— Ваша энергия, — залепетал бургомистр, — ваш благопристойный образ мыслей…— Мой высоко благопристойный образ мыслей!— Конечно, конечно… Но в политике не следует проявлять такой горячности, мой юный друг. Наш город еще не дорос до вас. Какими средствами вы полагаете справиться с ним?Вместо ответа Дидерих вдруг отступил на шаг и шаркнул ножкой. В дверях стоял Вулков.Выставив вперед мерно колышущееся брюхо, он подошел, положил свою темную лапищу на плечо доктору Шеффельвейсу и прогрохотал:— Что это вы, голубчик, соло? Выгнали вас ваши гласные?Доктор Шеффельвейс слабо хихикнул. Между тем Дидерих все время озабоченно оглядывался на дверь в зрительный зал, которая была открыта. Он стал позади фон Вулкова так, чтобы загородить его, и шепнул несколько слов, после чего регирунгспрезидент отвернулся, привел в порядок свой туалет и сказал Дидериху:— А вы, миляга, действительно полезный человек.Дидерих просиял.— Я счастлив, господин регирунгспрезидент, что вы обо мне столь лестного мнения.— Вы, кажется, на многое можете пригодиться, — милостиво изрек Вулков. — Мы еще вернемся к этому разговору.Он мотнул головой и, повернув к Дидериху широкоскулое, в коричневых пятнах лицо, воззрился на него монгольскими щелками глаз, в которых было столько плотоядного коварства и жестокости, что Дидерих громко засопел. Такой результат, видимо, удовлетворил Вулкова. Он щеткой расчесал перед зеркалом бороду, но, так как держал голову по-бычьи, его борода, прижатая к манишке, тут же смялась.— А теперь пошли! — сказал он. — Этот трам-тара-рам, наверно, в полном разгаре?И, сопровождаемый с одной стороны Дидерихом, с другой — бургомистром, он уже готов был войти в зал и своим помпезным появлением помешать лицедейству, как вдруг из буфетной донесся замирающий голос:— О боже, Оттохен!— Она уже тут как тут! — буркнул Вулков и пошел навстречу супруге. — Так и знал, в решительную минуту она сдрейфит. Больше кавалерийской лихости, бесценная моя Фрида!— О боже, Оттохен, ты не можешь себе представить, как я боюсь! — И, обращаясь к Дидериху и бургомистру, она быстро, хотя и дрожащим голосом, затараторила: — Я, конечно, знаю, в бой нужно идти с верой в сердце…— Особенно, — к месту ввернул Дидерих, — если бой заранее выигран. — И он отвесил рыцарский поклон.Фрау фон Вулков коснулась его веером.— Доктор Геслинг уже составил мне компанию в фойе во время первого действия. Он тонкий ценитель искусства и может дать полезный совет.— Имел случай убедиться, — сказал Вулков. Дидерих, расшаркиваясь, отвешивал благодарные поклоны то ему, то его супруге. Регирунгспрезидент предложил: — Давайте уж и останемся в буфете.— Таков и мой план военных действий, — болтала фрау фон Вулков, — к тому же я нашла здесь маленькую дверь, откуда видна сцена. Мы приоткроем ее и, оставаясь в стороне от событий, в чем я сейчас чувствую необходимость, будем все же в курсе дела.— Бургомистерчик, — сказал Вулков и прищелкнул языком, — рекомендую салат из омаров. — Он дернул доктора Шеффельвейса за ухо. — А в деле с городской биржей труда магистрат опять сыграл незавидную роль.Бургомистр покорно ел, покорно слушал, а Дидерих, стоя рядом с фрау фон Вулков, смотрел на сцену. Там Магда Геслинг брала урок музыки, и учитель, темнокудрый виртуоз, пылко целовал свою ученицу, чему она отнюдь не противилась. «Если бы Кинаст видел», — думал Дидерих, но он и сам почувствовал себя задетым.— Вы не находите, графиня, — сказал он, — что учитель музыки слишком натуралистично играет?— Но это вполне соответствует моему замыслу, — удивленно ответила она.— Я, видите ли, полагал лишь… — неуверенно пробормотал Дидерих и испуганно умолк: из-за кулис показалась не то фрау Геслинг, не то какая-то другая дама, очень на нее похожая. Эмми тоже оказалась тут, молодую чету застукали, поднялся крик, плач. Вулков повысил голос.— Не-е-т, бургомистр. Стариком Буком вам теперь не отговориться. Пусть он и протащил резолюцию насчет городской биржи труда: все дело в том, как проводить ее в жизнь, а это уж от вас зависит.Доктор Шеффельвейс хотел сказать что-то в свое оправдание, но Магда закричала, что у нее и в мыслях нет выйти за такого человека, для него, дескать, и служанка хороша.— Ей следовало бы взять еще более вульгарный тон, — заметила авторша. — Ведь они parvenus выскочки (фр.)

.И Дидерих, улыбаясь, поддакнул, хотя вся эта передряга в доме, так напоминавшем его собственный, привела его в полное смятение. Про себя он согласился с Эмми, которая заявила, что такого положения нельзя больше терпеть ни минуты, и позвала служанку. А когда та появилась, — вот чертовщина! — оказалось, что это тайная графиня. Неожиданно в тишине, вызванной ее появлением, прогудел бас Вулкова:— Да бросьте вы меня морочить разговорами о вашем гражданском долге. Разрушать сельское хозяйство — это, по-вашему, гражданский долг?В публике многие оглянулись; президентша в ужасе прошелестела:— Оттохен, бога ради!— Что там такое? — Он подошел к двери. — Пусть только попробуют пикнуть!Но никто не сделал такой попытки. Вулков повернулся к бургомистру.— Ведь ясно, что вашей биржей труда вы отнимаете рабочую силу у нас, землевладельцев Восточной Пруссии …землевладельцев Восточной Пруссии — К востоку от Эльбы наиболее полно в Германии сохранились юнкерские хозяйства. Крупные помещики сосредоточили здесь в своих руках пятьдесят процентов всей обрабатываемой земли. Юнкерские хозяйства в основном существовали за счет полуфеодальном эксплуатации батраков.

. И кроме того: на этой несчастной бирже есть даже представители рабочих — а вы берете на себя еще и посредничество в сельском хозяйстве. К чему это приведет? К объединению батраков, конечно. Так ведь, бургомистерчик? — Его лапища опустилась на податливое плечо доктора Шеффельвейса. — Все ваши махинации мы насквозь видим. И не потерпим их!На сцене вулковская племянница обращалась к публике: семье фабриканта не положено было слышать ее монолог.— Как? Мне, графской дочери, стать женой учителя музыки? Никогда! Хоть эти люди сулят мне приданое, но пусть другие унижаются ради денег. Я знаю, к чему обязывает меня мое высокое происхождение!В зале зааплодировали. Фрау Гарниш и фрау Тиц утирали слезы, вызванные благородством чувств тайной графини. Однако слезы полились вновь, когда племянница сказала:— Но где мне, служанке, найти жениха столь же высокого происхождения?Бургомистр, очевидно, отважился на какое-то возражение, потому что Вулков сердито крикнул:— Устраивать безработных — не мое дело! Я ради них разоряться не намерен. В свой карман залезать не позволю!Тут Дидерих не мог больше сдержаться и, расшаркавшись, отвесил поклон регирунгспрезиденту. Но и у президентши были все основания отнести поклон на свой счет.— Знаю, — прошептала она, умиленная, — это место мне удалось.— Ваше искусство, графиня, находит прямой путь к сердцам, — сказал Дидерих. И так как Магда и Эмми шумно хлопнули крышкой рояля, а потом дверьми, он прибавил: — Высокодраматическое искусство! — И тут же, повернувшись в другую сторону: — На следующей неделе состоятся выборы двух гласных на места Лауэра и Бука-младшего. Хорошо, что Вольфганг Бук отказался добровольно.— Позаботьтесь, — сказал Вулков, — чтобы на их места попали приличные люди. У вас как будто хорошие отношения с «Нетцигским листком»?Дидерих таинственно понизил голос:— Я пока еще держусь в тени, господин президент. Так лучше для блага националистической идеи.— Смотрите-ка! — сказал Вулков и сам пристально посмотрел на Дидериха. — Вы, я вижу, сами не прочь выставить свою кандидатуру?— Готов принести такую жертву. В органах городского самоуправления слишком мало надежных людей — с националистической точки зрения.— А что бы вы сделали, если бы вас избрали?— Позаботился бы о скорейшей ликвидации биржи труда.— Ну конечно, — сказал Вулков, — вполне естественно для националистически мыслящего немца.— Я офицер, — говорил между тем на сцене лейтенант, — и не потерплю, дорогая Магда, чтобы с этой девушкой, пусть она всего лишь бедная служанка, плохо обращались.Лейтенант из первого акта, неимущий кузен, которому прочили в жены тайную графиню, — жених Магды! Зрители дрожали от волнения. Фрау фон Вулков сама это заметила.— Драматические ситуации — моя сильная сторона, — сказала она потрясенному Дидериху.У доктора Шеффельвейса не было времени предаваться художественным эмоциям, его томило предчувствие больших неприятностей.— Никто, — уверял он, — не приветствовал бы так радостно новые веяния…— Знаем мы эти песни, голубчик. Радостно приветствовать, когда это ничего не стоит, на это вы мастак.— Необходимо провести решительную черту между преданными монархистами и бунтарями! — подхватил Дидерих.Бургомистр умоляюще воздел руки.— Господа! Не поймите меня превратно. Я на все готов. Но что пользы от черты, если у нас почти все, кто не голосует за свободомыслящих, голосуют за социал-демократов?Вулков яростно хрюкнул и взял с буфетной стойки сардельку. Но Дидерих сохранял несокрушимую веру в успех.— Если выборы без вмешательства не обещают положительных результатов, значит, надо вмешаться, только и всего.— Но как это сделать? — сказал Вулков.Вулковская племянница тем временем опять взывала к публике:— Он не может не узнать во мне графини, ведь он — отпрыск того же аристократического рода, что и я!— О графиня, — воскликнул Дидерих, — я сгораю от любопытства: узнает он в ней графиню?— Конечно, узнает, — ответила президентша. — Уже по хорошим манерам они узнают друг друга.И в самом деле, лейтенант и племянница переглянулись; Магда и Эмми вместе с фрау Геслинг ели сыр с ножа. Дидерих стоял, раскрыв рот. Публику невоспитанность семьи фабриканта рассмешила. Племянницы Бука, фрау Кон, Густа Даймхен — все ликовали, И Вулков тоже прислушался. Он слизнул жир с пальцев и сказал:— Ну, Фрида, твое дело в шляпе, они смеются.Сочинительница и впрямь удивительно расцвела. Ее глаза за стеклами пенсне лихорадочно блестели, из груди вырывались вздохи, ей не сиделось на месте, осмелев, она даже высунулась из буфетной в зал, тотчас же многие повернули головы и устремили на нее любопытные взгляды, а теща бургомистра помахала ей ручкой. Взбудораженная сочинительница громко шепнула через плечо:— Господи, битва выиграна.— Если б и у нас это так же быстро делалось, — молвил ее супруг. — Итак, милейший доктор, как же вы думаете прибрать к рукам нетцигчан?— Господин президент! — Дидерих прижал руку к сердцу. — В Нетциге воцарится истинно монархический дух, ручаюсь головой и всем своим достоянием.— Прекрасно, — сказал Вулков.— Ибо, — продолжал Дидерих, — у нас есть агитатор, которого я назвал бы первоклассным. Да, первоклассным, — повторил он, объемля этим словом все. — И это его величество, это сам кайзер!Доктор Шеффельвейс торопливо подтянулся.— Исключительнейшая личность… Весь порыв и действие… Оригинальный мыслитель…— Конечно, — сказал Вулков. Он уперся кулаками в колени и разглядывал пол, точно призадумавшийся людоед. Дидерих и бургомистр заметили вдруг, что он искоса примеривается к ним взглядом. — Господа, — он замялся, — ну, так и быть, скажу вам. Я полагаю, что рейхстаг будет распущен.Дидерих и доктор Шеффельвейс подались вперед, они прошептали:— Господину президенту это доподлинно известно?..— Недавно мы с военным министром были на охоте у моего кузена господина фон Квицина.Дидерих расшаркался. Он что-то лопотал, он сам не знал что. Он это предрек! Еще в тот вечер, когда его принимали в ферейн ветеранов, он ссылался на слова, якобы сказанные его величеством, — а может быть, и не «якобы»?.. Ведь Дидерих в своей речи прямо заявил от имени кайзера: «Я разгоню всю эту лавочку». И вот так оно и будет — совершенно так, как если бы он, Дидерих, действовал сам. Его охватил мистический трепет… Тем временем Вулков продолжал:— Эйген Рихтер и компания отжили свой век. Если они не проглотят законопроект о военном бюджете, им крышка. — И Вулков провел кулаком по губам, точно пир людоедов начинался.Дидерих овладел собой.— Это… это величественно! Нет никаких сомнений, все это личная инициатива кайзера.Доктор Шеффельвейс побледнел.— Значит, предстоят новые выборы в рейхстаг? А я так радовался, что у нас там столь надежный депутат… — Он еще больше перепугался. — То есть Кюлеман, конечно, тоже друг Рихтера…— Злопыхатель! — фыркнул Дидерих. — Бродяга, не помнящий родства! — Он вращал глазами. — На сей раз Нетциг с ними покончит! Мне бы только в гласные пройти, господин бургомистр!— И что тогда? — спросил Вулков.Дидерих сам не знал. К счастью, в зале произошел какой-то переполох: там задвигали стулья и кто-то попросил открыть главные двери. Это был Кюлеман. Больной старик, с трудом неся свое грузное тело, торопливо прошел по зеркальной галерее. В буфетной нашли, что со времен процесса он сильно сдал.— Будь его воля, он оправдал бы Лауэра, но большинством голосов было решено иначе, — сказал Дидерих.— Камни в почках, говорят, ведут к смертельному исходу, — заметил доктор Шеффельвейс.— А в рейхстаге мы для него те же почечные камни, — сострил Вулков.Бургомистр подхихикнул. Дидерих сделал круглые глаза. Он наклонился к уху Вулкова и прошептал:— Его завещание…— А что там такое?— Он оставляет свое состояние городу, — важно объяснил доктор Шеффельвейс. — Возможно, мы построим на эти деньги приют для грудных младенцев.— Приют для грудных младенцев? — презрительно фыркнул Дидерих. — По-вашему, это предел патриотизма?— Вот оно что! — Вулков кивнул Дидериху в знак одобрения. — Сколько у него монет?— По меньшей мере полмиллиона, — сказал бургомистр и поспешил заверить: — Я был бы счастлив, если б удалось добиться…— Это очень просто, — уверенно сказал Дидерих.Вдруг в зале засмеялись, и засмеялись совсем не так, как прежде, а искренне, от души и, без всякого сомнения, — злорадно. Президентша, словно спасаясь бегством, кинулась за стойку, казалось, она готова забраться под нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62