Его папа однажды улетел в командировку в Новороссийск и больше оттуда не вернулся. Сначала он присылал деньги и копченую треску, потом — только копченую треску, а потом и треска у него, видно, кончилась.
* * *
Когда они перешли в шестой класс, Серега сказал Тимофею, что им пора самим позаботиться о себе. Так прямо и сказал — скучным и деловым тоном, как взрослый. И они после уроков стали ездить на бензозаправку — недалеко от того места, где Варшавское шоссе пересекается с Кольцевой дорогой, образуя неправильный, словно пританцовывающий, крест.
Больше недели они просто стояли как дураки и смотрели, как моют машины другие мальчишки.
Стояли и смотрели.
Иногда им разрешали поднести воду.
Однажды Серега, решив сэкономить время, набрал ведро из-под старого проржавевшего крана, который торчал из земли рядом с эстакадой. Когда опытные мойщики-семиклассники взглянули на его воду, то, ни слова не говоря, тут же вылили ее Сереге на голову. А потом еще и в ухо дали. Оказывается, не любая вода подходит для мытья машин: если там окажется хотя бы десяток-другой песчинок, можно будет поцарапать корпус, и тогда мало того, что место потеряешь, — с хозяином автомобиля вовек не расплатишься.
Но со временем их приняли в «бригаду». Работали по двое, в порядке живой очереди. Вот приехал добитый «жигуль» — его драят Витька и Шарло, потому что первыми пришли сегодня на заправку. Потом прибыла «девятка» — к работе приступают Дима Смольский и Коля Барбус. Наконец тормозит какой-нибудь крученый «крайслер» или «альфа-ромео», и он достается Тиму и Сереге, потому что их очередь подошла. А то, что они сегодня позже остальных явились на работу, никого не должно волновать — очередь есть очередь.
Между собой ребята обычно никогда не дрались, ведь все были свои, газопроводские, да и стоят ли деньги того, чтобы из-за них драться? Даже сопливых второклашек, которым иногда приспичивало подработать на мороженое, — и тех не трогали.
Ну, а если кто-то из чужаков пытался наложить лапу на их общий бизнес, тогда к делу приступали ребята вроде Генки-Будильника и Семы Дворского из девятого класса. Они паслись недалеко от бензоколонки, присматривая, чтобы все было тип-топ, а мойщики платили им за это пятую часть своей дневной выручки. Дрались Генка и Сема — будь здоров. Говорили, что однажды они вдвоем завалили Валерку Лосика, а Валерка (об этом на Газопроводе все знают) «держит» улицу академика Янгеля. И как держит!.. Еще говорили, что у Генки под мышкой есть неприличная татуировка, что он потихоньку курит анашу и что в милиции на него и на Сему Дворского заведено по личному делу.
Как пес-охранник Генка был вполне даже ничего.
Но это — после уроков, во время работы. А встречаться с ним в школе было крайне нежелательно. Ему может не понравиться твоя прическа, или сумка, или даже аккуратно застегнутая верхняя пуговица на рубашке — и тогда он спокойно возьмет тебя за нос, большим и указательным пальцами, и будет больно сжимать, пока из носа не потечет теплая красная юшка. А потом вытрет руку о твой костюм и пойдет дальше. При всем этом Генка не произнесет ни слова. Он забудет о тебе прежде, чем отойдет хотя бы на шаг.
В общем, Генка — это болото. Мальчишки относились к нему примерно так же, как партизаны во время Великой Отечественной относились к родным болотам: воняет, но иногда защищает.
Заработок на бензоколонке был не ахти какой. В хорошие дни выходило долларов семь-восемь на нос. Из них половина уходила Генке и хозяину бензоколонки, еще доллар — в общий котел, на всякий непредвиденный случай. Оставалось совсем немного.
Сначала Тим и Серега раз в неделю объедались «Хершиз» и бананами.
Потом имели неосторожность купить по пачке «Лаки Страйк», отчего их целый день выворачивало наизнанку.
Потом покупали перочинные ножики, дешевые зажигалки, красочные журналы (Серега как-то пытался приобрести у лоточника на станции метро «Пражская» эротический «Кэтс», у него отобрали деньги и прогнали взашей).
Но в конце концов это надоело. Они решили: слишком грязная у них работа, чтобы тратить горбом добытые деньги на всякую ерунду. Серега начал копить на куртку и кроссовки; Тим — на компьютерную приставку.
Они здорово дружили. Крепко. Без дураков дружили, по-настоящему — сейчас так уже не дружат, наверное. Внешне это особо не проявлялось, но до последнего времени даже Будильник не рисковал делать «сливу» Тимофею, если где-то вблизи маячила Серегина физиономия, и — наоборот.
А потом… Потом Серега как-то в одночасье изменился.
Он стал напускать на себя вид.
Он перестал водиться с друзьями и дрожал за каждый вшивый цент — не так, как дрожат остальные мальчишки (деньги и в самом деле не любят дураков), а как-то иначе, по-стариковски.
Однажды Серега отказался давать деньги на охрану и в общий котел. Генка-Будильник в своей обычной флегматичной манере пообещал, что уроет его. И урыл бы, потому что остальные мальчишки (если не считать, конечно, Тима Медведева) наверняка не рискнули бы ему помешать. Видели бы вы Серегино лицо, когда он отстегивал Генке положенные тому двадцать процентов!..
На переносице у него со временем появилась еле заметная морщинка — оттого что он все время хмурился и почти не разговаривал с друзьями.
Потом появились и синяки.
Все новые и новые.
И это не казалось чем-то удивительным. Серега стал похож на индейца в боевой раскраске. Или на заболевшего бубонной чумой. Кто его так футболил — неизвестно, но Будильник сказал, что хотел бы встретиться с этим человеком, перенять опыт. Будильник, конечно, болото, это все знают. Но газопроводские мальчишки почему-то были уверены, что Серега Светлов получает по заслугам…
Все, кроме Тимофея.
Но тому и положено думать иначе — ведь они со Светловым друзья. Хоть и бывшие… Короче, Тимофей решил выяснить, что за ерунда происходит с его другом.
Если все газопроводские мальчишки смотрят на Серегу без особого участия, как-то отрешенно — это нормально. Правда, нормально. Тимофей понимает их. Просто во всякой мальчишеской компании есть свой кодекс поведения, а они лишь стараются вести себя вежливо и не лезть в чужие дела. Все равно ведь помочь не смогут, верно?
Верно.
А Тимофей — сможет.
Должен. Если даже Серега набьет ему морду. Или вообще уроет к чертовой бабушке.
Ведь у каждого человека должен быть друг, который в случае чего может наплевать на все внешние приличия и нахально соваться в его личную жизнь — если ей, конечно, угрожает опасность. Вот тут дружба и проверяется на липовость. Липовый друг вежливо ткнется разок-другой: «Прости, я не могу чем-нибудь помочь?». И если в ответ у него под носом окажется кулак, то он побежит со всех ног к маме и никогда больше не появится на жизненном горизонте своего бывшего товарища.
А настоящему другу наплевать: он не позволит себе обижаться из-за всякой ерунды. Он будет тыкаться десять, пятнадцать, восемнадцать тысяч раз, пока не сумеет помочь или пока не окажется, что в данной ситуации даже Совет Безопасности ООН помочь не в силах.
Тимофей нисколько не задавался, когда думал, что они с Серегой — настоящие друзья и липы между ними никакой нет. Потому что это и в самом деле было так.
И поэтому Тим собирался шпионить за своим другом. Как ни гадко это звучит.
Глава 5
Ближе к вечеру, когда родители должны были вернуться домой, Тим поехал к ребятам на бензозаправку. Чем объясняться со стариками по поводу подбитой скулы, так уж лучше драить буржуйские машины.
Но объясняться все равно пришлось.
— Вместе с Серегой на передовую ходил? — заулыбался Дима Комлев.
Он вместе с Витькой Снегиревым отмывал замызганный до невозможности «запорожец». И где только водилы умудряются в такую погоду грязь отыскать?
— Ты лучше не отвлекайся, работай, — посоветовал ему Тим. — А то клиент по шее надает.
Он присел на бордюр рядом с Барбусом и Смольским. Барбус деловито пыхтел окурком «Магны».
— Сереги не было? — спросил Тим.
Не-а, — без выражения отозвался Смольский. — Ты что, с крыши упал?
— Почти. Познакомился с одним хорошим человеком. Рыжий такой, глаза, как у дохлой рыбы.
— Я знаю только одну рыбу — Барбуса.
— Усохни, — сказал Барбус. — А где его откопал, этого рыжего?
— За Кольцевой встретил, недалеко от железной дороги, — ответил Тим. — Их человек пять было. Один толстый, Пачкой звать.
Барбус усмехнулся и растер окурок о бордюр.
— Это качаловские, — сказал он. — Квашеный и каюк-компания. Так это они тебя?..
Он кивнул на Тимину скулу.
— Они.
— Неплохо отделался… А чего ты туда вообще совался? В Качалове никаких архитектурных памятников нет.
— Зато приключений хватает, — хмуро ответил Тим. И, кашлянув, добавил: — Кстати, в Качалово я и ногой не ступал.
— Так они и не ждут обычно, пока кто-то ступит. Квашеный всю территорию от Кольцевой до самого Вилара пасет. Он даже сюда, на заправку, являлся пару раз, когда денег на кока-колу не хватало.
— Ну и что, разжился? — поднял голову Тим.
Барбус невозмутимо уставился на горизонт.
— Генки-Будильника тогда на месте не было… А их человек восемь заявилось.
— Понятно.
Истерично взвизгнули тормоза. У заправки остановился «вольво-950» с псковскими номерами. Долларово-зеленый корпус едва просвечивался сквозь толстый слой пыли. Из машины выскочил молодой человек в шортах и торопливо направился к стеклянному окошку.
— Дяденька, не желаете?.. — поднялся с места Смольский.
Тот даже не посмотрел в его сторону.
— Ладно, давай рискнем, — сказал Барбус, тоже поднимаясь. — С виду мужик не жмот.
Он схватил ведро с водой и подбежал к машине. В руках Смольского оказалась пластмассовая бутыль с «кастроловским» чистящим средством. К тому моменту, когда хозяин вернется, машина должна сиять всеми цветами радуги; и когда он не узнает свой автомобиль, можно будет наверняка сказать, что деньги он заплатит. А если не заплатит… Что ж, если он еще когда-нибудь остановится здесь, то опять не узнает свою машину — но только она будет раза в два грязнее, чем была. И камеры будут проколоты.
— Присоединяйся, — кивнул Барбус Тимофею. — Сереги все равно нет. Третьим будешь.
Через полторы минуты они были насквозь мокрыми от пота и воды, но зато на «вольво» не найти было ни одного пыльного пятнышка. Еще через минуту вернулся водитель. Он удивленно застыл перед машиной, потом зло зыркнул на мальчишек, рывком отворил дверцу. Убедившись, что ничего не пропало, он жестом подозвал к себе Барбуса и небрежно сунул ему пять долларов.
— Вот так, — усмехнулся Барбус, снова усаживаясь на бордюр. — Ни один вшивый лоточник не заработает пять монет за полторы минуты. Если нас завалить работой, через месяц скупили бы эту заправку вместе со всей обслугой.
— Еще никто не разбогател на дурной работе, — отозвался Смольский.
— Разбогатеть — нет, а вот стартовый капитал…
— Кстати, — вдруг что-то вспомнив, перебил его Тим. — Ты говорил, что архитектурных памятников в Качалове нет. А я видел неподалеку оттуда четырехэтажную домину с башнями.
— Ну и что? — Барбус как-то отстраненно посмотрел на Тимофея, продолжая думать о товарно-денежных отношениях.
— Так, ничего, — пожал плечами Тим. — Думал, может, кто-нибудь знает, что за дом…
— Резиденция Квашеного, — предположил Барбус. — Хотя скорее всего Квашеный живет в обыкновенной собачьей будке, где-нибудь рядом с этим домом.
Часов в восемь заявился Серега. Свежих синяков на нем видно не было — только ссадина на лбу. И вид у него был, как всегда, хмурый.
— Работать еще будешь? — буркнул он Тимофею, даже не поздоровавшись.
— До десяти, — сказал Тим. Хотя только что уже собирался намылиться домой.
— Ладно, — поморщился Серега.
Он не произнес больше ни слова, а ровно в десять часов, когда в стороне города вспыхнуло оранжевое сияние уличных фонарей, молча, не попрощавшись, ушел.
Все остальные тоже разошлись. По дороге Тим думал о том, что Квашеный со своей компанией почему-то не тронул Серегу, позволив ему беспрепятственно дойти до «Дома Ашеров». А вот к нему, к Тиму, — прицепился. Почему?
Глава 6
На следующий день Серега не поехал в «Дом Ашеров». Вместо этого он отправился в аптеку — все той же торопливой, нервной походкой. Тим зашел за ним внутрь и встал за массивной колонной, обклеенной рекламой пана-дола, байеровского аспирина и презервативов от «Плейбоя».
Продавец долго и с явным сомнением изучал замызганный рецепт, который вручил ему Сергей. Потом о чем-то спросил его. Тим услышал только одно слово:
— … Элениум.
Элениум. Во дворе у них жил парень по кличке Кот. Он работал секретарем в заводской многотиражной газете и глотал транквилизаторы — «колеса», как их еще называют. Однажды утром мать его не добудилась. Вызвала «скорую». Кота увезли и целую неделю продержали в реанимации, но так и не откачали. Однажды вечером к Тиминым родителям зашла заплаканная соседка, она собирала деньги на похороны. Соседка сказала, что мать Кота нашла под его кроватью пустую упаковку от элениума.
Серега подошел к кассе и расплатился. Вытаскивая деньги из кармана, он хмуро и сосредоточенно смотрел на кассира. Та сказала ему что-то, покачав головой, — наверное, о синяках. Серега ничего не ответил и пошел с чеком в отдел. Продавец вручила ему коричневый бумажный пакет с лекарствами, и он торопливо отчалил.
Тим рассеянно вышел на улицу, никак не решаясь поверить в свою догадку. Серега — наркоман?! Что угодно, только не это. Но Тим чувствовал, как его мозговые клетки жадно переваривают информацию, а факты сами выстраиваются в безупречную ровную линию — неумолимые, страшные, словно отряд баркашовцев.
Черт… А ведь все Серегины закидоны вполне укладываются в рамки поведения наркоманов — по крайней мере какими их изображают российские и американские киноленты. Стремительное привыкание, хроническая озлобленность, суетливость, разрыв со старыми знакомыми…
И деньги ему, оказывается, нужны лишь для того, чтобы покупать эту дрянь.
И в «Дом Ашеров» Серега ходит только затем, чтобы притащиться там в компании каких-нибудь подонков — своих новых дружков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24