— Но…
— Еще одно слово — и я прикажу тебя выпороть, — Юлия сказала это очень тихо, но отчетливо. Даже зеваки, толпившиеся вокруг Касса, забыли о своей жертве и таращились на происходящее между госпожой и ее рабыней.
— Ты не слышала приказания? — Юргент сделал шаг вперед. — Клянусь, что если ты немедленно не подчинишься, то я сам буду бичевать тебя до тех пор, пока ты не перестанешь быть такой строптивой, — гладиатор сделал еще шаг вперед, теперь Юлия видела только его спину, а затем вдруг произнес что-то на своем родном языке. Окружающие ничего не поняли, но увидели, что Неле смутилась. Рабыня опустила голову и медленно побрела прочь.
— Что ты ей сказал? — Юлия почувствовала себя ужасно глупо.
— Разве это важно? — на губах Юргента заиграла насмешливая, чуть заметная улыбка.
— Разве ты не знаешь, что держать вместе рабов одной народности запрещено? А если так уж случайно оказалось, то им категорически запрещается говорить на своем языке, — Юлия пылала гневом. Она возненавидела Юргента за то, что на секунду тот овладел ее волей безраздельно, что заставил испытать чувство сладостной беспомощности, адское наваждение страсти. Она ведь совсем не знает его…
— Не смей называть меня рабом! — Юргент выпрямился. Он был почти на две головы выше Юлии В гневе голос его звучал как боевой рог.
Юлия беспомощно огляделась вокруг, внезапно взгляд ее упал на то место, где должен был быть Касс. Она вскрикнула и схватила Юргента за руку.
Все обернулись и увидели, что буян исчез, а на земле валяются только разорванные на части веревки.
Юргент в доспехах начальника охраны ехал рядом с крытой повозкой Юлии, которая напоминала паланкин на колесах.
— Несчастный хозяин таверны! — Юлия хохотала от души, вспоминая, как Юргент схватил тостяка-ибера за шкирку и подвесил на крюк для мясных туш, когда тот потребовал немыслимую сумму возмещения ущерба, нанесенного ночными бесчинствами Касса.
— На земле он был слишком жаден, — ответил Юргент, без тени улыбки на лице, и только сияющие голубые глаза выдавали его настроение. — В воздухе он сразу стал намного честнее.
— Может быть, ему показалось, что выходка Касса нанесла непоправимый ущерб репутации его таверны и ее придется закрыть?
— Я думаю, ему показалось, что ты — богиня удачи, — ответил Юргент.
— Так или иначе, ты сохранил для меня десять тысяч сестерциев, думаю, мой отец будет рад заполучить такого управляющего.
— Твой отец? А кто он?
— Юлий Квинт, — девушка ответила просто, но не без гордости.
— Сенатор? Тот, что требовал запрета излишней жестокости во время гладиаторских боев?
— Да, мой отец хотел, чтобы Сенат запретил устраивать бои, в которых участь гладиатора предрешена.
— Арена львов… — печально заметил Юргент, и чуть заметно дотронулся до своей груди.
— Ты знаком с ней?
— Да, — голубые глаза бывшего гладиатора потемнели.
— Но говорят, что с нее никто не может выбраться живым… — Юлия тут же пожалела о своих словах. Сколько боли она увидела в ответном взгляде Юргента, прежде чем он хлестнул своего коня и ускакал вперед!
— Он держится в седле так, что можно подумать, будто видишь кентавра, а не всадника, — услышала Юлия возглас одного из охранников, что следовали за ее повозкой. Этих двоих наняли в день отъезда, и путешественница даже не запомнила их имен.
— Смотри, уже скрылся за поворотом, — ответил ему второй.
— Думаю, что сейчас самое время, — тихо проговорил его спутник.
— Нет, слишком опасно.
Юлия почувствовала неприятный холод, будто змея проползла вдоль ее позвоночника.
К ночи путешественники добрались до небольшой деревни, где постоялый двор больше напоминал хлев, поэтому было принято решение закупить в деревне вино и пищу, а лагерь разбить на лугу. Чистый теплый воздух и ясное звездное небо способствовали тому, что Юлия погрузилась в мечтательное, романтическое настроение. Ее охватила легкая грусть по дому, которая, впрочем, тут же сменилась предвкушением новых впечатлений от путешествия. Она увидит своими глазами море, и греческие города, о которых так много рассказывала ей Лито… Потом взгляд девушки остановился на высокой и прекрасной фигуре Юргента. Галл стоял рядом с большим костром, чуть в стороне от остальных, и на его смуглой коже играли красные отблески пламени. Даже при их неверном и прыгавшем свете, девушка могла видеть его горящие глаза. Он смотрел на огонь неподвижным, немигающим взором, и было понятно, что мысли его где-то очень и очень далеко от этого луга, этой ночи, и Юлии…
Юлия не могла понять, что творится в ее душе. С одной стороны, она продолжала страстно любить Септимуса Секста, и не прошло ни одного дня, когда бы она не думала о том, что станет его женой, не представляла себе его жарких объятий и страстных поцелуев, а с другой стороны — не могла оторвать взора от этого гладиатора, ничтожного, бесправного и… такого благородного, сильного и прекрасного. Конечно, Юргент был не так умен и образован как Септимус Секст, Юргент — галл, а Септимус Секст — один из знатнейших римских патрициев, Юргент — бывший гладиатор, а Септимус Секст вполне может занять место верховного Консула Республики. Но несмотря на все это, она, дочь Юлия Квинта, чувствует к нему…
— О, боги, — прошептала Юлия. Она испугалась своего собственного влечения. Ведь о любви между ней и Юргентом не может быть и речи! Этого не может быть, потому что…. Просто потому что не может быть. Она не должна о нем думать. Юлия решила, что больше не позволит себе ни малейшего проявления чувств. Она будет строга и холодна, будет вести себя так, как подобает госпоже. Ведь, в конце концов, Юргент служит ей, он всего лишь несчастный галл-гладиатор.
Девушка задернула занавески и легла. Попыталась заснуть, но ее мысли опять вернулись к Юргенту. Она задумалась о том, откуда он, кто его отец, как он выступал на арене… Может быть, этот галл — знатный человек среди своего племени. Отец всегда говорил Юлии, что племена, обитающие далеко на севере, не такие уж дикари, как считает большинство римлян. Так, к примеру, в доме Квинтов хранились удивительной красоты изделия из литого стекла, доспехи из кожи и бронзы, украшенной изысканной чеканкой. Отец рассказывал Юлии также удивительные сказания о древних богах северных народов. Квинт также говорил дочери, что будущее мира именно за северными племенами. Увы, но богатство и могущество развратили Рим. Золото и серебро, награбленные в завоевательных войнах по всему миру, не принесли Республике счастья и процветания. Все сильнее было стремление отдельных полководцев захватить единоличную власть, все больше требовалось средств на строительство умопомрачительных вилл, все чаще в отдаленных провинциях вспыхивали восстания против власти римлян. Квинт часто сравнивал северные народы с могучим, сильным и чистым потоком, который однажды сметет остатки разложившегося Рима. Пример Лито научил Юлию оценивать людей не по их происхождению и положению в обществе, а по их качествам. Девушке вдруг представилось, что Юргент будет всю жизнь рядом с ней. Он будет охранять ее, он будет служить ее отцу… Неважно. Юлия стала представлять себя женой Секста, прекрасной римской матроной, которой завидуют многие знатные женщины, но рядом с ней всегда будет этот галл, который, не задумываясь, отдаст жизнь за свою госпожу… Конечно же, Секст будет ревновать Юлию, он будет бояться ее потерять… А Юргент будет жить надеждой, что когда-нибудь его прекрасная госпожа полюбит своего верного стража…
Эти наивные девичьи мечты настолько разожгли любопытство девушки, что она снова отодвинула край полога, скрывавший ее от посторонних глаз, и оглядела лагерь, наскоро разбитый путешественниками на поляне, однако Юргента не увидела. Юлия выглянула наружу.
— Не спится? — раздался спокойный голос откуда-то снизу. Девушка вздрогнула и опустила глаза. Юргент сидел, прислонившись спиной к колесу повозки Юлии.
— Ты меня напугал, — Юлия хотела упрекнуть его, но голос ее прозвучал непозволительно мягко.
— Прости, я не хотел, — девушке показалось, что гладиатор думает о чем-то очень важном для него, потому что голос Юргента звучал необыкновенно печально и глубоко.
— О чем ты так задумался?
— Почти целый день я думаю о своей родине. Мне кажется, что прошла уже целая вечность с того дня, как я покинул ее.
— Ты хочешь вернуться?! — вопрос прозвучал так громко и поспешно, что Юлия невольно прикусила губы. О, боги, как же можно быть такой несдержанной! Лито всегда учила ее, что более всего мужчины ценят в женщине независимость, когда она может без них обойтись.
Юргент поднял голову и внимательно посмотрел на Юлию, на его губах заиграла ироничная улыбка.
— Конечно. С того самого дня, как попал в плен к римлянам.
— И тебя ничто здесь не удерживает? — Юлия ощутила досаду. Этот галл злил ее. Он вел себя так, словно был сенатором Республики, знатным патрицием и богатым гражданином, а не каким-то бывшим гладиатором. Он должен быть влюблен в нее!
Глаза Юргента сузились, он отвернулся и издал какой-то странный звук. По его вздрагивающим плечам Юлия поняла, что он смеется.
— Что смешного? Как ты смеешь! Я… я… — девушка не знала, что сказать. Такого не может быть! Это он должен просить, умолять, совершать подвиги ради единого благосклонного взгляда Юлии!
В моей стране девушки твоего возраста обычно уже имеют по два-три ребенка, — сказал Юргент, продолжая улыбаться. — Они обладают спокойной, своей особенной красотой. Это красота нашей Матери Земли, которая заключается в силе и плодородии. Женщины моего народа совсем не похожи на тебя. Они высоки ростом, и очень крепко сложены, у них очень сильное тело, способное выдержать тяжелую работу и частое деторождение. Наши мужчины постоянно воюют, и женщинам приходится самим заботиться о детях, обрабатывать землю, даже охотиться. В случае необходимости, они могут стоять в боевом строю наравне с мужчинами.
— Что в этом привлекательного? — Юлия капризно надула губы, но в душе почувствовала себя глубоко уязвленной.
— Да, возможно, ничего привлекательного для молодой дочери римского сенатора нет в такой жизни…
— Ты все время смеешься надо мной! — вспыхнула Юлия. — Я не желаю выслушивать твоих дерзостей. В доме моего отца тебя бы приказали посадить на хлеб и воду за такую наглость и неуважение к твоим хозяевам. Ты просто пользуешься тем, что я… — девушка осеклась, у нее чуть не вырвалось «отношусь к тебе иначе, чем к простому охраннику».
— Если ты хочешь, мы могли бы немного пройтись, — неожиданно предложил Юргент. — Ночь удивительно прекрасна, почти так же как ты, — и он взглянул Юлии в глаза.
— Но… — она хотела съязвить, сказав, что у нее нет троих детей, и она не сможет встать в строй наравне с мужчинами, но вся ее злость уже улетучилась. Как странно, секунду назад она ненавидела этого галла, но одно его слово… и он прощен.
— Пойдем, — Юргент встал с земли и протянул Юлии руку. Она осторожно опустила ноги и спрыгнула с повозки, оказавшись на секунду в объятиях галла. Руки Юлии лежали на его широкой груди, а ноздри щекотал острый, пряный запах его тела. Лесные травы, морской воздух, дурманящие восточные благовония… Девушка почувствовала, как ее ноги слабеют, а голова кружится так, словно она только что сошла с больших качелей. Она сделала несколько шагов, опираясь на руку Юргента, и только когда туман в ее глазах рассеялся, она смогла идти уверенно, не боясь снова потерять ощущение земной тверди. С другой стороны, это сладостное, таинственное чувство предвкушения, томление молодого и жаждущего любви тела, манило словно наркотик. Юлии хотелось испытывать его вновь и вновь, дольше и сильнее. Словно виноградный сок, который созрел и превратился в прекрасное вино, дочь Квинта превращалась из девушки-подростка в молодую, полную желания и неги женщину. Юргент видел это в каждом ее жесте и взгляде. Галла завораживала эта внутренняя борьба пробуждающейся страсти с добродетелью. Это странное сочетание Делало каждый жест, взгляд и слово Юлии неповторимыми, удивительными, желанными. Она пока еще по-юношески естественна и мила, но в го же время, пытается вести себя словно взрослая, знатная женщина. Как игра неопытной актрисы, оттеняемая молодостью и живостью, кажется нам бесподобной, так и попытки Юлии скрыть свои тайные помыслы и желания, виделись Юргенту чем-то прекрасным, что невозможно описать словами. Он испытывал примерно то же самое чувство, какое переживает человек, впервые наблюдающий, как распускается орхидея, или же огромное красное солнце медленно погружается в океан, только чувство Юргента было намного острее и сильнее. Он желал поймать, запомнить, жадно впитать каждый миг рождения КРАСОТЫ.
Юлия и ее спутник медленно брели по лугу. Они уже отошли достаточно далеко от лагеря, остальные не могли их видеть.
— Расскажи мне еще о своей стране, — Юлия глубоко вдыхала прохладный и необыкновенно свежий ночной воздух, наполненный ароматом диковинных цветов, что расцветали с заходом солнца. Бледно-розовые, серебристые, фиолетовые , они горели в темноте, словно россыпи драгоценных камней. Пение цикад не было таким оглушительным, как в предместьях Рима, оно слышалось отчетливо и по-особому мелодично. Над головой обоих путешественников раскинулся черный купол ночного неба, украшенный миллиардами звезд.
— Что ты хочешь услышать? Наши женщины тебе уже не показались привлекательными, — заметил Юргент.
— Расскажи о своей семье, — Юлия сделала вид, что не заметила его сарказма.
— Мое полное имя Юргент Фьеорд, мой род владеет землями на северо-западе долины великой реки, о которой вы, римляне, почти ничего не знаете.
— Я сразу поняла, что ты из знатного рода! — воскликнула Юлия, подпрыгнув и хлопнув в ладоши, но тут же смутилась из-за этой детской выходки.
— Да. и вполне могу просить твоей руки у сенатора Квинта, — Юргент отвернулся, а Юлия почувствовала себя подвешенной в воздухе. Он смеется над ней, или говорит о своих чувствах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24