«Ильина Л. Вредность не порок»: Эксмо; М.; 2002
ISBN 5-04-009195-8
Аннотация
Сначала Стася Белорецкая, юная сельская учительница, укусила на пляже незнакомого мужчину. Затем в ходе борьбы с вооруженными бандитами некий красавец-мужчина попытался приставать к Стасе — и ей пришлось уронить ему на ногу тарелку с горячей едой. А когда она поняла, что по уши влюбилась в него, вдруг выяснилось, что Стасин любимый — вор и убийца. К тому же он использует ее чувства в корыстных целях… Что делать? Мочить его, однозначно!
Долго не может решиться на это кроткая Стася. Но уж когда этот обманщик покусился на верного Стасиного друга и телохранителя ее мамы, она не выдерживает и начинает действовать…
Лариса ИЛЬИНА
ВРЕДНОСТЬ НЕ ПОРОК
* * *
— Стасенька, Стася! — Голос громыхнул где-то за садом, я поморщилась и снова уставилась на экран.
— Настенька!
Я молчала, словно гробовая доска, и старалась уменьшиться в размерах, надеясь, что так меня дольше не найдут.
— Настя, ты где?
«В Караганде!» — злобно подумала я. Ну что за народ!
Ни минуты покоя! Фильм мой любимый идет, «Свой среди чужих…», нет, с утра пораньше надо орать.
— Настька, куда ты подевалась?
Вопли раздавались уже под самым окошком. Плюнув, я поднялась с кресла, высунулась в окно и гаркнула:
— Ну?!
Внизу стояла Надька. Услышав меня, она испуганно вскинулась, задрала вверх голову и со вздохом плюхнулась на стоявшую под окном лавку. Я молча взирала на нее, а она, обмахиваясь зеленой веточкой, симулировала сильный испуг.
— Напугала-то, боже мой! — Она затрясла головой. — Чего орешь?
— Это ты орешь, словно тебя режут. Чего тебе?
— Чего, чего! — Надька всплеснула руками. — Ты так заорала, что я и забыла, зачем ты нужна!
— Кино идет… — заныла я, решив уладить проблемы по-хорошему. Препираться с Надькой — все равно что пытаться договориться с сосновой смолой. — Не хочешь посмотреть?
— Что за кино? — купилась подруга.
— «Свой среди чужих, чужой среди своих», — торопливо сообщила я, услышав за спиной, что сегодня ночью в камере Ванюкина уже убили.
— Ой, это там.., этот, как его…
— Михалков!
— Нет, ну этот… Красавец такой… Кайдановский, вот!
Ой, как я его люблю!
— Не упускай последнего шанса, иди…
— Иду…
Она оторвалась наконец от лавки и потащилась к крыльцу. Воспользовавшись передышкой, я плюхнулась в кресло. Дверь в комнату распахнулась до предела, в проеме возникла радостная подружка.
— Ох, все-таки здорово здесь у тебя! — Она в очередной раз любовно оглядела мои хоромы.
— Да-а! — протянула я, не отрываясь от экрана. — Садись!
— Здорово! А бабка где? — Не обращая на меня внимания, Надька расхаживала по комнате.
— В город поехала.
— Сколько смотрю, столько удивляюсь: и зачем ты сюда столько денег вгрохала? Живешь здесь только в каникулы, да и то, выпустишь свой класс, ведь уедешь?
Уедешь же, скажи, Стаська? Что тебе после Москвы в нашей дыре делать? Нет, ну ей-богу, не видела я другой такой бабы! Оторвись ты от ящика-то!
Конечно, другой такой Надька видеть не могла. Мое мировоззрение иной раз так сильно расходится с привычными, общепринятыми стандартами, что окружающие недоуменно качают головой и разводят руками. Потому как я — белая ворона. Явление в природе очень редкое. Но здесь, в небольшом провинциальном городе, куда сама судьба направила меня по распределению, я никого об этом не информировала, поэтому просто сказала:
— Надежда! Ты ведь Кайдановского любишь? Да?
— Ну?
— Тогда сядь и уймись. Вот он, смотри, идет, красавец, чего тебе еще надо? Полчаса всего осталось, будь человеком, дай досмотреть!
Надька обиженно повздыхала и уселась в кресло лицезреть любимого актера. Но вскоре я убедилась, что о своей страстной любви Надька явно соврала, потому что через три минуты начала вертеть головой и вдруг радостно крякнула:
— А что у тебя там валяется?
В этом вся Надька. Энергия в ней просто плещет через край. Несомненно, она нашла свое призвание в жизни, став учителем физкультуры старших классов. Раньше, конечно, она мечтала совсем о другом. Занимаясь плаванием, она получила КМС, но на одной из тренировок поскользнулась на мокром кафеле, заработав сложный перелом плеча. Но унынию предаваться не стала, а просто пришла в школу. И в отличие от всех известных мне учителей физкультуры она не просто отдает указания своим подопечным, но и сама носится впереди них, словно антилопа.
— Что это, а? — Не дождавшись ответа, Надька, распрямившись, как пружина, вскочила и сунулась под стоящую рядом с окном этажерку с книгами.
Я раздраженно глянула на подругу и подумала: «Ну куда эта козья радость опять полезла?»
— На! — С видом человека, не требующего благодарности за труды, она протянула сложенный вчетверо лист белой бумаги.
— Молодец! Спасибо! — Я уже разозлилась и рявкнула:
— Сядь, или, ей-богу, выгоню!
Подруга поджала губы и села. Я, не глядя, скомкала лист и бросила в корзину для бумаг.
Следующие двадцать минут дались Надьке нелегко, но она выдержала испытание с честью, при этом почти даже не шевелясь. Оценив такое самопожертвование, с первыми же финальными титрами я повернулась к грустной подружке.
— Надюха! — Я ласково глянула и улыбнулась, испытывая теперь некоторое чувство вины. — Что тебе надо?
Она надула губы, чтобы показать, как безвинно страдала, но через пять секунд не вытерпела и ответила:
— На улицу 50-летия Октября…ну ту, что за Иркиным домом… Понаехало вчера вечером наро-оду! Пропасть.
Машин десять, а то и больше. Все иномарки.., джипы.
Огромные! Один с наш сарай, ей-богу! Чистый Голливуд! — Она перевела дыхание. — И все мужики, мужики.
Здоровы-ые!
Надька умолкла и уставилась на меня, видимо, ожидая, какую реакцию вызовет подобное сообщение. Не понимая, чего именно она от меня ждет, я ответила:
— А! Здорово!.. И что?
— Ничего. — Я собралась взорваться, но Надька торопливо добавила:
— Я только хотела уточнить: две семерки — это ваши, московские?
— Какие семерки? — не поняла я.
— Ну автомобильные. На номерах.
— Ах, это! — протянула я, обрадовавшись, что отделаюсь так легко. — Это наши, московские.
— Ясно. Значит, из Москвы прикатили! Далековато в гости ездят. Да бог с ними. Пойдем, может, искупнемся?
Чего в жару в доме торчать? — Но я ясно видела, что Надька не выбросила из головы свои вопросы, а крепко задумалась.
— Пойдем. Только быстро. Мне к трем в город надо, Евдокия Ивановна просила в школу заглянуть. А у Леши Борисенко папа как раз едет, обещал подбросить.
— А что там? — удивилась Надька. — Я ничего не знаю.
— Да это только по моим. По младшим…
— Вот неймется вам! — всплеснула руками Надька. — Лето только началось! Евдокия на школе завернулась, и ты, смотри, с ней чокнешься. Охота с дачи таскаться?
Еще сто раз успели бы.
— Да чего тут таскаться-то, Надь? На автобусе двадцать минут…
— Не двадцать, а полчаса!
— ..А на машине вообще пятнадцать! И Евдокия Ивановна попросила, ты же понимаешь, мне ей неудобно отказать. Она женщина пожилая, во-первых, во-вторых, сама знаешь, золотой человек, никому никогда не откажет. Так что я лучше съезжу, зато потом буду свободна.
— И то правда, — согласилась Надька.
Завуча младших классов Евдокию Ивановну в школе любили все и за доброе сердце прощали порой некоторую приставучесть. Надька вскочила на ноги.
— Давай переодевайся, а я Ирку позову. Она сказала, если ты пойдешь, и она пойдет.
— Давай! — кивнула я.
Хотя вообще-то не стоило соглашаться. Но кто ж наперед знает?
Деревня Горелки, расположенная в двадцати минутах езды от старинного промышленного города российской глубинки, где я уже два года исправно трудилась учителем начальной школы, была своеобразным дачным поселком.
Начавшая активно хиреть вместе с началом перестройки деревня зачахла бы окончательно, не появись у русских, еврейских, татарских и прочих «новых» мода на дома в ближайшем пригороде. А поскольку у живущих в этом городе людей, имеющих деньги, ближайшим пригородом оказались Горелки, то участь деревни была решена. Немногочисленные уже старички и старушки, с горем пополам доживающие здесь свой век, были невероятно удивлены, когда в одну из весен на деревню словно свалилась с неба армада строителей, техники и прочих признаков цивилизации. Двух— и трехэтажные коттеджи росли, словно грибы после дождя. В Горелках появился газ, вполне сносный водопровод, улицы выровняли гравием, похоронив вековую непросыхающую жижу. Вновь стал функционировать местный магазин, появилось несколько торговых палаток и даже такое совершенно невиданное заведение, как бар «У Лизы». Таким образом, увлечение нуворишей принесло еще одну большую пользу: благополучно забывшие стариков родственнички взяли за правило приезжать сюда на отдых, не имеющие родственников снимали на лето дачи, деревня стала людной и обжитой.
Бывать в Горелках стало модно.
Честно могу признаться, что не приезжать сюда работать у меня было множество возможностей. Но моя беловоронья натура и тут дала себя знать, молча и с удовольствием приняв распределение. Во-первых, по моим понятиям, это должно было закалить мой характер. Во-вторых, знакомство с жизнью жителей глубинки существенно расширило бы мой кругозор. В-третьих, это то, что называют жизненной школой.
О решении своем я не пожалела ни разу. Явившись в первый раз в местное управление по образованию, я наткнулась на секретаршу и объяснила ей суть моего появления. Минут десять после этого я чувствовала себя марсианкой, непонятным образом очутившейся на незнакомой планете. Потому что секретарша, выпучив глаза, разглядывала меня, словно чудо природы, задавала глупейшие вопросы, повторяла их по пятому разу и заикалась. Потом она пришла в себя и нажала кнопку селектора:
— Вероника Константиновна, к вам тут…
Следующие полчаса также проходили под вывеской «Цирк». Вышеупомянутая Вероника Константиновна некоторое время отказывалась поверить моим клятвам, что я явилась из столицы и намереваюсь отработать в местной школе три года. Мой диплом в красной корочке она разве только не попробовала на зуб. Вскоре в ее кабинет сбежалась половина сотрудников управления, с другой половиной я познакомилась лично, в то время когда меня передавали из кабинета в кабинет. В конце концов, эйфория кончилась, на радостях властями было решено предоставить мне аж целую однокомнатную квартиру, почти рядом со школой.
Я быстро подружилась с учительницей русского языка и литературы Иркой Кошкиной и уже известной вам Надеждой Семеновной Зусек. Они-то и посоветовали мне жить во время выходных и каникул в Горелках. У подружек там проживали родственники, и девчонки наперебой звали меня к себе. Чтобы не обижать ни ту ни другую, я решила снять комнату самостоятельно.
Приехав в Горелки, побродив немного по деревне и подивившись размаху и фантазии строительства, я остановилась словно вкопанная, у небольшого, но очень аккуратного двухэтажного домика. Сопровождавшие меня Ирка и Надька переглянулись и в один голос воскликнули:
— Анастасия! Только не здесь!
— Почему не здесь? — удивилась я, решив, что здесь и только здесь. — Что, много народу живет?
— Один человек живет. Но какой! Бабка Степанида восьмерых стоит. Кто только у нее ни снимал, все сбежали. Чуть что не по ней — все, крышка! И думать забудь, пошли дальше!
— Ага, — сказала я, направляясь к резной калитке. — Я одним глазком.
— Стаська, вернись, не валяй дурака! Стаська, мы уходим! — встревоженно закричала мне вслед Ирка, но я уже стучала в крашенную синей краской дверь.
— Иду, иду! — услышала я зычный голос, потом недовольное бормотанье:
— Ходют, колошматют, как оглашенные…
Дверь распахнулась, и я увидела высокую худую старуху, смотревшую на меня подозрительно и с неудовольствием.
— Здравствуйте! — медовым голосом протянула я, на что старуха кивнула, но поморщилась. — Хозяйка, комнатки сдаются?
Она не торопилась отвечать, словно прикидывая, стоит ли со мной связываться, но в конце концов проронила:
— Комнатки? Это у кого, может, и комнатки, а у меня комнаты. Хорошие, большие да светлые. Да тараканов нет, как у некоторых.
— А посмотреть реально?
Старуха удивленно вскинула брови и качнула головой:
— Ишь ты… Реально! Деньги-то у тебя есть, реалыдица? Я дорого возьму. Да кавалеров водить не позволю.
Вот это реально?
— Как скажете. Водить, платить — хозяин барин.
Идет?
— Быстрая какая! Может, тебе не понравится у меня?
— Чтобы это узнать, я думаю, надо зайти в дом.
— Я порядка потребую!
— Я тоже.., люблю…
Бабка Степанида поджала губы, хмыкнула и отступила, пропуская меня в сени. Воспользовавшись предложением, я прошла внутрь. В доме все выглядело так, как я и ожидала: просто и чисто.
— А какую комнату предложите?
Хозяйка молча кивнула на одну из дверей. Я зашла в комнату, подошла к окошку и выглянула на улицу. Девчонки маетно топтались на прежнем месте, с опаской поглядывая на крыльцо. Вероятно, они ожидали моего эффектного вылета с вражеской территории. Я улыбнулась и крикнула:
— А кто-то сказал, что уходит!
Они с удивлением перевели взгляд с крыльца на окно и захлопали глазами. Видимо, расстроились, не увидев ожидаемого.
— Ну чего там? — спросила Надежда.
— Ничего. — Я пожала плечами. — Все в порядке.
Вернувшись к бабке, я спросила об оплате. Она ответила, причем действительно назвав довольно высокую цену. Но цена меня не испугала. Не то чтобы в школе я зарабатывала невероятные деньги, конечно, нет. Зарплату там задерживали, как и везде, безденежье стало привычным. Дело в том, что моя несравненная мама. Вера Николаевна, настояла, чтобы, как она выразилась, «не много мне помогать материально». Небольшая помощь выливалась в ежемесячные переводы, поэтому я, дорожа самостоятельностью, долго пыталась бороться с подобными проявлениями родительской опеки. Но неравная борьба с матерью ни к чему не привела. В конце концов я решила кончить дело полюбовно и сдалась, выторговав взамен ежемесячных личных посещений любящих родителей еженедельный разговор по телефону.
1 2 3 4 5 6 7