Оригинал: Philip Kindred Dick, “The Last of the Masters”
Филип Киндред Дик
Последний властитель
* * *
Сознание снова возвращалось к нему. Возвращалось с трудом: груз веков, невыносимая усталость давили на него. Пробуждение было ужасным, но он не мог даже застонать. И тем не менее, он начинал ощущать радость.
Восемь тысяч раз таким же образом он возвращался назад, и с каждым разом это становилось все труднее. Когда-нибудь он уже не сможет этого сделать. Когда-нибудь он навсегда нырнет в черный бассейн. Но не сегодня.
Он все еще жив. Сквозь боль и безразличие приходило осознание очередной победы.
— Доброе утро, — произнес звонкий голос. — Ну, не прекрасный ли сегодня день? Я отдерну шторы, и вы сможете взглянуть.
Он мог видеть и слышать. Но не двигаться. Он тихо лежал и впитывал впечатления. Ковры, обои, лампы, картины. Стол и видеоэкран. Яркий солнечный свет струился в окно. Голубое небо. Далекие холмы. Поля, здания, дороги, фабрики. Рабочие и машины.
Питер Грин был сдержанным деловым человеком. Но сейчас его юное лицо озаряла улыбка.
— Сегодня предстоит много работы. Масса людей хочет вас видеть.
Подписать счета. Принять решения. Сегодня суббота. Придут люди из дальних секторов. Я надеюсь, бригада обслуживания проделала хорошую работу. — Он быстро добавил. — Да, конечно, они сделали все, что нужно. По пути я переговорил с Фаулером. Все будет в порядке.
Юный приятный тенор хорошо сочетался с ярким солнечным светом. Звуки и образы, но ничего больше. Он ничего не чувствовал. Попытался пошевелить рукой, но ничего не получилось.
— Не беспокойтесь, — сказал Грин, уловив его страх. — Скоро вы будете в норме. Должны быть. Как мы сможем выжить без вас?
Он расслабился. Видит бог, это случалось довольно часто и прежде. Но постепенно вскипала злость. Почему они не координируются? Получить все сразу, а не по кусочкам! Он обязан изменить их планы. И заставить их быть более организованными.
Приземистый металлический автомобиль завизжал тормозами под окном и остановился. Люди в униформе высыпали из него, собрали полные охапки оборудования и заспешили к главному входу здания.
— Они прибыли, — с облегчением воскликнул Грин.
— Поздновато, а?
— Дважды останавливали движение, — фыркнул Фаулер, входя.
— Снова что-то произошло с сигнальной системой. Загородный поток смешался с городским, все временно остановились. Я хотел бы, чтобы вы изменили закон…
Все вокруг него пришло в движение. Неясно вырисовывались очертания Фаулера и Маклина. Лица профессионалов озабоченно вглядывались в него.
Его перевернули на бок. Приглушенное совещание. Напряженный шепот.
Звон инструментов.
— Здесь, — бормотал Фаулер. — Теперь здесь. Нет, это потом.
Осторожней. Теперь пройдитесь здесь.
Работа шла в напряженном молчании. Он ощущал их близость.
Расплывчатые очертания. Его переворачивали туда-сюда, швыряли, как мешок с мукой.
— О'кэй, — сказал Фаулер наконец. — Обмойте это.
Снова длительное молчание. Он тупо глядел на стену, на чуть выцветшие голубовато-розовые обои. Старый рисунок, изображавший женщину в кринолине, с легким зонтиком над изысканной прической. Белая блузка с оборками, носки крохотных туфелек. Удивительно чистый щенок рядом с ней.
Затем его повернули еще раз, лицом вверх. Пять призраков стонали и корячились над ним. Их пальцы летали, мускулы скрипели под рубашками.
Наконец они выпрямились и отошли. Фаулер вытер пот с лица; все были в изнеможении.
— Давайте, — проскрипел Фаулер. — Включайте.
Удар потряс его. Он жадно глотнул воздух. Его тело выгнулось, затем медленно осело. Его тело. Он мог чувствовать его. Сделал пробные движения руками, коснулся лица, плеча, стены. Стена была реальная и твердая. Сразу же мир снова стал трехмерным.
— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Фаулер, как бы осев. — Как вы себя чувствуете?
После краткой паузы он ответил:
— Все в порядке.
Фаулер попросил остальных членов бригады оставить их. Грин топтался в углу.
Фаулер сел на край постели и раскурил трубку.
— Теперь послушайте меня, — начал он. — У меня плохие новости. и я хочу о них сообщить, как вы всегда настаивали… откровенно.
— Что же? — требовательно спросил он. И попытался двинуть конечностями.
Но он уже знал.
Под глазами Фаулера легли темные круги. Он был небрит. Лицо с квадратным подбородком осунулось и выглядело нездоровым.
— Мы всю ночь провели на ногах. Работая над вашей двигательной системой. Мы привели ее в порядок, но это не надолго. Не более чем на несколько месяцев. Все приходит в негодность. Основные части не могут быть заменены. Когда они изнашиваются, их не починить. Мы можем припаять реле и провода, но не в состоянии сделать синапсические катушки. Их умели делать лишь несколько человек, но они умерли более двухсот лет назад. Если катушки перегорят…
— Есть ли какие-либо изменения в катушках? — перебил он.
— Еще нет. Только в районе двигателя. Особенно руки. То, что произошло с вашими ногами, может случиться и с руками и, в конце концов, со всей двигательной системой. Вы будете парализованы к концу года. Будете видеть, слышать и думать. И передавать сообщения. Но это все.
Помолчав, он добавил.
— Извините, Борс. Мы делаем все, что можем.
— Хорошо, — согласился Борс. — Прощаю вас. Благодарю за искренность.
Я догадывался.
— Вы готовы спуститься к людям? Накопилось множество проблем. Они терпеливо ожидают вас.
— Пошли.
Он с усилием напряг свой мозг и сосредоточился на неотложных проблемах.
— Я хочу, чтобы была ускорена исследовательская программа по тяжелому металлу. Она, как обычно, затягивается. Я намереваюсь снять часть людей с других работ и перебросить их на генераторы. Уровень воды скоро упадет. Я хочу запустить питающую энергию по линиям снабжения, пока она еще есть.
Как только я упускаю что-либо из виду, все начинает разваливаться.
Фаулер подал знак Грину, и тот быстро подошел. Вдвоем они склонились над Борсом, кряхтя от напряжения, подняли его и повели к двери. Затем — вниз по коридору и наружу.
Здесь они поместили его в приземистую металлическую машину, маленький грузовичок. Его отполированная поверхность резко контрастировала с внутренностями: изнутри было заметно, что корпус деформирован, металл во многих местах покрыт пятнами коррозии. Машина из архаичной стали и пластика заворчала, когда мужчины прыгнули на переднее сиденье и повели автомобиль по главной дороге.
* * *
Эдвард Толби вытер пот со лба, поправил рюкзак за плечами и, подтянув оружейный пояс, выругался.
— Папа, — упрекнула его Сильвия. — Прекрати, пожалуйста.
Толби яростно сплюнул в траву на обочине. Затем обнял дочь.
— Извини, Сильви. Я не хотел никого обидеть. Проклятая жара.
Поднимавшееся утреннее солнце ярко освещало унылую, пыльную дорогу.
Облака пыли поднимались вокруг от их медленного движения. Они были страшно вымотаны. Лицо Толби побагровело и распухло. Незажженная сигарета свешивалась из уголка рта. Его большое, сильное тело упрямо наклонялось вперед. Хлопчатобумажная рубашка его дочери прилипла к рукам и груди, потемнев от пота на спине. Она еле переставляла ноги, обтянутые джинсами.
Роберт Пенн плелся чуть сзади них, держа руки в карманах и не отрывая глаз от дороги. Он ни о чем не думал, оглушенный двойной дозой гексобарба, которую он принял в последнем лагере Лиги. Жара его убивала.
По обеим сторонам дороги расстилались поля, травяные и камышовые пастбища, отдельные группки деревьев. Разрушенный фермерский дом. Древние, двухсотлетней давности останки бомбоубежища… Иногда попадалась грязная овца.
— Овца, — констатировал Пенн. — Они съедают всю траву вокруг. Она уже не вырастет.
— Теперь он фермер, — обратился Толби к дочери.
— Папа, — сверкнула глазами Сильвия. — Не будь таким мерзким.
— Это из-за жары, — Толби снова выругался, громко и тщательно. — Все дело не стоит того. За десять пинксов я вернусь назад и скажу им, что было много свиного пойла.
— Может быть, и так, — мягко согласился Пенн.
— Хорошо, ты возвращаешься, — проворчал Толби. — Ты возвращаешься и говоришь им, что это было свиное пойло. Они наградят тебя медалью. Может, повысят в чине.
Пенн засмеялся.
— Замолчите вы, оба. Впереди какой-то городок.
Массивное тело Толби выпрямилось.
— Где?
Ладонью он прикрыл глаза от солнца.
— Ей богу, она права. Деревня. И это не мираж. Видите, а?
К нему вернулось хорошее настроение, он потер ладони.
— Что сказать, Пенн? Пара кружек пива, несколько партий в дартс с местными селянами — может быть, мы сможем там переночевать? — Он облизал толстые губы в предвкушении всех удовольствий сразу. — Некоторые из деревенских девчонок любят околачиваться возле лавчонок с грогом…
— Мне известен тот сорт девчонок, который вы имеете в виду, — откликнулся Пенн. — Те, что устали от безделья. Хотят встретить какого-то парня, который купит им фабричную одежду.
Стоявший у дороги фермер с любопытством наблюдал за ними. Он остановил свою лошадь и оперся о грубый плуг, сдвинув шляпу на затылок.
— Что это за город? — крикнул Толби.
Фермер немного помолчал. Он был тощим и изможденным стариком.
— Город? — повторил он, всматриваясь в незнакомцев.
— Да, впереди.
— Это прекрасный город, — начал фермер. — Вы уже бывали здесь прежде?
— Нет, сэр, — ответил Толби. — Никогда.
— Экипаж сломался?
— Нет, мы путешествуем пешком.
— Издалека идете?
— Уже почти сто пятьдесят миль.
Фермер оценивающим взглядом рассматривал тяжелые ранцы у них на спинах. Окованные туристские ботинки. Пыльную одежду и усталые, потные лица. Посохи из айронита.
— Да, долгий путь, — наконец отметил он. — Куда же вы направляетесь?
— Путешествуем до тех пор, пока нам не надоест, — ответил Толби. — Есть ли здесь место, где мы можем остановиться? Гостиница? Кабачок?
— Этот город, — пояснил фермер, — зовется Ферфакс. В нем есть одна из лучших в мире лесопилок. Пара гончарных мастерских. Место, где можно купить одежду, сшитую машинами. Кроме того, оружейный магазин, где отливают лучшие пули по эту сторону Скалистых гор. И пекарня. Здесь также живут старый доктор и адвокат. И несколько человек с книгами, чтобы учить детей. Они пришли сюда лечить туберкулез, и переделали старый барак под школу.
— А велик ли город? — поинтересовался Пенн.
— Масса людей. Старики умирают, дети умирают. В прошлом году у нас была лихорадка. Умерло около ста детей. Доктор сказал, что она появилась из водной скважины. Мы закрыли ее, а дети все равно умирали. Доктор сказал, что виновато молоко. Увели половину коров. Свою я не дал. Я вышел сюда с ружьем и застрелил первого, пришедшего увести мою корову. Когда пришла осень, дети перестали умирать. Думаю, все из-за жары.
— Конечно, из-за жары, — поддержал его Толби. — Да, здесь всегда жарко. Воды всегда не хватает.
— Вы, парни, хотите пить? Юная леди выглядит довольно усталой. Под домом у меня есть несколько бутылей с водой. В грязи. Приятная и холодная.
— Он заколебался. — Пинк за стакан.
Толби засмеялся.
— Нет, благодарим.
— Пинк за два стакана, — предложил фермер.
— Не интересуемся, — ответил Пенн. Он похлопал по своей фляжке и все трое снова двинулись в путь. — Пока.
Лицо фермера ожесточилось.
— Проклятые чужаки, — пробормотал он в сердцах и вернулся к пахоте.
Город молчаливо изнывал от жары. Мухи жужжали, облепив бока очумелых лошадей, привязанных к колеям. Несколько автомобилей стояли, припаркованные. Люди бесшумно двигались по тротуарам. Пожилые исхудалые мужчины дремали на порожках домов.
Собаки и цыплята спали в тени домов. Домики были небольшие, деревянные, сколоченные из досок, накренившиеся от старости, покореженные временем и непогодой. Всюду лежала пыль. Толстое одеяло сухой пыли лежало на стенах домов, унылых лицах мужчин и женщин. Двое исхудавших мужчин обратились к ним через открытую дверь.
— Кто вы? Что вам нужно?
Они остановились и достали свои документы. Мужчины просмотрели зашитые в пластик удостоверения личности, фотографии, отпечатки пальцев, даты. В конце концов вернули их обратно.
— А, — кивнул он, — вы на самом деле из Лиги анархистов?
— Совершенно верно, — подтвердил Толби.
— И девушка? — мужчины жадными глазами разглядывали Сильвию. — Вот что мы скажем. Оставьте нам девушку на время, и мы избавим вас от подушного налога.
— Не дурачьте меня, — проворчал Толби. — С каких это пор платят подушный или любой другой налог? — Он нетерпеливо устремился мимо них. — Где здесь лавчонка с грогом? Я умираю!
Слева они увидели двухэтажное белое здание. Толпившиеся у его входа мужчины с растерянным видом наблюдали за ними.
Пенн направился туда, за ним последовал Толби.
Выцветшая, облупившаяся вывеска возвещала: «Вино и пиво на разлив».
— То что нужно! — констатировал Пенн и провел Сильвию внутрь по ступенькам мимо сидевших на них мужчин.
Толби последовал за ними, с удовлетворением освобождаясь от лямок вещмешка.
Внутри было прохладно и сумрачно. У стойки бара сгрудились несколько мужчин и женщин, остальные сидели за столиками. Юнцов у стены играли в угадайку, хлопая своего товарища, стоявшего к ним спиной. Механическая гармоника хрипела что-то в углу. Изношенная до предела, уже пришедшая в негодность машина, функционировала с перебоями. За стойкой бара бездарный труженик подмостков создавал и разрушал смутные фантасмагории — морские пейзажи, горные пики, снежные долины, высокие холмы, обнаженную женщину, возвысившуюся, а потом растаявшую в одной из громадных грудей. Тусклые, неясные процессии, которых никто не замечал и на которые никто не обращал внимания. Покрытие стойки из невообразимо древнего пластика было все в пятнах и трещинах. Его антикоррозионная обшивка с внешней стороны стерлась. Миксер давно уже рассыпался вдребезги. Подавали только вино и пиво. Ни один из живущих в городе не знал, как нужно смешивать напитки.
Толби направился к бару.
— Пива, — заказал он. — Три пива.
Пенн с Сильвией устало опустились на стулья у стола и снимали свои рюкзаки, в то время как бармен наливал Толби три кружки густого темного пива.
1 2 3 4 5