— Отец? Он горюет вместе с нами и обрадуется, когда Чикени вернется. Сам знаешь — мы все стали несчастными с того дня…
Конечно, Саджо не могла дать никаких советов, как добраться до города и что делать там. Она только верила, что ее сон сбудется и произойдет чудо.
Шепиэн смотрел на сестренку и не верил глазам — девочка сразу ожила, повеселела, словно гнет упал с ее сердца.
Исполнить ее желание очень трудно — это труднее всех дел, которые ему до сих пор приходилось совершать. Но отказать сестре, даже не сделав попытки, и видеть, как она будет еще больше горевать, он был не в силах. Ведь отец перед отъездом просил его сделать все возможное, чтобы рассеять горе сестры. Выход был только один.
Выпрямившись, с твердой решимостью в голосе Шепиэн ответил:
— Да, мы поедем. Я отвезу тебя в город. Завтра.
Но, несмотря на свой гордый, мужественный вид, Шепиэн совсем не знал, как предпринять этот трудный путь, и даже представить себе не мог, какие ужасные приключения им придется пережить.
Глава IX. ОГНЕННЫЙ ВРАГ
Поздно вечером того же дня все было готово для путешествия. Дети знали, что им предстоит неделя пути до Поселка Пляшущих Кроликов. Там они собирались сойти на берег. Но что было дальше, за поселком, этого они совсем не знали. Поэтому следовало взять побольше запасов,
Саджо напекла много хлеба, насыпала в разные мешочки муку, соль, чай, запаслась вяленой олениной, а спички, чтобы сохранить их сухими, положила в жестяную коробочку с плотно закрывающейся крышкой. Шепиэн свернул палатку, одеяло, наладил удочку, наточил маленький топор, который он носил за поясом, приготовил охотничий нож и уложил в ящик котелок, крынку и другую походную утварь.
Солнце еще не успело взойти, как дети уже позавтракали и все было погружено в челн вместе с ружьем Шепиэна. Как ни дорого оно было мальчику, он решил продать его, если удастся, и на вырученные деньги купить билет до города. Что случится дальше, об этом он боялся даже думать. Чилеви отправился в путешествие в той же самой берестяной корзиночке, в которой он вместе с Чикени прибыл в поселок Обисоуэй. В ящик с кухонными принадлежностями Саджо положила посуду бобрят — два маленьких блюдца; это придавало ей как будто большую уверенность, что вернутся они все вместе, с Чикени и с Чилеви.
— Нам понадобится и то и другое блюдечко, — сказала она, — потому что, — продолжала она совсем тихо, — мы найдем его, так мне кажется. — А потом, кивнув головой и сжав губы, она произнесла решительно: — Я в этом уверена! — И, чтобы ее слова были более убедительны, она добавила: — Моя мама сказала это. Я слышала ее голос в журчании воды, она мне сказала!
Для маленькой Саджо сны казались реальностью и значили для нее очень много.
Хижина Большого Пера стояла в стороне от поселка. Дети никому не выдали своей тайны, так как боялись, что взрослые не одобрят их намерения. Они почти не сомневались, что старый вождь не пустил бы их в этот рискованный путь.
Итак, в предрассветных сумерках они пробрались к берегу, и, когда каноэ уже отчалило, Саджо подняла весло над головой и закричала:
— Чикени! Чикени!
Она видела, что так делают индейцы, когда отправляются в далекий путь. Правда, по обычаю их племени, нужно было бы назвать место, куда они направлялись, но она и сама этого не знала. Да, в конце концов, не все ли равно? Куда бы они ни ехали, важно то, что они ехали за Чикени. Шепиэн не поднял своего весла и ничего не крикнул. Что он мог добавить?
Так началось памятное для детей путешествие, полное опасностей.
Они плыли в том самом челне с птичьим глазом и лисьим хвостом, в котором Большое Перо рассекал когда-то воды Березовой Реки. Птичий глаз зорко глядел вдаль, лисий хвост повиливал из стороны в сторону. Дети гребли быстро, и с каждым взмахом весел казалось, что челн подпрыгивал вперед. Иногда они останавливались, чтобы дать бобренку напиться и поплавать, потому что день был очень знойный.
Под вечер они причалили к берегу, разбили палатку в лесу и провели там ночь. Наутро, еще до зари, снова отправились в путь и плыли до сумерек, останавливаясь, только чтобы перекусить и дать бобренку поплавать.
Восходящее солнце каждое утро заставало детей в пути, каждый вечер они делали привал на берегу в каком-нибудь защищенном месте. Там бобренок плавал всю ночь, а на рассвете всегда возвращался в палатку и засыпал в своей корзиночке, где он спокойно проводил весь день. Кое-где приходилось перебираться через отмели. Шепиэн ловко взваливал на плечи челн и нес его один, а Саджо помогала переносить поклажу. Иногда приходилось возвращаться за вещами еще раз, так как сразу все захватить было не под силу. Но дети не считали это тяжелой работой, они даже не задумывались над таким вопросом, так как привыкли к подобным путешествиям.
Так день за днем они продвигались все дальше и дальше. Две детские спины сгибались и разгибались, и весла погружались в воду и рассекали воздух в строгом и мерном ритме. А знойное солнце вставало, поднималось над ними и заходило багровым диском за темную стену леса. Так день за днем верный челн из березовой коры настойчиво и упорно вез их вперед, в далекое плавание в поисках Чикени.
На серебряной глади безбрежного озера легкий челн казался маленьким скользящим пятнышком. Дети были одни в молчаливой глуши. Казалось, они остались одни на всем свете. Но их юные сердца были полны мужества, и надежда не покидала их. Было и еще одно сердечко — оно билось с ними рядом. Обладатель его, наевшись вдоволь хлебца, спал, похрапывая в корзиночке; может быть, он и не был счастлив, но, во всяком случае, доволен.
Однажды, проснувшись рано, дети почувствовали слабый запах дыма — пахло горелым мхом, листом и травой. Где-то, по-видимому, далеко был пожар.
Но пожар оказался ближе, чем думал Шепиэн. Как только дети выплыли в озеро и оглянулись вокруг себя, они увидели огромный столб дыма, который поднимался из-за дальних холмов. Они продолжали грести, продвинулись еще немного вперед, и тогда им стало ясно, что путь их лежит по тем местам, где неистовствовал пожар.
Озеро становилось все уже, а потом превратилось в узкий канал, через который пламя могло перекинуться мгновенно. Шепиэн решил проскользнуть по этому опасному пути как можно быстрее, чтобы выплыть в большое озеро, которое лежало впереди. Там они будут в безопасности.
Дети налегли на весла, и, пока они продвигались вперед, дым поднимался все выше и стелился все шире. Теперь это уже был не столб, а огромная белая стена, которая тянулась к самому небу, расплывалась в обе стороны до горизонта. Она становилась все плотнее и плотнее, пока не заслонила солнце. Воздух стал тяжелым, удушливым и совсем неподвижным.
Казалось, весь восток объят пожаром. И хотя пламя было еще за холмами, но уже и сюда доносился его глухой, протяжный несмолкаемый рев. С минуты на минуту этот рев становился все громче и громче — он устремился почти прямо к ним.
Дети попали в полосу пожара.
Озеро находилось еще довольно далеко, за отмелями, но нельзя было терять время, ибо пламя лесного пожара не всегда движется медленно — иногда оно несется со скоростью тридцать миль в час.
Дым, остывая, спускался вниз, стелился темной синеватой мглой по всей земле, скрывая дали, заволакивая пеленой ближние предметы. Вскоре ничего не стало видно, кроме ряда деревьев у самого берега; чтобы не сбиться с пути, дети не выпускали деревьев из виду и прислушивались к шуму порогов, бушующих впереди.
Наконец они достигли переката. На протяжении нескольких сот ярдов на каменистом ложе меж обнаженных гребней скал с дикой силой бурлила и пенилась вода. Это была опасная переправа. Но делать было нечего. Огибать пороги берегом, перетаскивать поклажу — на это ушло бы слишком много времени.
Пожар был уже совсем близко, наверно, за крутым поворотом реки выше порогов. Клокотание пламени заглушало гул потока. Шепиэн понял, что переправа, прежде чем они достигнут озера, будет тяжелой и стремительной, а дальше пойдут на большое расстояние отмели.
Когда челн приплыл вплотную к порогам, дым стал таким густым, что видно было только на расстоянии пятнадцати футов, и Шепиэн смог лишь найти проток к порогам.
Встав во весь рост, чтобы лучше видеть, мальчик направил челн к стремнине. В одно мгновение дети очутились в неистовом, кипящем, седом потоке. И хотя Шепиэн почти ничего не мог разглядеть сквозь дым, он ловко вел свое каноэ по изломанному, трудному протоку между скал.
Огромные косматые волны, шипя, набросились на легкую ладью, швыряли ее из стороны в сторону. Темные вздувшиеся водяные громады обхватили ее, как страшные чудовища, захлестывали через борт и грозили утопить. Маленькие кружащиеся водовороты коварно цеплялись за весла, а ладья, как дикий конь, неистово мчалась между черными, страшными скалами, которые, казалось, сдвинулись тесней, чтобы растерзать ее на части.
Рокоту бушующих волн грозно вторил глухой рев пожара. Дым валил через узкую полоску воды густыми клубами, а маленький челн все мчался и мчался вперед, унося своих гребцов от гибели.
Сонный узник берестяной темницы пробудился, встревоженный шумом, и, почуяв что-то страшное, присоединил свой слабый голос к мощному реву стихии. Он раскачивал свою корзинку так неистово, что пришлось урвать мгновение и притиснуть свертком берестяную крышку.
Шепиэн изо всех своих детских сил боролся с мчавшимся потоком. Мальчик ловко поворачивал челн то в одну, то в другую сторону, заставляя его качаться на волнах, скользить по омутам и водоворотам, вставал, чтобы разглядеть путь, и снова направлял челн в седую пучину.
А Саджо усердно налегала на весла, отталкивалась, гребла и табанила, послушная возгласам брата:
— Гиюк-аник!.. (Направо!)
— Машк-аник!.. (Налево!)
— Уи-беч!.. (Быстрый ход!)
— Пи-беч!.. (Тихий ход!)
Брызги пеленой отлетали от лодки, а иногда и заливали ее, так что Саджо, сидевшая впереди, скоро промокла до нитки.
Если бы не дым, застилавший путь, Шепиэн не стал бы тревожиться — он, как и все индейцы оджибвеи, молодые и старые, отлично владел челном и даже в юности знал тайны движения воды. Не раз приходилось ему переправляться по этим порогам с отцом.
Саджо ничего не боялась рядом с братом. Она смеялась, и визжала, как будто это была интересная игра, и выкрикивала что-то, подгоняя каноэ, как делал это отец и другие индейцы во время опасного плавания, — тогда она, Саджо, только наблюдала за ними с берега.
Но Шепиэн хорошо понимал, какая большая опасность грозила им, и не издавал ни звука, кроме команд, которые он, как капитан своего маленького корабля, выкрикивал громким голосом; и, когда можно было оторвать глаза от бурлившей воды, он с тревогой смотрел в сторону огненного врага. Пожар догонял их с быстротой ветра, спускался вниз по холмам, расстилался багряным морем, взвивался рокочущими змеями по макушкам пылающего леса.
Один раз, когда Шепиэн оглянулся назад, он увидел, что пламя перекинулось через узкий поток позади них. Теперь оставалась одна дорога — вперед.
Клубы дыма, повисшие в воздухе, становились все темнее и темнее, пока наконец свет не померк; казалось, что сумерки спустились очень рано. Уже почти ничего не было видно. Все кругом стало каким-то диковинным. Дети продолжали свой путь словно во сне.
Изо всех сил гнал свой челн Шепиэн — он хорошо знал, что если они задержатся, то гибель неизбежна: они сгорят или задохнутся. Теперь отмели были уже недалеко, а за ними находилось озеро, до которого они должны добраться во что бы то ни стало. Кончились пороги. Челн проскочил в тихую заводь. Здесь детей окружили какие-то странные движущиеся тени, едва заметные сквозь облака дыма. Это звери лесной глуши со всех сторон мчались вдоль берега, плыли по воде, барахтались на отмелях — в одиночку, парами, стадами. Все они ринулись к озеру, каждый спасал свою жизнь.
Животные, которые редко рисковали ступить в воду, теперь плыли по озеру: белки, кролики и даже дикобраз. Олень перепрыгнул через заросли кустов, мелькая своим белым хвостом и озираясь вокруг широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Медведь мчался быстрым и неуклюжим галопом; два волка бежали легко и стремительно рядом с оленем — их обычной добычей, но на этот раз хищники даже не удостоили его взглядом. Потому что сейчас не существовало врагов, никто не был ни голоден, ни жесток, никто никого не боялся. И все обитатели леса, те, кто передвигался по земле, кто парил в воздухе и кто плавал в воде, — звери, птицы, пресмыкающиеся, — все спасались бегством от самого безжалостного из всех недругов, смертельного для каждого из них, от страшного врага их дикой родины — лесного пожара.
Недалеко от челна глубоко в воде остановился лось-великан. Его шерсть была опалена на спине, наполовину выросший рог сломан, бока ввалились от тяжкого дыхания. Наверно, он уже взглянул в лицо гибели и мчался много миль, преследуемый огненным врагом. Могучая сила и быстрые ноги спасли зверя.
Шепиэн мог бы тронуть его веслом — огромный зверь просто не замечал детей; но вот лось передохнул немного, поплыл к берегу и побежал вместе с другими зверями, большими и маленькими, рогатыми и безрогими. В этом великом смятении все стали братьями, у всех был один путь к спасению — озеро. И вместе с ними в этой дикой и странной процессии оказались наши маленькие индейцы и их крошечный питомец.
Теперь Саджо охватил жуткий страх. Шепиэн сам был близок к отчаянию, однако не подал виду и мужественно успокаивал сестренку. И она гребла. Но лес, который всегда был их родным домом и казался таким приветливым, теперь вдруг превратился в ужасное место. Любой взрослый испытал бы такое же чувство; а эти дети — не забывайте, одному из них было одиннадцать лет, другому четырнадцать — не растерялись и боролись, как настоящие солдаты, за свою жизнь, за жизнь маленького Чилеви. Что касается Чилеви, то он был плохим для них помощником, в чем вряд ли вы сомневаетесь; наоборот, он всячески беспокоил детей и задерживал их. Инстинктивно, как и все звери, он почуял опасность, его обуял страх, а услышав звуки и запахи от мчавшихся со всех сторон зверей, он стал визжать что есть мочи, биться о крышку своей корзинки, которая теперь, наверно, казалась ему темницей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18