наш особняк.— Но почему? — Мари ничего не понимала. Отец так любил Клода! Что произошло?— Мари! Чем меньше ты будешь знать — тем лучше. Пожалуйста, просто никому не доверяй. Через некоторое время тебе нужно будет незаметно уехать из страны, я напишу тебе.Старый маркиз поспешно вышел, и Мари услышала его быстрые удаляющиеся шаги в коридоре.— Скажи мне, хоть куда ты едешь? — воскликнула она ему вдогонку, но ответа, конечно же, не последовало.Баронесса фон Штерн встала с постели и посмотрела на часы. Два часа ночи. Сон полностью слетел. Она села в кресло возле окна и задумалась. Все произошедшее навалилось на нее многотонной тяжестью. Всего неделю назад жизнь казалась ей невыносимо скучной из-за своей размеренности и предсказуемости. Теперь же она отдала бы половину жизни за то, чтобы вернуть эти самые размеренность и предсказуемость! Мари подумала о своей матери, сердце которой не выдержало страданий.— Нечастная моя мать, — прошептала Мари и вознесла горячую молитву Господу за упокой души несчастной. Слезы баронессы фон Штерн текли прозрачными ручейками, ибо горе ее оказалось бездонным.Мари никогда не была особо близка с матерью и сейчас жалела об этом больше всего на свете. Невыносимый, жгучий стыд терзал ее изнутри, оттого, что больше всего на свете, до замужества она мечтала уехать от своей семьи. Мари, как и всем подросткам, казалось, что ее мать хочет ограничить ее свободу, что она завидует ее молодости и поэтому не позволяет дочери ярких привлекательных нарядов, что мать несправедлива и слишком строга. Теперь, когда ее не стало, а Мари повзрослела, те проявления заботы, что казались дочери глупыми ограничениями, вспомнились с особенной нежностью. Баронесса фон Штерн теперь жалела о каждом своем упреке, что несомненно больно ранил материнское сердце… О! Если бы можно было вернуть те дни! Мари закрыла лицо руками. Уже больше никогда не будет у нее шанса поговорить с мамой по душам, спросить совета или поделиться своими переживаниями. Мари словно осиротела. Она сейчас, может быть, простила бы даже и Лизхен, если бы та вдруг оказалась рядом. Лизхен… Баронесса фон Штерн до сих пор не могла поверить в то, что Лизхен, с которой они вместе выросли, которая была ей ближе всех на свете, была подругой и… сестрой…Она долго сидела в мягком кресле, поджав под себя ноги, и бережно перебирая в памяти счастливые моменты детства, которое теперь, увы, безвозвратно отступило в небытие, словно превратившись в одну из детских сказок, которые все помнят, но никто уже в них не верит.За окном начало светать. Мари чувствовала себя совершенно разбитой. Ей захотелось пройтись, немного подышать свежим воздухом, и размяться. Она оделась в простое, черное платье, в знак траура по своей матери, Лизхен и погибшим иллюзиям. Мир обрушился на молодую баронессу фон Штерн всей своей жестокостью в одночасье. Она уже никогда не станет прежней беззаботной и наивной девочкой, которая свято верила в добро, справедливость, счастье…Спустившись в парк, Мари набросила на плечи теплую испанскую шаль.— Не можете заснуть? — внезапно вывел ее из раздумий голос графа Салтыкова из окна его спальни на втором этаже, оно выходило прямо в сад.— Вы меня испугали, — сердито ответила ему Мари.— Подождите немного, я хотел бы составить вам компанию. Если вы, конечно, не против.— А если я против? — Мари злилась на него, и сама не могла понять почему.— У вас нет выбора! — крикнул ей Александр и… выпрыгнул из окна.— Ой! — Мари вскрикнула и закрыла лицо руками.Когда она вновь открыла глаза, граф стоял уже перед ней и улыбался.— Но как…— Мое мужество и любовь к вам принесли меня на крыльях Амура… — начал было Салтыков, но Мари заметила в его волосах соломинку. Быстро сняв ее, она молча поднесла «улику» к лицу графа.— О! Да вы — просто полицейский агент! — рассмеялся он. — Ну что ж, придется открыться. В России подобным образом, я покорил огромное количество женщин, имевших неосторожность прогуливаться напротив моего дома. Кусты и куча соломы — вот, в сущности, и все, что нужно герою-любовнику.— Вы несносны! — Мари гневно сверкнула глазами, отвернулась от графа и быстро пошла по аллее.Тот догнал ее.— И куда, интересно, вы меня заманиваете, о, прекрасная сирена? Не в самую ли глубь чащи, чтобы там вырвать мое трепещущее сердце?— Оставьте меня в покое! — на глаза Мари навернулись слезы.— Что случилось, может быть, я вас как-то обидел? — лицо Александра стало серьезным и даже немного печальным.— Вы самый черствый, самый грубый и неотесанный мужлан из всех кого я знаю!— Но, ваша светлость… Я могу узнать, чем заслужил такую лестную характеристику? «Грубый», «неотесанный», да еще и настоящий мужлан! Мечта любой знатной дамы…Баронесса не позволила ему договорить.— Вы гнусный интриган! Я все про вас знаю! — Мари впала в какое-то исступление. Внутри нее все бурлило и клокотало.— Но…— Из-за вас погибла моя мать, и бежал мой отец? Так ведь, правда?— Виконт бежал? — Салтыков насторожился. — Вы ничего не путаете?— Вы лишили меня семьи! Я вас ненавижу!— Давно ли ваш отец покинул замок? — у графа между бровями резко обозначилась вертикальная складка.— Вчера вечером, и вы его уже не сможете догнать! — крикнула Мари. Ей хотелось побольнее задеть этого надутого негодяя.— Послушайте, дорогая, вам бы следовало обращаться со мною любезнее, — Салтыков сделал шаг вперед, Мари инстинктивно отступила и прижалась спиной к дереву. Александр приблизил свое лицо к ней. — Я ваш единственный друг теперь… Доверяйте мне. — Он нежно и легко коснулся ее губ, а затем быстро отошел.Мари вся дрожала. Любовь и ненависть боролись в ней как два огненных дракона. Умом она понимала невозможность союза с этим наглым, ужасным… и таким прекрасным русским, но сердце ее отчаянно жаждало этого союза, стремилось и рвалось навстречу гибели.— Я, собственно, хотел предложить вам помощь, — как ни в чем не бывало, начал разговор граф. — Во всей этой истории с вашими родственниками так много сложного и запутанного…— Я даже не желаю разговаривать с вами об этом! — Мари отвернулась от Салтыкова, но все же заинтересовалась. Правда, отец, конечно, просил не доверять этому русскому, но… Он так обаятелен и мил. И потом, кто же ему доверяет? Она ведь пока просто слушает.— Я уже, собственно, узнал кое-что интересное.И Александр поведал Мари о своем разговоре с Люмбеком.Баронесса слушала его и не могла поверить, что все это не сон. Временами она сильно сжимала сцепленные между собой пальцы, чтобы боль помогла ей осознать реалистичность происходящего. Когда Александр дошел до письма Гертруды, Мари сильно сжала руками виски, и покачала головой.— Я потрясена, — сказала она, дослушав до конца. — Какой ужас… Выходит, Рихард зря убил эту несчастную и обрек свою душу на вечные страдания?— До тех пор, пока мы не узнаем, чем мать Лизхен шантажирует вашего отца, вы в опасности, Мари.— Но что же нам делать? — баронесса отошла немного в сторону, потом вернулась.— Нам? — насмешливо переспросил граф. — Вы же не желаете, чтобы я вам помогал. Нет, моя дорогая, теперь вам придется попросить меня о помощи.Мари покраснела, ей захотелось ударить этого самовлюбленного, эгоистичного негодяя.— Мне не о чем вас просить, — она гордо поняла голову. — Я и сама могу во всем разобраться.— Боже мой! Как вы строптивы! Рихард рассказывал, что более кроткой женщины, чем вы, нельзя и сыскать во всей Пруссии, а вы, оказывается, просто фурия, — в глазах Александра зажглись бесовские огоньки.— Мне просто не оставили шанса, быть кроткой женщиной, — парировала баронесса. — И вообще, этот спор кажется мне пустым. Если вы хотите мне помогать — помогайте, а если нет — катитесь на все четыре стороны.Мари горделиво отвернулась. Хватит ей уже быть игрушкой в мужских руках!Салтыков сложил руки на груди и прищурился.— Ну что же, в этом случае — прощайте, ваша светлость. Будем надеяться, что вы никогда не пожалеете о своей несгибаемой гордости.Мари на секунду показалось, что Александр, как обычно шутит, но он пошел прочь и ни разу не обернулся. Мари осталась одна посреди аллеи. Сначала она хотела бежать вслед за графом, но, вспомнив слова отца, что Салтыков «не может не нравиться», и флирт графа с Лизхен, остановилась. Она не позволит его чарам восторжествовать над ней полностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24