Кроме того, он ненавидел все официальное, административное и уж тем более – полицейское.Поразмыслив с минуту, княгиня предложила:– Я прекрасно понимаю ваше нежелание принимать у себя полицию, да и вряд ли она добьется каких-то ощутимых результатов. Но, может быть, обратимся в частное агентство? Как это сплошь и рядом делается в Америке, а? Вызвать детектива-любителя?– Но, Соня! Разве вы не знаете, что почти все полицейские, как правило, полные дебилы? Не способные раскрыть даже самые ерундовские загадки. Уверяю вас, лучше уж я сам разберусь.Соня Данидофф поняла – настаивать бессмысленно, и только намекнула:– Да, разумеется, но ведь вы так заняты делами цирка! Плюс к тому мы должны вот-вот отправиться в путешествие. Да и устали вы смертельно, Барзюм! Как жаль, что мы не окажемся во Франции!Княгиня произнесла последние слова не без некоторого раздражения, не ускользнувшего от Барзюма. Он спросил, улыбаясь:– Почему вы хотите оказаться во Франции?– Потому что, – быстро ответила Соня, – мы могли бы вызвать известнейшего опытного полицейского, который к тому же вполне корректен и деликатен.– Вот как? Кого же?– Жюва.Барзюм ответил не сразу. Собравшись с мыслями, он остановился на мгновение, затем добавил:– Соня, вы правы. Мы не во Франции. Но я чертовски богат, поэтому немедленно пошлю телеграмму знаменитому сыщику.Импресарио был человек решительный. Проникшись идеей, он схватил авторучку и размашистым почерком написал послание, которое Жюв получил по возвращении из Глотцбурга. В это время инспектор был всецело поглощен ответственным поручением, данным ему Фридрихом-Кристианом II, – разыскать князя Владимира живым или мертвым. Глава 18ИМПРЕСАРИО И ПОЛИЦЕЙСКИЙ Итак, Барзюм, желая покончить раз и навсегда с загадкой, направил, следуя совету своей возлюбленной, послание Жюву, который единственный, по словам Сони, был в состоянии пролить свет на это темное дело.Через два дня Барзюм вошел в свой рабочий кабинет, смежный со спальней, ровно в девять утра. Поезд уже покинул станцию и на тихой скорости следовал к границе Люксембурга, после которого он собирался прибыть в Германию. Было светлое солнечное утро, и только на равнинах, по которым продвигался поезд, еще как-то угадывался легкий ночной туман.Мсье Барзюм, однако, не обращал никакого внимания на вид за окном. Впрочем, директор был пресыщен разного рода пейзажами. За свою жизнь чего он только не повидал.– Никто меня не спрашивал? – спросил он.– Никто, мсье директор.– Хорошо, – сказал он, жестом отпуская слугу.Затем вновь взглянул на часы.– Девятнадцать минут десятого, – констатировал Барзюм. И продолжил, издав легкий вздох: – Опаздывающие люди никогда не внушали мне уважения. И по мере того, как бегут секунды, этот хваленый сыщик падает все ниже в моих глазах.Импресарио в самом деле был крайне пунктуален и даже суров и терпеть не мог, когда кто-либо не выполнял его приказы.В послании Жюву оговаривалось: «Будьте у меня в девять пятнадцать утра». Однако сейчас уже девятнадцать минут.– Ух ты! – воскликнул директор, взглянув на кучу писем на столе. Он собрался позвать секретаря, но передумал.– Нет, пожалуй, я сам их разберу даже быстрее.И, вскрыв конверты, он быстро пробежал всю корреспонденцию.Предложение, сделанное торговцем хищников из Гамбурга, привлекло на мгновение его внимание.– Надо будет на эту тему перекинуться парой слов с Жераром, – заключил Барзюм.Директор цирка снял телефонную трубку, раза два или три прокричал «алло», но так и не добился ответа.– Да я же кретин! Связь-то осталась в спальне, – вспомнил он.Барзюм прошел в соседнюю комнату к телефонному автомату. Поговорив несколько минут с Жераром, он вернулся обратно.Но когда сел и снова принялся за просмотр корреспонденции, то вдруг невольно воскликнул:– Да что же это! Готов поклясться, только что ширма находилась справа от меня!Барзюм изумленным взглядом окинул китайскую перегородку с изображенными на ней сказочными персонажами в натуральную величину, которая стояла слева от бюро, занимаемого импресарио.Директор посидел минуту молча, силясь сообразить, в чем дело, затем, пошевелив плечами, бросил:– Ну и черт с ней!И он опять принялся за работу с письмами, методично раскладывая их по назначению, и помечал каждое синим карандашом, чтобы его секретарь знал, как с ними поступать в дальнейшем. Но импресарио снова пришлось прерваться. На этот раз его из соседней комнаты нежным голоском окликнула Соня Данидофф:– Милый, я хочу, чтобы вы пришли ко мне…Барзюм покинул свое бюро. Он пробыл с Соней некоторое время, но когда вернулся в кабинет, остановился на пороге, как вкопанный, не веря собственным глазам.– Нет, это уж слишком! То ли галлюцинация, то ли я совсем повернулся…И впрямь – было чему удивляться. Перегородка, только что находившаяся слева от бюро, теперь вновь была справа. Ширма заняла свое старое привычное место. Но разве могло это успокоить импресарио?!– Или кто-то насмехается надо мной, или… я сам не соображаю, что вижу и что делаю.Директор постучал себя в грудь, ущипнул за руку, чтобы удостовериться, что это не сон. Потом, какой-то момент поколебавшись, приблизился к перегородке и осмотрел ее.Китайские персонажи смотрели на Барзюма с таким насмешливым видом, что ему захотелось мощным ударом кулака сокрушить ширму ко всем чертям. Особенно разозлила его маленькая гейша, кокетливо согнувшаяся под широким зонтиком.Но Барзюм сдержался. Застыдившись своего желания, он пожал плечами и сел за бюро.– Ерунда какая-то! – проворчал он.Директор попытался работать, но никак не мог сосредоточиться, а взгляд его то и дело возвращался к загадочной ширме.Ему казалось, что китаец, держащий в одной руке рыболовную удочку, а в другой – веер, посматривая на него, улыбается.– Зараза! Проклятье! – завопил Барзюм, нервным жестом отбросив свой карандаш, подбежал к стенке и уставился на китайца в упор. Нет, здесь, судя по всему, не было никакой мистики. Просто ширма чуть приходила в движение от тряски поезда.Но, тем не менее, разве могла она пересечь таким образом всю комнату, заняв (причем, дважды!) место в противоположном углу?Директор решил обойти перегородку со всех сторон. Он сделал это, соблюдая наивысшую осторожность, как если бы кто-то притаился за ширмой. Но за ней было пусто.Однако, когда Барзюм, обойдя все вокруг, вернулся к своему рабочему месту, он, человек флегматичный, привыкший никогда ничему не удивляться, все же не удержался от возгласа изумления. За его бюро, в кресле, преспокойно положив локти на стол, восседал незнакомец, небрежно вертя в руках синий карандаш, оставленный импресарио полминуты назад, и насмешливо, даже вызывающе, поглядывал на Барзюма.Директор побледнел. Кто был этот незнакомец, позволивший себе сыграть дерзкую шутку? Барзюма охватила ярость. Он собрался уже выругать невоспитанного пришельца, но тот уверенным, четко поставленным голосом первым нарушил молчание.– Мсье Барзюм, – сказал он, – разрешите дать вам один важный совет. Человек, занимающий такое место, как вы, должен быть постоянно настороже и не доверять никому. Между тем, я полагаю, что это предельная неосмотрительность – хранить в своем кабинете столь опасную перегородку.– Простите, – сказал импресарио, – но…– Позвольте мне договорить, – прервал незнакомец. – Я думаю, в вашем кабинете вообще не должно быть места никаким ширмам. Знаете почему?Директор собрался что-то возразить, но странный собеседник опередил его:– Вы скажете, когда закончу я. А сейчас – выслушайте мои соображения по поводу перегородки. Она безвредна только на вид, на самом же деле… Поверьте, нет предмета более опасного при вашей работе. Во-первых, персонажи, изображенные на ней, рассеивают внимание, во-вторых, от малейшего толчка стенка приходит в движение, и они как бы оживают, даже делают жесты, что, согласитесь, весьма озадачивает. Но и это еще не все! Третье, и самое главное, за этой ширмой очень удобно прятаться. Практически любой может забраться сюда, подслушивать разговоры, шпионить, выведывать все ваши намерения, а затем напасть, ограбить или убить.Барзюм, пораженный, слушал эту небольшую речь, произносившуюся спокойным, чуть насмешливым тоном. Застигнутый врасплох директор не шевелился. Пришелец же поднялся из кресла и открыл одно из боковых окошек вагона. Потом, подойдя к ширме, он быстрым движением сложил ее и, ловко просунув в окно, выбросил на пути.Затем закрыл раму и посмотрел на Барзюма.– Как-то вы очень уж бесцеремонно обошлись с такой ценной меблиной, – сказал импресарио.– Не сердитесь, это в ваших же интересах, – ответил незнакомец и добавил:– Впрочем, это все детали. Итак, вы назначили мне встречу, желая сообщить что-то важное. Я вас слушаю.Внезапно мрачное лицо Барзюма озарилось широкой улыбкой.– Вот как?! Ну, вы и оригинал, я погляжу! Что ж, это мне даже нравится. Я вас только что мысленно оклеветал за опоздание. А между тем, вы находитесь здесь, видимо, довольно давно?Директор на секунду прервался и спросил:– Я угадал, вы – мсье Жюв, инспектор парижской Службы безопасности?– Он самый, – отрапортовал знаменитый полицейский. Приблизившись к нему, Барзюм протянул руку:– Очень рад, мсье! Как вы поживаете?Жюв пожал руку:– Спасибо. Превосходно!И, расположившись в глубоком кресле, на которое указал ему хозяин, инспектор повторил:– Итак, я вас слушаю.Манера поведения Жюва понравилась американцу, не очень-то ожидавшему от французских полицейских жестких решительных действий, так характерных для людей Нового Света. Поэтому Барзюм немедленно проникся симпатией к сыщику.Он был благодарен княгине Соне Данидофф, порекомендовавшей такого детектива.И, пытаясь быть таким же пунктуальным и решительным, как собеседник, Барзюм четко и ясно обрисовал ему некоторые аспекты сложившейся ситуации.– Вот о чем идет речь, мсье Жюв, – закончил он, – я не один, меня, так сказать, двое…– Как вы сказали? – переспросил полицейский.Директор спокойно повторил:– Меня – два. А может быть, три или даже четыре. Не знаю… Возможно, и сейчас моя личность раздвоена, и в некоторых обстоятельствах я совершаю поступки, как говорится, без своего ведома…Жюв иронично улыбнулся:– Правая рука не ведает, что делает левая…– Как бы там ни было, – прервал Барзюм, – но это означает, что однажды я сделаю какие-то вещи, совершу определенные поступки, от которых впоследствии откажусь. Но как быть, если в обоих случаях найдутся вполне достойные свидетели?– Вы в этом уверены? – спросил Жюв.– В чем? – наивно проговорил импресарио.– Ладно, – пояснил полицейский сердитым тоном, – во-первых, в том, что говорите, а во-вторых, в благонадежности ваших свидетелей?Выслушав этот грубый вопрос, директор остался на несколько мгновений озадаченным. Несмотря на свой флегматизм, Барзюм все же удивился: как посмел детектив подвергнуть сомнению его слова, а, кроме того, достоинство его окружения?Если бы перед ним находился не Жюв, а кто-то другой, Барзюм немедленно выставил бы его за дверь. Но американец умел сдерживать свои чувства и поэтому лишь ограничился репликой:– Мсье, я знаю, что говорю, а также людей, окружающих меня. Если б был в состоянии сам разобраться, вряд ли обратился бы к вашему министерству.«О! – подумал Жюв. – Этот человек говорит прямо, как пастор…»Он слегка кивнул головой и на этот раз учтиво проговорил:– Само собой разумеется, вы – правдивый человек, и те, с кем вы имеете дело, – вне подозрений. Итак?– Итак, – повторил Барзюм, не понимавший, серьезно говорит инспектор или шутит, – вот, что произошло.Импресарио поведал полицейскому о любопытнейшем инциденте, – как он, с одной стороны, ездил в Спа за подругой своих друзей, а, с другой, – в это же самое время – не покидал рабочего кабинета, что, кстати, совпадает с утверждениями секретаря.Кроме того, Барзюм рассказал о нападении на автомобиль, в котором ехала подруга его знакомых с «ним – вторым» по дороге из Спа в Тирлемон, где находился тогда цирковой поезд.– А! – воскликнул Жюв, внезапно оживившись, и уточнил:– Что это был за грабитель?– Он должен еще сидеть в тюрьме города Спа, и мне бы не хотелось, чтоб он выходил оттуда, поскольку этот бандит собирался прикончить как меня, так и женщину, которую я сопровождал.– Эта женщина, – прямо спросил Жюв, – кто она, и какие между вами отношения?Барзюм покраснел до самых корней волос. Ведь он был воспитан в религиозных традициях протестантства. Он проговорил сухо:– Это не имеет никакого отношения к делу. И я бы предпочел оставить данный вопрос в стороне.Жюв не настаивал. С минуту помолчав, он спросил:– Короче говоря, что бы вы хотели от меня?– Мне нужно знать, – решительно сказал Барзюм, – действительно ли я имею двойника, или это все – ловко подстроенный обман. Кроме того, мне бы хотелось понять, что все-таки происходит в моем поезде. Несколько раз подряд в нем наблюдались какие-то странные кражи, незначительные, но, впрочем, порядком взволновавшие цирковой персонал. Затем случился ужасный эпизод, чуть не закончившийся трагедией, когда свирепый хищник вырвался из клетки. И мне некого даже заподозрить в невнимательности. Я желаю, мсье, чтобы вы мне разъяснили четко и ясно все эти инциденты по возможности в наиболее короткий срок. Добавлю, что здесь вы можете чувствовать себя как дома.Жюв прекратил шутить. Он сидел, подперев руками голову, и напряженно размышлял. Барзюм подумал, что из скромности инспектор не решался обсудить один деликатный вопрос, и поэтому сам перешел к нему:– Я не посмотрю на затраты, – объявил он, – дело есть дело. У меня к вам одно предложение.Жюв поднял голову, посмотрел на Барзюма с удивлением.– Какое? – спросил он.– Давайте так, – сказал Барзюм, по привычке вытаскивая из своего ящика листы проштампованной бумаги, обычно используемые для заключения контрактов, – я вам назначаю сто долларов в день. В течение десяти дней. И на исходе последнего из них вы принесете мне полный отчет обо всем происшедшем.– А если не закончу? – спросил инспектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38