– Где именно во Французском клубе?
– В ящике. – Она слишком долго проработала в палестинском подполье и обладала слишком большим жизненным опытом, чтобы удариться в панику. Сердце ее билось медленно, и она пыталась решить, что ей делать, прежде чем умрет. В сумочке у нее был нож, но она оставила ее на прикроватной тумбочке, и сумка теперь лежала на кровати рядом со всем своим содержимым, и ножа там не было. Никакого оружия под рукой, которое могло бы ей помочь. Ничего, кроме времени – на закате сюда вернутся остальные. Только до заката еще очень далеко. – В женском гардеробе, – добавила она.
– В котором ящике?
– Я не знаю. На них нет номеров, и порядок такой, что, если тебе нужно что-нибудь отдать на хранение, ты отдаешь это женщине-работнице клуба, вписываешь свое имя в журнал, она расписывается рядом и возвращает тебе то, что ты сдаешь, когда ты попросишь, но только тебе лично.
Мужчина бросил быстрый взгляд на своего напарника, тот кивнул. Оба были темноволосыми и темноглазыми, с усами, и ей никак не удавалось определить акцент. Они могли быть иранцами, арабами или евреями, могли быть откуда угодно, от Египта до Сирии или до Йемена на юге.
– Одевайся. Если попытаешься что-нибудь выкинуть, то твоя дорога в ад не будет такой безболезненной, как у этого человека – мы не стали его будить. Ясно?
– Да. – Сайада вернулась в ванную и начала одеваться. Она не пыталась спрятаться или прикрыться. Человек стоял в дверях и внимательно наблюдал за ней, глядя не на ее тело, а на руки. Профессионалы, подумала она, почувствовав дурноту.
– Где ты раздобыла эти бумаги?
– У человека по имени Али. Я никогда не видела его ра…
– Стой! – Слово резануло, как бритва, хотя произнесено было негромко. – В следующий раз, когда ты солжешь нам, я отрежу этот прекрасный сосок и заставлю тебя его съесть, Сайада Бертолен. Одна ложь, ради эксперимента, тебе прощается. Больше не лги. Продолжай.
Теперь волна страха захлестнула ее с головой.
– Человека звали Абдолла бен Али Саба, и сегодня утром он пошел со мной на старую съемную квартиру рядом с университетом. Он провел меня в квартиру, и мы обнаружили все там, где нам было сказано.
– Кем сказано?
– «Голосом». Голосом по телефону… я знаю его только как голос. Время… время от времени он звонит мне и передает особые инструкции.
– Как ты его узнаешь?
– По голосу, и всегда есть код. – Она надела свитер через голову и теперь была полностью одета, кроме сапожек. Пистолет с глушителем смотрел на нее, ни разу не шелохнувшись. – Код заключается в том, что он в течение первых нескольких минут всегда так или иначе упоминает предыдущий день, какой бы день это ни был.
– Продолжай.
– Мы посмотрели под половицами и нашли эти материалы: письма, папки, несколько книг. Я сложила их в свою сумку и отправилась во Французский клуб, и… а потом, потому что у сумки лопнул ремень, я оставила там половину и пришла сюда.
– Когда ты познакомилась с этим человеком, Дмитрием Язерновым?
– Я его совсем не знаю, мне просто сказали пойти туда с Абдоллой так, чтобы нас никто не заметил, найти бумаги и передать их Теймуру.
– Почему Теймуру?
– Я не спрашивала. Я никогда не спрашиваю.
– Разумно. Чем этот Теймур занимает… занимался?
– Я точно не знаю, только то, что он был иранцем, прошедшим подготовку в ООП как борец за свободу, – сказала она.
– В каком подразделении?
– Я не знаю. – За его спиной ей была видна спальня, но она старалась не смотреть на постель, не отрываясь взглядом от этого человека, который знал слишком много. Судя по вопросам, они могли быть агентами САВАМА, КГБ, ЦРУ, Эм-ай-6, Израиля, Иордании, Сирии, Ирака, даже экстремистских палестинских групп, не признававших Арафата своим лидером, – все они хотели бы заполучить содержимое сейфа американского посла.
– Когда возвращается француз, твой любовник?
– Я не знаю, – тут же ответила она, позволив своему удивлению стать заметным.
– Где он сейчас?
– На своей базе в Загросе. Она называется «Загрос-З».
– Где этот пилот Локарт?
– Я думаю, тоже в Загросе.
– Когда он сюда вернется?
– Вы хотите сказать – в эту квартиру? Я не думаю, что он сюда вообще когда-нибудь вернется.
– В Тегеран.
Ее взгляд переместился в спальню, как она ни сопротивлялась, и она увидела Теймура. Ее желудок взбунтовался, она рукой нащупала смывную трубу унитаза и согнулась над ним в сильнейшем приступе рвоты. Человек невозмутимо наблюдал за ней, довольный, что один из ее барьеров сломан. Он привык к тому, что тела сами по себе реагируют на ужас. Но и в этом случае его пистолет не опустился, и он внимательно следил за ней на случай какой-нибудь уловки.
Когда спазм прошел, она сполоснула рот водой, стараясь справиться с тошнотой, проклиная Теймура за то, что он оказался настолько глуп, чтобы отослать остальных. Это глупо! – хотелось закричать ей, глупо, когда тебя окружают враги и справа, и слева, и с центра, – разве я когда-нибудь стеснялась заниматься любовью, когда другие были тут же, лишь бы дверь была закрыта?
Она оперлась на ванну, глядя на орудие своей погибели.
– Сначала мы поедем во Французский клуб, – сказал он. – Ты заберешь остальные материалы и передашь их мне. Ясно?
– Да.
– С этого момента ты будешь работать на нас. Тайно. Ты будешь работать на нас. Договорились?
– У меня есть какой-то выбор?
– Да. Ты можешь умереть. По-плохому. – Губы человека стали еще уже, и глаза превратились в глаза рептилии. – После того как ты умрешь, ребенок по имени Яссар Бялик удостоится нашего внимания.
Кровь отхлынула от ее лица.
– А, хорошо! Значит, ты помнишь своего маленького сына, который живет в семье твоего дяди в Бейруте на улице Цветочников? – Человек в упор смотрел на нее, потом спросил: – Ну? Помнишь?
– Да, да, конечно, – произнесла она, едва в состоянии говорить. Невозможно, чтобы они знали про моего дорогого Яссара, даже мой муж не зна…
– Что случилось с отцом мальчика?
– Он… его убили… его… убили.
– Печально потерять молодого мужа всего через несколько месяцев после замужества, – процедил человек сквозь зубы. – Сколько тебе тогда было лет?
– Се… семнадцать.
– Память тебя не подводит. Хорошо. Итак, если ты решишь работать на нас, тебе, твоему сыну, твоему дяде и его семье ничего не грозит. Если ты не будешь подчиняться нам беспрекословно, или попробуешь предать нас, или совершишь самоубийство, мальчик Яссар перестанет быть мужчиной и перестанет видеть. Ясно?
Она беспомощно кивнула; ее лицо посерело.
– Если мы умрем, другие позаботятся о том, чтобы мы были отомщены. Не сомневайся в нас. Итак, каков твой выбор?
– Я буду служить вам, – и спасу своего сына и отомщу, но как, как?
– Хорошо. Ты клянешься глазами, яйцами и членом своего сына, что будешь служить нам?
– Да. По… пожалуйста, кому… кому я служу?
Оба мужчины улыбнулись.
– Никогда не спрашивай об этом снова и не пытайся выяснить. Мы скажем тебе, когда это будет необходимо, если это будет необходимо. Ясно?
– Да.
Человек с пистолетом отвинтил глушитель и убрал его вместе с пистолетом в карман.
– Мы хотим знать немедленно, когда вернется либо француз, либо Локарт – ты позаботишься о том, чтобы это выяснить, – а также сколько вертолетов у них здесь в Тегеране и где они размещаются. Ясно?
– Да. Пожалуйста, как мне связаться с вами?
– Тебе дадут номер телефона. – Глаза сузились еще больше. – Только для тебя. Ясно?
– Да.
– Где живет Армстронг? Роберт Армстронг?
– Я не знаю. – Внутри нее запульсировал сигнал тревоги. По слухам, Армстронг был специально обученным наемным убийцей на службе у Эм-ай-6.
– Кто такой Джордж Телбот?
– Талбот. Он чиновник в британском посольстве.
– Что за чиновник? Чем он занимается?
– Я не знаю, просто чиновник.
– Кто-нибудь из них двоих является твоим любовником?
– Нет. Они… они иногда бывают во Французском клубе. Знакомые.
– Ты станешь любовницей Армстронга. Ясно?
– Я… я постараюсь.
– У тебя две недели. Где жена Локарта?
– Я… я думаю, в доме Бакравана рядом с базаром.
– Выясни точно. И раздобудь ключ от входной двери. – Человек увидел, как дрогнули ее ресницы, забавляясь про себя. Если это идет вразрез с твоими принципами, подумал он, не страшно. Скоро ты будешь с огромной радостью жрать дерьмо, если мы пожелаем. – Надевай свою куртку, мы отправляемся немедленно.
Чувствуя дрожь в коленях, она прошла через спальню, направляясь к входной двери.
– Погоди! – Человек засунул рассыпанные на кровати вещи назад в ее сумку, потом, словно это только что пришло ему в голову, завернул то, что лежало на подушке, в одну из ее салфеток и положил ей в сумку. – Это напомнит тебе, что нужно подчиняться.
– Нет, пожалуйста. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Я не могу… только не это.
Человек сунул сумку ей в руки.
– Тогда избавься от этого.
С несчастным лицом она проковыляла назад в ванную и выбросила сверток в унитаз; ее снова вырвало, сильнее, чем в первый раз.
– Живей!
Когда к ней вернулись силы, она подошла к нему.
– Когда остальные… когда они вернутся и обнаружат… если меня здесь не будет, они… они поймут, что… что я была с теми, кто… кто сделал все это, и…
– Разумеется. Ты считаешь нас дураками? Ты думаешь, мы здесь одни? Как только они вернутся, все вчетвером, они умрут, а квартира будет сожжена.
Квартира Мак-Айвера. 16.20. Росс сказал:
– Я не помню, мистер Гаваллан, я вообще мало что помню после того, как оставил Азадэ на холме и проник на базу, более-менее до самого прибытия сюда. – Он был в одной из форменных рубашек Петтикина, в черных брюках и черном свитере, в черных ботинках, выглядел аккуратно и был гладко выбрит, но лицо его говорило о крайней степени измождения. – Но до того все происходило так… так, как я вам рассказывал.
– Ужасно, – сказал Гаваллан. – Но хвала Создателю, что вы оказались там, капитан. Если бы не вы, все остальные были бы мертвы. Без вас они бы пропали. Давайте выпьем, а то чертовски холодно. У нас есть виски. – Он посмотрел на Петтикина. – Чарли?
Петтикин подошел к буфету.
– Конечно, Энди.
– Я не буду, спасибо, мистер Гаваллан, – отказался Росс.
– Боюсь, что я буду, а солнце еще не поднялось над ноком рея, – сказал Мак-Айвер.
– Я тоже, – поддержал его Гаваллан.
Они оба появились в квартире совсем недавно, все еще потрясенные едва не случившейся с ними катастрофой и немало встревоженные, потому что в доме Бакравана им так никто и не открыл, хотя они раз за разом стучали в дверь металлической колотушкой. Потом они приехали сюда. Когда открылась входная дверь, Росс, дремавший на софе, вскочил, до конца не вынырнув из своей полудремы, с угрожающе поднятым кукри в руке.
– Извините, – произнес он нетвердо, убирая нож в ножны.
– Да нет, все нормально, – притворился невозмутимым Гаваллан, еще не оправившийся от пережитого страха. – Я Эндрю Гаваллан. Привет, Чарли! Где Азадэ?
– Она все еще спит в спальне для гостей, – ответил Петтикин.
– Извините, что заставил вас понервничать, – сказал Гаваллан. – Что произошло в Тебризе, капитан?
И Росс рассказал ему, сбивчиво, перепрыгивая с одного на другое, возвращаясь назад, пока не закончил. Он еще не вполне пришел себя после глубокого сна. Голова у него болела, болело вообще все, но он был рад возможности рассказать о том, что случилось, восстановив все события, постепенно заполняя пропущенное, складывая разрозненные кусочки в одно целое. Кроме Азадэ. Нет, ее место во всем этом я пока определить не могу.
Сегодня утром, очнувшись от тяжелого, злобного полусна-полуяви, он был в ужасе, все перемешалось в сознании: гул реактивных двигателей, автоматная стрельба, камни, взрывы, холод; он долго и тупо смотрел на свои руки, пытаясь отделить сон от яви. Потом увидел человека, который испытующе смотрел на него, и вскрикнул:
– Где Азадэ?
– Она еще спит, капитан Росс, она в комнате для гостей дальше по коридору, – объяснил ему Петтикин, успокаивая его. – Вы помните меня? Чарли Петтикин, Дошан-Таппех?
Росс порылся в памяти. Воспоминания возвращались медленно, чудовищные воспоминания. Большие пробелы, очень большие. Дошан-Таппех? Что там с Дошан-Таппехом? Они ходили туда, чтобы уговорить вертолетчика подбросить их, и…
– Ах да, капитан, как поживаете? Рад… рад вас видеть. Она спит?
– Как младенец.
– Это самое лучшее, самое лучшее для нее, пусть спит, – сказал он, его мозг еще не подчинялся ему с привычной легкостью.
– Сначала чашку чаю. Потом – ванна и бриться, я подыщу вам какую-нибудь одежду и дам все, что нужно для бритья. Размер у вас примерно мой. Вы голодны? Есть яйца и немного хлеба, правда, хлеб черствоватый.
– А, нет, спасибо, нет, я не голоден, вы очень добры.
– Я ваш должник, десять раз должник. Я чертовски рад вас видеть. Послушайте, как бы мне ни терпелось узнать, что произошло… ну, мистер Мак-Айвер отправился в аэропорт, чтобы встретить нашего босса, Эндрю Гаваллана. Они скоро вернутся, вам нужно будет все им рассказать, поэтому я узнаю у них все попозже, так что сейчас – никаких вопросов до их приезда, вы, должно быть, совсем измотаны.
– Спасибо, да, это… это все еще немного… я помню, как оставил Азадэ на холме, потом – почти ничего, какие-то вспышки, как во сне бывает, пока я не проснулся минуту назад. Сколько я проспал?
– Вы были в отключке часов примерно шестнадцать. Мы, то есть Ноггер и два наших механика, почти на руках занесли вас обоих сюда, и потом вы вместе с ней отключились. Мы уложили вас и Азадэ в кровать, как малышей укладывают, Мак и я. Раздели вас, смыли грязь, где могли, отнесли вас в кровать – не слишком, кстати, аккуратно это у нас получилось, – а вы так и не проснулись, ни вы, ни она.
– С ней все в порядке? С Азадэ?
– О да. Я проверял ее пару раз, но она все еще в полной отключке. Что вы… извините, никаких вопросов! Сначала – бриться и мыться. Вода, боюсь, чуть теплая, но я поставил в ванную электрокамин, так что все получилось не слишком плохо…
Теперь Росс смотрел на Петтикина, который протягивал виски Мак-Айверу и Гаваллану.
– Вы уверены, что не будете, капитан?
– Нет-нет, спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15