Она открыла дверь, опустила своего питомца на землю, поросшую короткой серебристой травкой, и пошла к бассейнам, думая теперь о Хикару. Возвращаясь из дальних странствий, Хикару всегда привозил уникальную информацию. В прошлый раз он отсутствовал два месяца и, вернувшись, первый поведал о появлении тигровых звезд и неизвестных ракообразных, обитающих в лабиринтах Большого Барьерного рифа. Он знал все легенды Людей Моря, и Вера подозревала, что и сам он не прочь был выдать свое сочинение за легенду. «Хикару» — значит «блестящий». И действительно, он вполне отвечал своему имени и элегантной внешностью и особенно удивительно разносторонним умом. И Хикару и доктор Мокимото во многом были схожи.Вера подошла к небольшому бассейну с бетонными стенками, заросшими мшанками. Дно его покрывали типичная флора и фауна Лагуны, бросались в глаза ярко-красные водоросли, ассимилирующие в своих клетках ртуть.По углам бассейна, как плесень, скопились колонии синезеленых водорослей, но здесь их было немного, не то что в соседнем большом бассейне,— там воду сплошь покрывала мутно-зеленая плотная масса. На дне погибали кораллы и посевы нового вида белковой водоросли, с таким трудом созданные учеными института. Один из ее создателей стоял в дальнем конце бассейна с сачком на длинной рукоятке и задумчиво глядел в воду. Вера пошла к нему по белой, ослепительно сверкавшей дорожке, обсаженной по краям низкой живой изгородью.— Привет, Дик!— Привет, Вера, — печально ответил Дик. — Смотри, что творит эта проклятая зелень! Белковая ламинария, правда, еще жива, но боюсь, долго не протянет. Я отсадил в лабораторный аквариум несколько растений, там при искусственном освещении «зеленая чума» погибает… Да, мне понятна твоя улыбка, Вера: океан не накроешь крышей и не создашь под ней искусственное освещение. Ну, а как у тебя дела?— Плохо, Дик. Моя экскурсия на «Сириус» мало чего дала. Им и без меня стало известно, что радиоактивные отходы, захороненные нашими предками на дне океана, послужили причиной возникновения нового вида синезеленой где-то в наших водах, остальное дополнили течения, птицы, корабли, разнесшие ее повсюду. Она появилась даже на Аляске, в Канаде, в Сибири.— Да, глобальное наступление, — сказал Дик, хмуря кустистые брови. — Что-то похожее было с водяным гиацинтом в прошлом веке, но не в таких масштабах и не с такими последствиями. Боюсь, что нам не удастся в скором времени решить эту проблему, а медлить нельзя. Пищевые запасы тают. Представляешь, у нас голод в век наивысшего процветания человечества из-за какой-то жалкой… нет, не жалкой, это определение не подходит, — пожалуй, слепой, необузданной силы, вышедшей из-под контроля. Уйдем отсюда, Вера, у меня нет сил смотреть на этот кошмар!Вера взяла его под руку:— Раз найдены средства борьбы, то скоро придет и победа. И уже много хороших известий. Учитель считает, что надо искать и использовать защитные силы природы. Помочь ей установить нарушенную гармонию.— Все это так, Вера, — он пожал ей руку, — но я не сказал тебе главного. Погибла культура морского картофеля, на которую мы возлагали столько надежд. В десятом аквариуме погибла уникальная коллекция рифовых рыб…Вера придержала Дика за руку:— Смотри, а здесь совершенно чистая поверхность.— Я обратил внимание. Да, оказалось, что наш Павличек здесь ухитряется выращивать устриц и для этой цели увеличил скорость течения. За сутки здесь два раза сменяется вода, вот и уносит течением, а может быть, этой чуме не нравится быстрая смена среды обитания. Как видишь, Вера, ко всему, мы еще так мало изучили своего врага. А времени у нас нет!Они шли от бассейна к бассейну, и почти везде перед ними открывалась неутешительная картина.Дик взглянул на Веру, и впервые его полное, простодушное лицо расплылось в улыбке:— По дороге я встретил твоего заврика. Сидит на солнцепеке, я чуть на него не наступил. Я все не могу себе представить, как вам с учителем удалось заставить его ходить.— Учитель почему-то дал мне эту тему. Вот, говорит, странная лиана. Ее «детки», видишь эти кустики, они могут ползать по дереву, выискивая подгнившую кору, как найдут — останавливаются и пускают корни, становятся типичными паразитами. Наша с тобой задача — спустить их на землю и заставить по ней ходить. Они светолюбивы. Используй и эту особенность.— И ты использовала?— Три года продолжались мои страдания. Вначале я находилась в полном отчаянии. Учитель улыбался, давал массу советов и любил повторять: «Все рождается с некоторыми муками». Помогли стимуляторы роста, прививки и особенно один случай… — Вера замолчала, увидев белую фигуру учителя. Он шел быстрой семенящей походкой, как всегда, когда торопился. — Извини, Дик. В другой раз я тебе доскажу эту необыкновенную историю. Учитель чем-то встревожен.И она побежала к нему навстречу.— Что случилось, учитель? — спросила она, подбегая к нему.— Пока еще ничего. Хотя, пожалуй, да. — Он был так взволнован, что мешал русские и японские слова. — Где у нас здесь посевы морского винограда?— Двенадцатый бассейн. Вон там, где стоит бедный Дик.— Идем туда. — И он почти побежал, увлекая за собой Веру. ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ Вечером ко мне прилетел на авиетке Костя Ложкин. На лице его было написано некоторое смущение, когда после бурных приветствий он сказал:— Вот что, дружище, я к тебе до утра. А завтра пораньше ты меня забросишь к моей хижине, а авиетку, если это тебе не трудно, конечно, приведешь на базу. Понимаешь, к Пьеру меня вчера подбросили микробиологи. Ну, я там обделал кое-какие дела. Вот «вырвал» у них присадку к магнитному микроскопу; говорят, теперь мой мини-оптик даст приличное изображение клетки… Вот и прекрасно! Я знал, что ты выручишь. Между прочим, вчера там были танцы. Понаехала масса девчонок из Лусинды. — Он зевнул. — Легли довольно поздно. Если ты не против, то я повешу второй гамак и полчасика сосну. Укладываясь в постель, он сказал, зевая:— После танцев, так около двух, там наблюдалось грандиозное свечение моря, еще ярче, чем во время танца кальмаров…На этом Костя умолк и спал без просыпа до восьми утра, хотя я тщетно пытался разбудить его к восходу солнца.— Ах, восход? Да, да, сейчас, сейчас, — бормотал он, натягивая на голову простыню.Все-таки его разбудили ароматы кофе и жареных улиток. Позавтракав, я вывел из гаража комбайны, и они начали свой трудовой день. Сказав дельфинам, куда и зачем лечу и во сколько буду, я включил «секретаря» — этот прибор-приставка к видеофону регистрирует все вызовы в мое отсутствие и говорит, где я нахожусь.Наконец мы поднялись в воздух.Авиетка висела над полем хлореллы. Костя занимал место пилота и на правах старшего поучал меня:— Постой, дождись порыва ветра посильней, тогда сей свою труху.«Труха» — это споры морского винограда Мокимото. В красной коробочке, что я держу в руках, их миллиарды. Не прошло и двух месяцев, как блестяще подтвердились наблюдения дельфина Хикару и начался сбор соцветий во всех морях, где успело появиться это удивительное растение. Сотни тысяч добровольцев занимались и занимаются сбором соцветий морского винограда. В моей коробочке — результат многодневной работы не одной тысячи подводных пловцов.— Ты что задумался? — спросил Костя. — Сей свои споры!.. Или нет, постой. При таком ветре следует опуститься пониже, а не то все унесет на берег.Костя бросил машину резко вниз, чтобы, как он говорит, «развеять меланхолию». Последнее время у него что-то не ладится с окончанием дипломной работы, и он всеми средствами старается «войти в хорошую форму».— Извини, — сказал он. — Но мне необходимо встряхнуться. Да, да, именно вот так!— Может быть, следует тебе отдохнуть, отвлечься? — осторожно предложил я.— Вам с Тосиком хорошо говорить. Он уже все закончил, а ты подходишь к концу и у тебя все ясно, а у меня — темный лес. Все мои ошибки выявятся последними опытами.— Ну почему же ошибки?— Ах, оставь! Сыпь свою труху и помалкивай, пожалуйста! Дай мне хоть немного собраться с мыслями.Костя стал сосредоточенно постукивать пальцами по ручке управления, а я, немного обиженный его резкостью, продолжал вытряхивать из коробочки споры: хотя на авиетке был специальный распылитель для удобрений, но он не годился для посева спор, и я, как древний сеятель, рассыпал зародыши жизни руками. Темно-коричневая пыль уносилась ветром, медленно оседая над водной поверхностью, сморщенной ветром.Помимо опытов с бурыми водорослями, Костя упорно продолжает работать над прошлогодней темой, пытаясь установить значение атомов редких земель в клетках живой материи. Задача необыкновенной трудности, но Костя не сдается.— Все покажут последние анализы, — сказал он; затем, подумав, сообщил мне потрясающую новость: — Совершенно неожиданно я обнаружил, мне кажется, новый вид известковой водоросли. Конечно, требуется еще проверка, но если ее и открыли до меня, то почему-то не обнаружили ее свойство, кроме кальция, ассимилировать еще и ниобий, и в довольно значительных количествах. — Костя оживился, повеселел. — И знаешь, это накопление идет довольно странным путем: вначале интенсивно накапливается ниобий, это пора молодости, расцвета, затем клетки под влиянием какого-то катализатора активно поглощают углекислый кальций. Но это совершенно новая тема! И вот что странно: над чем бьюсь — не получается или удается выведать какие-то крохи, а тут открытие упало прямо с неба!— И давно?— Да нет. Это случилось перед появлением звезд, в конце вахты на «пятачке». Все хотел тебе сказать, да сам знаешь, было не до того. Ты не обижайся, Ив. Вначале мне показалось, что я в чем-то ошибаюсь, что ниобии остался в анализаторе от предыдущих опытов, но вот сейчас я вспомнил все до мельчайших подробностей. Я был близок к отчаянию, все летело к черту, и тут мне на глаза попалась эта странная водоросль — зеленовато-сизая, с нежной структурой листа, и я сунул ее в анализатор. — Костя умолк, словно пораженный неожиданно пришедшей мыслью, и, хлопнув себя по лбу, воскликнул:— Ну, да! Ниобий и является катализатором для ассимиляции кальцитов! Ну и олух я царя небесного! Ты не находишь?— Нахожу!— Ну ладно, Ив. Не сердись. Извини меня. И звони вечером, а я попробую посадить эту колымагу на крышу моей хижины. Все отлично. Ив. Теперь я все мигом закончу, и работка, я должен тебе сказать, получится заметной.Костина «хижина» представляла собой миниатюрный дворец из стекла, бетона и дерева, сооруженный на просторной площадке, стоящей на сваях. При строительстве здесь предполагалось разместить филиал зонального биологического института, но затем филиал перенесли на Центральный пост, а здесь осталась только лаборатория для сменных биологов — аспирантов и студентов, проходящих практику в Большой Лагуне.Одну из пустующих комнат Костя любезно предоставил для олушей еще в начале своей деятельности на станции. Птицы поняли преимущество крыши над головой, и скоро там образовалась шумная колония. По словам Кости, птичий гам помогал ему «сосредоточиваться и находить решения». Его сменщики также опекали птиц, хотя и терпели от них немалый урон. Например, стоило только зазеваться, как улов рыбы уносили крылатые пираты; кроме того, олуши «защищали» дом от летательных машин, поэтому Костя приводнился метрах в ста и подошел к причалу.— Ты только посмотри на моих питомцев. Какие неблагодарные создания! — сказал он, распахнув дверцу машины. — Я предоставил им жилье, какого не знали их предки: крыша над головой, пища под боком. Вот дайте мне время, и я выселю всю вашу ораву на необитаемый остров!Махнув мне рукой, он, преодолевая по три ступеньки, помчался вверх по лестнице. Я был рад, что к нему наконец вернулось всегдашнее прекрасное настроение.Возвращался я к себе на очень малой скорости, часто останавливал машину, фотографируя поля, пораженные синезеленой водорослью. За последнюю неделю картина акваторий мало изменилась к лучшему. Правда, на небольших площадях вода стала приобретать нормальный цвет моря, богатого планктоном. Среди грязно-зеленых скоплений водорослей появились кроваво-красные пятна. Здесь теперь поселились неисчислимые стада микрокоров — вислоногих рачков особого вида, полученных зональным институтом генетики для разведения на акваториях китовых ферм.Микрокоровы — всеядные животные; помимо зоопланктона, они с не меньшим аппетитом поедают и одноклеточные водоросли. Воздействие морского винограда скажется много позже, когда водоросли подрастут, а пока вся надежда на прожорливых микрокоров.Подлетая к своей станции, я залюбовался работой комбайнов. Они старательно обходили красные пятна пастбищ микрокоров, собирая хлореллу только на чистой воде. Конечно, и там попадается синезеленая водоросль, а теперь и рачки, но в очень незначительном количестве; примеси отсортирует сепаратор на заводе.Перед тем как опуститься на водную поверхность, далеко на юго-востоке я заметил необычно большое скопление птиц; густой белой тучей они вились над рифом. Я подумал, что море выбросило мертвую акулу, косатку или тигровку и птицы устроили грандиозный пир. Надо было немедленно сообщить об этом в Санитарную охрану Лагуны: возможно, труп животного следует немедленно убрать с рифа, чтобы не произошло массового отравления пернатых. Я уже почти набрал шифр санитарного инспектора, как со стороны птичьей стаи показалась машина метеоролога Генри Свифта; он также заметил меня и подключился к моему видеофону.— Ты к рифу? — спросил Генри. Я ответил утвердительно.— Нет смысла, Ив. Опуститься на воду и рассмотреть, чем они там лакомятся, довольно трудно. Я подходил к рифу по воде. Посмотри, что сделали с моей машиной! Всю загадили, паршивцы, теперь полдня придется отмывать. Роботу я не доверю, придется самому…— Что же все-таки на рифе?— Что-то серое и очень длинное. Вначале я подумал, что там китовая акула. Но потом вспугнул птиц и увидел, что там терзают или гигантского осьминога, или модную теперь тигровую звезду, трудно было разобрать из-за птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37