У двери стояла пустая раскладушка без матраса и одеяла. Вот на нее меня и положили. Сказали, что потом принесут постель. Завтра после обеда. Меня это мало волновало, и я, не раздеваясь, прилег. И сразу почувствовал себя лучше. Во всяком случае, у меня была крыша над головой и то, на чем можно лежать. А это уже немало для человека, которого не существует.Больные не спали. Отбоя еще не было, и они развлекались, кто как мог. Я с любопытством наблюдал за ними, чтобы хоть как-то скоротать время до того, как отключат свет. Один, худой и лысый, с небольшой бородкой, спрятался под одеялом и что-то там писал. Из-под одеяла торчала одна его рука, в которой была зажата перьевая ручка. Он ставил невидимые буквы на листке. Скорее всего, у него давно кончились чернила, а мыслей была целая прорва. Он торопился зафиксировать их для потомков, совершенно не заботясь о том, как эти потомки будут их расшифровывать.Другой, мрачный толстяк, важно надувшись, как индюк, сам с собой играл в морской бой. Он елозил карандашом по тетради в клеточку и сшибал нарисованные квадратики. Получалось это у него довольно лихо — вся тетрадь была испещрена линиями артиллерийских залпов. Причем, каждый залп он довольно правдоподобно озвучивал возгласами «Пуф!», «Тыдых!» и «Баммм!».Третий, тощий и длинный, как швабра, так что пижама болталась на нем, словно повешенная на крючок, чистил черным гуталином ботинок, положив его на свою подушку. Подушка была вся перепачкана черной краской, но, по-видимому, больного это не сильно волновало. Ботинок-то свой, а подушка-то казенная. Наверное, укладываясь спать, он просто переворачивал ее. А может, спал и так, балдея от запаха гуталина.Четвертый член этого удивительного сообщества, важный и упитанный мужичок средних лет, разговаривал по телефону. Конечно, импровизированному. Он прижал кулак к уху и кричал:— Алле, банк, ответьте! Банк, вы меня слышите? Скажите, вы даете кредит под три процента годовых или не даете? Банк, я жду ответа!Никто не обращал на него внимания. Видно, все давно привыкли. И не слушали его просьб. Думали, что это мания.— Конечно, даем! — крикнул я ему в ответ. Раз человек просит, почему не дать?— Когда можно подъехать? — тут же спросил он в воображаемую трубку.— Хоть завтра! — ответил я. — Только не забудьте мешок захватить.Больной сразу успокоился, положил кулак на тумбочку, наверное, там стоял телефонный аппарат, и лег на спину. И это все, что было нужно человеку для счастья? Будь моя воля, я бы таким образом раздавал кредиты направо и налево. Мне что, жалко?Даже хорошо, что на моей раскладушке отсутствовала постель с матрасом, иначе я бы все это дело тут же намочил. Моя одежда до сих пор была мокрой, и, по всей видимости, никто не собирался предлагать мне сухую. Ладно, полежим и так. Я смертельно устал после всех передряг, и готов был спать в чем угодно. Я даже не чувствовал своей мокроты. Я закрыл глаза, но сон не шел. Все мешалось в голове, мысли прыгали одна на другую, играя в непонятные мне прятки. Мелькали какие-то имена и фамилии, но ни одно из них не застревало в мозгу надолго, из чего я сделал вывод, что все они чужие. Уж мое-то имя стукнуло бы в мозгу, как колокол. Во всяком случае, я бы сразу почувствовал, что это мое, родное.Вдруг у меня над головой грохнула дверь, и я открыл глаза. В палату вошла медсестра в белом замызганном халате, растрепанная такая девушка с торчащими во все стороны короткими волосами и сигаретой в зубах. В руке у нее был одноразовый шприц. В шприце уже находилась какая-то жидкость, и медсестра держала его вверх иглой, побрызгивая тонкой струйкой. Она прошлась взглядом по отдыхающим больным и остановила взгляд на мне.— Ты что, новенький?— Ага, — кивнул я. — Ничего, если я тут полежу?— С чем тебя привезли?— Наедине с самим собой, — сказал я, неправильно поняв ее вопрос. — У меня ничего нет.— Какой диагноз, спрашиваю! — расстроилась сестра, выпустив в меня струю дыма.— Общая потеря памяти вследствие чрезмерного употребления алкоголя.— У тебя че, белая горячка? — пренебрежительно уточнила она.— А что, не видно?— Нет! Ладно, лежи пока. — Она хмыкнула, вынула сигарету, снова выдохнула облако дыма в мою сторону, отвернулась и спросила весь коллектив: — Я забыла, кому из вас я должна сделать укол?— Мне! — сказал больной, который играл в морской бой. — Это я заказывал на вечер ром. Старому морскому волку без рома никуда. Так что учтите, лишний бочонок рома всегда должен быть в вашей аптеке!— Разбежался! — проворчала медсестра. — У нас аспирина-то на всех не хватает!Больной под одеялом высунул наружу лысую голову.— И мне! И еще принесите молока для работы. А то уже кончается, а мне еще много чего нужно написать. Я же не могу писать обычными чернилами, чтобы любой мог прочитать мои записи. И не могли бы вы сделать у меня в шалаше лампочку? Темно!— Обойдешься! — снова проворчала девушка. — Нам твоя писанина до лампочки! Только бумагу зря изводишь!— Мне тоже вколите! — оживился больной с «телефоном». — И если можно, мне по блату двойную порцию. Я вам за это вагон металлопроката достану. Или хотите, кирпича.Медсестра затянулась сигаретой и, тяжко вздохнув, выпустила дым под потолок.— Ты уже обещал нам морг достроить. И где он? Сколько можно жмуриков по коридорам держать? Эти дебилы из шестой палаты, взяли и ночью покойника к себе притащили. Положили на место одного невротика, который в туалет вышел. Тот возвращается, прыг в койку, а там…— Мне бы только кредит выбить! — вздохнул больной. — Я бы вам тут такого понастроил!Медсестра поняла, что никто не признается, кому предназначался укол. Либо сознаются все. Видно, у нее тоже с памятью нелады. Забыла, кому делать укол, вот теперь и мучайся! Сама виновата! Но девушка она попалась находчивая и махнула на это дело рукой.— Ладно, сделаю всем, так хоть попаду, в кого надо!— Мне не надо, — буркнул больной с ботинком. — У вас игла тупая. А я не выношу тупости. И грязи. Еще неизвестно, что вы нам колите! Может, вливаете какую-нибудь гадость, а хорошие лекарства для своей задницы бережете.Медсестра возмущенно покачала головой.— Как хотите, мне все равно, кому колоть и что! Могу вообще никому ничего не колоть! Сами потом просить будете!И она повернулась, чтобы уйти. Я решил ее задержать. Вдруг, она сможет мне чем-то помочь.— Мне бы тоже неплохо вколоть что-нибудь от памяти. Что-то она у меня последнее время…— Что, память мучает? — усмехнулась она.— Нет. Скорее наоборот, я ее.Она опять брызнула струйкой из шприца и осталась. Добрая оказалась девушка.— Ладно, сделаю всем, кому хватит. Снимайте штаны!Мы повскакивали с постелей и дружно стянули брюки.Сначала медсестра вколола больному под одеялом, поскольку он торопился — видно, было много работы — и как только она вынула иглу из его ягодицы, натянул штаны и убрался под одеяло дописывать свои тезисы. Сухое перо со свистом заскрипело по чистому листу бумаги, оставляя на нем глубокие вмятины и даже дырки. Судя по его судорожным движениям, мыслей у гения было хоть отбавляй. Он с трудом успевал их записывать.Следующим был адмирал. Тот стойко перенес укол, как и положено старому морскому волку. Даже не пикнул. Словно это был не укол, а укус комара. Он поднялся с постели, важно натянул штаны и попросил рюмку рома без закуски. Медсестра нехотя пообещала принести и посмотрела шприц на просвет.— Осталась одна порция. Только директору, и все, больше никому не хватит.Директор лег на живот, спустив штаны. Медсестра, не вынимая изо рта сигареты, ловко вогнала ему иглу в задницу и выдавила все, что еще оставалось в шприце. Директор слабо застонал, но скорее от удовольствия, чем от боли.— Еще, сестра! — жалобно попросил он. — И, пожалуйста, помедленнее.Но она безжалостно выдернула из его задницы шприц и сунула в карман халата.— В другой раз! Только лекарства зря переводить! Все равно толку никакого. Как были больными, так ими и останетесь.И она направилась к двери.— А почему вы не продезинфицировали? — поинтересовался больной с ботинком, который очень внимательно следил за процессом иглотерапии, не принимая в нем участия. Такие люди никогда сами ни в чем участвуют, а только критику наводят.Медсестра пожала плечами.— Так нечем! Весь спирт выпили еще месяц назад. А новую партию привезут только в следующем году. Когда будут деньги из бюджета. Если будут.Больной-чистюля недовольно покачал головой.— Ладно, так и быть, давайте я продезинфицирую.Он спрятал ботинок и щетку с гуталином под подушку. Наверное, боялся, что их стащат. Затем поднялся с постели и подошел к койке директора. Как он собирался дезинфицировать и чем, никто даже не догадывался. Но все полагались на его опыт. А опыт, видать, у него был богатый. И способ довольно простой. Каждый может им воспользоваться при случае. Чистюля наклонился и тщательно зализал языком кровавую точку на ягодице директора.— Я всем так делаю, — сказал он и пошел обратно в свою постель. — Даже тем, кто не заслуживает.— Молодец, хвалю! — одобрил его директор. — Продолжай в том же духе. Мне как раз зам по общим нужен. Я подумаю о твоей кандидатуре.Медсестра посмотрела на меня.— Сейчас я тебе тоже порцию принесу. Кажется, осталось еще парочка ампул. Правда, просроченных.— Спасибо, не надо! — быстро сказал я. — Я здесь не за этим. У меня крыша поехала на другой почве. Коли, не коли, никакого толку. Капитальное лечение нужно! И лучше с головы начинать…Медсестра раздраженно поморщилась.— Тогда нечего укол просить! — и ушла, громко хлопнув дверью.Мы еще немного поворочались и стали укладываться спать.
В эту ночь я спал чудесно. Наверное, я так сладко еще никогда не спал в своей жизни. Во всяком случае, за последние два дня точно. Как я спал раньше, я, естественно, не помнил, поэтому мог сравнить только с этим коротким жизненным опытом. В этом была даже своя прелесть. Я словно начинал жить заново, с чистого листа, и соответственно, стал накапливать опыт не так давно. Теперь я мог удивляться каждому новому дню, как ребенок, в отличие от большинства обывателей, которые видели пасмурное утро сотни раз, и для них оно стало привычным и даже обрыдлым.Это утро тоже было пасмурным, но меня оно обрадовало и воодушевило. В самом деле, что мне еще нужно? Кровать есть, крыша над головой тоже, тепло, светло, покормят, оденут! Живи, не хочу! Ну, подумаешь, пустяк — нет имени и фамилии! Это же не смертельно! Придумай себе имя, придумай фамилию и наслаждайся жизнью! Зачем обременять себя такими вещами, как дом, семья и работа? Не правда ли…Проснулся я от громких криков санитара, который оповещал наше отделение, что завтрак подан. Правда, за ним нужно было переться в столовую. И поскольку никто от еды не отказывался, все повскакивали с постелей и потянулись друг за другом в коридор. Я тоже не стал отказываться, раз предлагают, и отправился вслед за всеми в столовую.К окошку раздачи блюд тянулась длинная очередь больных. Я встал в конец очереди, сообразив, что где-то там вдалеке находится окошко, где я смогу получить свой завтрак. Я был голоден, как медведь, который проснулся после зимней спячки. Ведь за два дня я не проглотил ни крошки, если не считать легкого закусона у моего уголовного кореша.Очередь двигалась довольно медленно, и я стал разглядывать помещение. И увидел одну интересную штуку. Мое внимание привлек небольшой стенд у боковой стены недалеко от входа, который назывался «Обязательный ассортимент». За стеклом были выставлены продукты, которые, судя по названию выставки, должны были включаться в каждодневное меню. Здесь были вазы с заморскими фруктами и овощами в натуральном виде, графины с соками и молоком, на блюде возлежала аппетитная куриная нога, рядом плавал в масле антрекот, как будто только выловленные из кастрюли блестели на свету круглые желтые картофелины, а где-то посередине красовались нарезанные куски пышного белого хлеба. Похоже, что все это было муляжами, причем выполненными с таким мастерством, что ему позавидовал бы заезжий скульптор. Все продукты были как настоящие, но пожалуй, если бы они были настоящими, их давно бы съели.Пока я разглядывал выставленные образцы, надеясь, что получу сейчас на завтрак что-нибудь из этой коллекции, подошла моя очередь, и я возник у окошка раздачи. В нем торчала толстая откормленная тетка, которая и раздавала завтрак.— Жрите, уроды, добавки все равно не будет! — ласково приговаривала она и доброжелательно улыбалась, сверкая золотым зубом.Она навалила в миску кашу темно-серого цвета непонятного происхождения, которая издавала явственный запах картофельных очисток, и протянула мне. Я взял миску в руки и потянул носом.— Это что, можно есть? — уточнил я. Кто ее знает, может, она дала мне это затем, чтобы отнести в мусорный бак.— Если не хочешь, давай обратно! — предложила она и потянулась за моей миской.— Ладно, сойдет и это! — сказал я. — Я так голоден, что сожру и столярный клей.Я понял, что куриной ноги не дождусь, и отошел.Больные, стоявшие за мной, тоже брали миски с кашей, отходили и садились за столики. Голодные глаза из очереди следили за каждой миской, словно проверяя, не получил ли кто-нибудь добавки. Я оглядел столовую и увидел столик с моими однопалаточниками. Радостно направился прямо к ним и пристроился на уголке стола. Они уже вовсю наворачивали кашу, радостно чавкая и причмокивая. Она им, видно, жутко нравилась. В отличие от меня.Я взглянул на витрину с продуктами, проглотил подкатившую к горлу слюну и потянулся за ложкой. Зачерпнул один комок, проглотил, почувствовал где-то внутри позыв к тошноте и больше мучить себя не стал. Нет, о такой пытке я с врачом не договаривался. Хотя, если бы это помогло мне восстановить память, я бы не только свою порцию съел, но еще и побежал за добавкой. Хотя тетка сказала, что за добавкой можно не приходить. И я решительно отодвинул кашу в сторону.Адмирал первым заметил мою миску, полную каши, потому что уже давно умял свою порцию и следил за тем, что происходит в мисках соседей.— Скажите, коллега, вы что, оставили это себе на обед?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41