— Господи, да ты подавишься! — воскликнула, увидев нас, Надька и сграбастала мою кружку с квасом.
Обе мои руки были заняты кусками пирога, поэтому я не могла восстановить справедливость и отнять у нее свой квас.
— Дай запить! — зарычала я, наконец прожевав.
Надежда смиренно вернула мне кружку и уселась рядом. Ирка все это время молча моргала на нас из угла, старательно двигая челюстями.
— А я к тебе зашла, Стас сказал, что вы пошли чай пить. Ну я тоже решила присоединиться.
— Правильно решила, — вздохнула я. — Слушай, а ты случайно Стасу Иркин адрес не сказала?
— Да он не спрашивал, — пожала плечами Надька.
Я было успокоилась, но тут заметила, что пирог исчезает с блюда столь стремительно, словно растворяется в воздухе.
Пару минут царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь нашим торопливым чавканьем и сопением.
— Классно! — изрекла наконец Надька, ловко уцепив последний кусок. — Полный отпад!
Я печально оглядела пустую тарелку и согласно кивнула. Было бы гораздо отпаднее, опоздай она хотя бы на пять минут.
— Угадай, с кем наша учителка сегодня разговаривала! — подала голос Ирка, отставляя пустую кружку и блаженно потягиваясь в плетеном кресле.
— Ну и с кем же?
— Ас тем самым милым мужиком, что твой халат воротника лишил. — Ирка повела глазками в сторону и хихикнула:
— Предлагал нашей девушке в бар сходить…
Услышав это, Надька раскрыла рот, словно Ирка сообщила ей о моем твердом и бесповоротном решении лететь на Марс.
— Да ну? Правда? — Я кивнула, а Надька озлобилась:
— А воротник мне пришить он не предлагал?
— Нет, — рассмеялась я.
— Сукин он сын, — сказала Надька, — воротник начисто оторвал… Надеюсь, ты этому подлецу отказала во внимании?
— Конечно!
— Правильно! Хотя вообще-то он весьма и весьма… — Она обвела нас озорным взглядом. — Мужчинка весьма недурен, а? Что скажете?
— Не в бровь, а в глаз! — прокомментировала учительница русского языка и литературы и мечтательно добавила:
— Если бы не в подобных обстоятельствах!
Дружно запечалившись, мы затрясли головами и завздыхали.
Потратив на обсуждение интересной темы еще минут двадцать, мы успели допить банку кваса и теперь медленно, но верно клевали носами, паузы между словами становились все длиннее, и все труднее было удерживать нить разговора. Наконец Ирка встрепенулась, с трудом выползла из кресла и, глянув на нас сверху вниз, внесла предложение:
— Может.., это, полежим под яблонькой на одеяльце?
Полежать под яблонькой на одеяльце было нашим излюбленным занятием во время летних каникул, поэтому, обреченно покивав, мы с Надькой откликнулись на предложение и отправились за одеялом и подушками.
…Часа через полтора я открыла глаза и зевнула. Рядышком тихо посапывала Надька, хозяйки на одеяле не наблюдалось. Лениво потянувшись, я перевернулась на живот и оглядела сад. Однако участки здесь не подмосковные шесть соток, поэтому я довольно долго вглядывалась в зеленое буйство, пытаясь увидеть оранжевую Иркину футболку. Решив, что она скорее всего в доме, я собралась улечься поудобнее, но тут боковым зрением уловила едва приметное движение в дальних кустах смородины. Любопытство взяло вверх, я поднялась и, потягиваясь, пошла в ту сторону. Добравшись почти до забора, я кашлянула и тут же услышала испуганное:
— Ой!
В метре от меня, за кустом, на корточках сидела Ирка, лицо у нее было бледным и, как мне показалось, взволнованным.
— Да присядь же ты! — досадливо буркнула она. — Отсвечивает, как фонарь!
Я, плохо соображая, в чем дело, опустилась рядом и уставилась на нее. Она же что-то внимательно и осторожно разглядывала сквозь щель забора, отделяющего их участок от соседнего.
— Ирка, ты чего? — шепотом поинтересовалась я, завороженная таинственным поведением подруги. — Куда смотришь-то?
Ирка повернулась ко мне:
— Не нравится мне все это… — Я терпеливо ждала продолжения, и по мне отчего-то поползли мурашки. — Видишь этот участок? Это уже по 50-летия Октября, тот самый, здесь Савченко живут…
— Ясно, — отозвалась я, — а что тебе не нравится?
— Все не нравится. Вон тот сарай, — она показала пальцем на добротный сарай белого кирпича, расположенный неподалеку от забора. Сарай явно был сложен не так давно и по сравнению с самим домом выглядел просто шикарно, — построили в прошлом году, как Вадим из тюрьмы вернулся. Тетя Лена еще все гадала, откуда у них деньги взялись, бабка на одну пенсию живет, Вовка учится, а родители оба на заводе. Так всегда еле концы с концами сводили. А пришел старший из тюрьмы, словно с прииска вернулся. Так это ладно, слава богу, если у людей деньги появились. А сегодня утром тетя Лена с соседкой Валентиной Петровной разговаривала, так та сказала, что Вадим на днях бабку в город отвез, к родителям…
— Ну и что?
— Зачем ее летом в город отвозить? Они зимой всегда ездят.
— Мало ли зачем! — пожала я плечами. — Ничего в этом особенного нет.
— А я думаю, это он перед приездом своей братвы сделал.
— И правильно. Чего бабке с ними делать? Одной грязи вовек не вывезешь. Да водку, сама говоришь, они лакают без меры.
— Ой, нет, — покачала подружка головой. — И знаешь что? На люди показываются, не считая Вадима, девять человек. А вечером.., ну, когда стемнело.., я двенадцать насчитала. В темноте только не разглядишь ничего толком. И, понимаешь, ведут они себя осторожно, вот что мне странно! Какого черта они прячутся? Это во-первых… — Тут подруга таинственно вытаращила глаза и еле слышным шепотом сообщила:
— Во-вторых, у них есть оружие!
В этом месте я мягко переместилась с корточек на пятую точку и сказала:
— Э-э…
— Ну! — энергично подхватила Ирка. — А я про что!
Честно сказать, совсем мне такое соседство не нравится.
К тому же дядька с тетей Леной уехать должны, мне здесь что, одной рядом с ними оставаться? Мне уехать нельзя, на мне этот недоделанный огород и парники! И сказать тете Лене не могу, она сразу помрет со страху, она такая!
Я с сочувствием смотрела на подругу, решив, что тоже не очень хотела бы соседствовать с людьми, имеющими при себе оружие.
— А ты откуда про оружие узнала?
Она всплеснула руками:
— Господи, а чего я здесь сижу, по-твоему?
— А зачем ты здесь сидишь?
— Я и полночи из-за них тут проторчала, когда они бузить начали… Но вроде песни пели, пили, ничего особенного. Я так, на всякий случай, решила глянуть… Да засиделась чего-то, сама не знаю, а они затихли. Потом смотрю: из сарая мужик вышел, я его не видела раньше.
Ну я опять уселась… И как раз машина подъехала к воротам, да так тихо, без света. Видно еще плохо, кусты кругом. Так вот в этот сарай два ящика перетащили. У меня же отец военный, сколько мы с ним по гарнизонам помотались! Очень похожи, Стаська, ящики… Ты можешь себе представить, сколько там оружия?
— А чего ты сразу не сказала?
— Чего… Мало ли, думаю, ошиблась! — Ирка развела руками, а я уточнила:
— А сейчас.., не ошиблась?..
Вместо ответа Ирка прижала палец к губам и затем ткнула в забор:
— Только тихо!
Замирая от непонятного волнения, я прильнула к щели. Пока я сориентировалась, что там где, подружка зашипела:
— Вон смотри, видишь мужика в клетчатой рубашке?
Вон там, возле бочек?
Присмотревшись, я наконец разглядела и бочки, и спину мужика в клетчатом, но ничего особенно странного в них не было.
— И что?
— У него пистолет… Под рубашкой кобура…
Я отлепилась от забора и покосилась на Ирку. Ничего чрезвычайного я не усмотрела. Может, он милиционер.
Или омоновец какой-нибудь. В наше время впадать в панику из-за одного-единственного пистолета просто несерьезно. Ох уж эта мне провинция!
— Ладно тебе, Ирка! — ткнула я в бок подружку. — Нагнала страху-то! Ну подумаешь, оружие у человека. Ты же не знаешь, кто он. Может, ему положено иметь пистолет.
Тут Ирка развернулась и, подобравшись ко мне вплотную, выдохнула:
— С глушителем.., с глушителем, понимаешь? На кой хрен милиционеру глушитель? Я когда проснулась, слышу что-то: пум, пум… Но так глухо, непонятно. Только я к забору подошла, смотрю: выходит из сарая, в руке пистолет. А глушитель не сразу свинтил, понимаешь?
— Нет, — чистосердечно призналась я.
— Горячий…
— Что ты хочешь этим сказать? — встревожилась в конце концов я. — Что он сейчас кого-то в сарае пристрелил?
— Ну не обязательно пристрелил… Но стрелял точно.
Мы уставились друг на дружку и молчали. Что говорить и что делать, я не представляла. Единственной мыслью, пришедшей в голову, я не замедлила поделиться с Иркой.
— Может, к участковому сходим?
Участковый милиционер Петр Игнатьевич был в Горелках единственным представителем силовых структур, являлся коренным жителем деревни и пользовался у местного населения вполне заслуженным уважением. В Горелках он знал не только каждую собаку, но и количество блох, на этой собаке проживающих.
Ирка глянула на меня укоризненно:
— А если мы ошибаемся? Опозорим людей, как мне им потом в глаза глядеть? А ежели не ошибаемся, опять-таки нам с тобой башку запросто отшибут. Согласна?
Конечно, я была согласна, про милицию я так ляпнула, на всякий случай.
— Надьке пока не говори, — задумчиво разглядывая мою ободранную коленку, сказала Ирка, — она точно всю милицию на ноги поднимет.
— Ладно, — отозвалась я и снова глянула за забор.
Клетчатого уже не было, да и вообще никого не было видно ни в саду, ни во дворе. — Ну что, пошли?
— Какое «пошли»! — зашипела Ирка. — По-тихому давай, на коленочках…
Так, на четвереньках, мы и двинули из сада во двор, и представьте себе размер Надькиных глаз, когда мы возникли перед ней из-за теплицы с помидорами. Она хапнула ртом воздух и чуточку отступила, дав мне возможность подняться, вслед за мной показалась Ирка, блестя натертыми о траву коленями.
Надька покосилась на нас исподлобья и неуверенно сказала:
— Я даже не хочу спрашивать, что все это значит.
Ирка в ответ кивнула и согласилась:
— Вот и правильно!
Не знаю, чем бы все закончилось, если бы через несколько секунд я не услышала с улицы:
— Анастасия Игоревна, будьте любезны!
Переглянувшись с девчонками, я быстренько стряхнула с коленей прилипший к ним мусор и направилась к забору. Подружки потянулись следом, они никогда не упускали случая поболтать со Стасом на общие темы.
— Слушай, Стаська, — едва сдерживая смех, сумничала Надька, — ты теперь как Ленин в Шушенском.., поднадзорная…
Эти две дуры принялись хохотать, я же кипела со злости.
— Чего тебе?! — с разгону рявкнула я на скромненько стоявшего за забором Стаса.
Он изобразил улыбку и сообщил:
— Виктор Степанович с ребятами машину пригнал.
Ты не хочешь с ним повидаться?
— Нет, — прорычала я, — не хочу. У тебя все?
Стас загрустил:
— А Виктор Степанович хочет с тобой поговорить…
— Вот пусть сюда и идет…
— Его Вера Николаевна просила что-то тебе передать.
Я хрюкнула со злости, однако хорошо знала, что идти все-таки надо. Во-первых, я уважала Виктора Степановича и он ко мне хорошо относился, во-вторых, не стоило дожидаться, чтобы Стас перекинул меня через плечо и пронес через полдеревни. Мысленно еще раз прокляв оставленную в сумке записку, я сказала Стасу:
— Подожди минутку…
— Ну я тогда тоже пойду, — заявила Надька и направилась к калитке, а я развернулась к Ирке.
— Давай я к тебе попозже приду… Посмотрим, что будет…
— Давай, — закивала она, — договорились!
Через минуту, попрощавшись с тетей Леной, мы втроем направились домой. Надька жила неподалеку от нас, так что большую часть пути мы прошли вместе. Она весело болтала со Стасом, я молчала, раздумывая об Иркином рассказе, пытаясь определить, что в нем истина, а что плод ее воображения. Вскоре мы добрались до двора бабки Степаниды, где стояло ни много ни мало четыре «жигуля». Один из них принадлежал Стасу, а на остальных прикатила команда сопровождения.
— Ой, братик, — прогнусавила я, шлепнув рукой по теплому капоту, — твои ножки приехали!
В ответ на это «девятка» взвыла дурным голосом, я с перепугу шарахнулась в сторону, едва не сбив Стаса с ног.
— Вы что, очумели, что ли? — рявкнула я, придя в себя. — Сейчас здесь вся деревня будет!
В то же мгновение из дверей выкатились двое молодых людей в камуфляже. Увидев нас, один из них затормозил, второй быстро защелкал кнопками сигнализации. Машина умолкла, я, косясь на окно бабкиной комнаты, прошипела:
— Что вы, рехнулись здесь машины на сигнализацию ставить?
Сияя довольной физиономией, Стас шутовски развел руками:
— Извиняйте, принцесса, столичные замашки…
В горнице меж тем царило веселье. Стол был накрыт к чаю, причем бабка не поленилась вытащить свой любимый и бережно хранимый ведерный самовар, доставшийся ей по наследству от какого-то далекого предка.
Скатерть, используемая хозяйкой только в честь приезда моей мамы и по церковным праздникам, резала глаза ослепительной белизной и была вся уставлена бабкиными домашними заготовками. Все это великолепие с усердием поглощалось тремя мощными челюстями, на уголке восседала довольная бабка, чинно держа в руке блюдце с горячим чаем. Вошедшие вслед за мной молодцы резво бросились к оставленным по случаю аврала местам и ловко запустили ложки в вазочку с вишневым вареньем.
— Анастасия! — широко разведя руки в стороны, мне жизнерадостно улыбнулся Виктор Степанович Гольков, невысокий, коротко стриженный мужчина средних лет, выступающий сейчас в роли соседа-отпускника. — Это ты там под окном шумишь? — И, не дожидаясь ответа, развернулся к бабке:
— Опять выросла, ну надо же!
Эту сногсшибательную новость Виктор Степанович сообщал мне при каждой нашей встрече, правда, на сей раз он внес некоторое разнообразие, проинформировав об этом Степаниду Михайловну.
Я же поздоровалась с гостями, подсела к столу, налила себе чаю и, пользуясь подвернувшейся возможностью, налегла на земляничное варенье. Тут к нам присоединился Стас, и скоро я забыла о том, что зла на весь свет, смеясь над непрерывно сыплющимися анекдотами Виктора Степановича и правдивыми рыболовными историями охранника, которого звали Валентином.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7