Как ты сказал? Шукран язилан. Но только у меня другие заботы, — вздохнул Алек.
— Поведай мне о них, о повелитель, и они развеются, как пыль под ветром хамсин!
— Слушайте! — обрадовался Алек. — Вы-то мне и нужны. Только, пожалуйста, зовите меня не повелителем, а Алеком. Да, кстати, а вас как зовут? И как вас угораздило попасть в пивную банку?
Наступило молчание, потом раздался вздох:
— Если мой повелитель… Алек… готов мне внимать, я начну.
Алек сел на стол.
— Узнай же, о Алек, что зовут меня Абу Сале м, джинн третьего класса, что служил я при дворах Багдада, Дамаска и Каира и что был я одним из рабов лампы…
— Но, Абу, — перебил его Алек, — я читал, что у лампы был только один раб.
— Да, так было во времена султана Аладди на. Но на этом история не кончается, ибо, когда Аладдин стал султаном и богатейшим из смертных, злой чародей решил ему отомстить. Силой волшебства сотворил он сотни маленьких ламп, и в каждой из них сидел джинн третьего класса. Эти лампы чародей раздал жителям города.
Люди бросили работать и с помощью ламп добывали себе золото, яства и одежды — кому что пожелается. Вскоре все царство подражало султану Аладдину. Золота стало так много, что никого оно больше не занимало: из него мастерили ведра и корыта. Аладдин прогневался и, думая, что весь свет смеется над ним, послал воинов отобрать у людей лампы и переплавить их.
Люди же пришли в ярость. Они сказали: «Переплавь и свою лампу вместе с нашими». Аладдину пришлось согласиться. И вот все лампы переплавили в огромный шар, спрятали его в дворцовой сокровищнице и забыли о нем.
Много лет спустя, когда все эти события были преданы забвению, а об Аладдине слагали детские сказки, случилась великая война. Из сокровищницы достали весь металл, наделали из него пушечных ядер и принялись палить с дворцовых стен. Одни ядра зарылись в землю, другие были погребены под развалинами дворца. На площади осталось лишь несколько ядер. Одним из них какой-то бедняк подпер свою дверь, и, насколько мне известно, джинн спит в этом ядре до сих пор. Счастливец! Другое ядро нашел кузнец. Он выковал из него кувшин. Каждый день по кувшину стучали, терли его, чистили, так что в конце концов джинн проснулся. Тот несчастный джинн был я, о Алек!
Алек заерзал на столе. Он не понимал, откуда говорит Абу, но на всякий случай обратился к банке:
— А сколько прошло времени?
— Это мне неведомо. Быть может, сотни и сотни лет. Потом обладателем кувшина стал бедняк вроде Аладдина. Денег у него не было, и он голодал. Когда я сказал ему, что выполню любое его желание, он попросил поесть. Я накормил его. И вот вскоре он, некогда бедный и голодный, стал богатым и жирным. А став богатым, он преисполнился тщеславия, а преисполнившись тщеславия, он пожелал сбросить вес.
— И вы ему помогли? — спросил Алек.
— Да, помог. Он стал легким, как перышко, но, увы, он не сказал мне, что хочет стать тоньше, а не легче. И вот он взмыл в небеса, как воздушный шар, и восточный ветер медленно понес его к горным вершинам. С тех пор его никто никогда не видел. Мне написано на роду, о Алек, давать моим хозяевам то, о чем они не просят. Да послужит это тебе предостережением!
— Ну, я-то дурака не сваляю! — ответил Алек. — А дальше что было?
— Кувшин, принесший в дом такое несчастье, вышвырнули за ворота. Я беззаботно спал на багдадской свалке несколько веков подряд. О, что это было за наслаждение! .. — Голос зевнул, и Алек испугался, как бы Абу снова не уснул.
Но не тут-то было.
— Меня нашел мусорщик и вместе с другой рухлядью продал кузнецу, который переплавил кувшин и наделал из него тарелок. На этот раз меня купил на базаре английский солдат: он хотел отполировать тарелку и послать ее домой, жене.
И вот я опять воспрянул ото сна и поступил к нему в услужение. Солдат сразу же потребовал, чтобы я сделал его полковником. Я повиновался. Тут он немедля разжаловал бывшего полковника в рядовые. Увидев, что творит солдат, я понял, что этот человек меня достоин.
Полковых офицеров он заставил тянуть солдатскую лямку. По ночам они стояли на часах, а днем варили обед или до блеска драили огромную медную пушку, стоявшую у ворот лагеря. Сержанты подавали рядовым в постель утренний чай, гладили за них брюки и чистили сапоги. Солдаты бездельничали целый месяц, но вскоре слухи о загадочных событиях в полку достигли Лондона. Оттуда явилась Высокопоставленная Особа, чтобы навести порядок… или беспорядок, если посмотреть на это дело глазами моего тогдашнего повелителя.
Солдат, однако, всех перехитрил. Он потер тарелку, вызвал меня и в один миг сделался генералом. Потом, к великой радости всех солдат, он приказал полку возвращаться в Англию. Но тут он перемудрил. Ему самому мог приказать вернуться домой только тот, кто старше его чином. Пришлось искать сообщника. Оставалось обратиться к бывшему полковнику, которого мой хозяин за бессердечие и грубость отправил в штрафную роту. Хозяин обещал отпустить его на волю и даже произвести в маршалы, если только он отдаст приказ и отправит моего хозяина домой. О человеческое недомыслие и злоба! Едва бывший полковник стал маршалом, как моего хозяина разжаловали в рядовые и отправили в штрафную роту, а там заставляли по ночам стоять на часах, стряпать на кухне обед и драить огромную медную пушку, что стояла у ворот лагеря. Насколько мне известно, и мой хозяин, и полковник так там и живут до сих пор.
— А что было дальше? — спросил Алек.
— Разве не говорил я о человеческом недомыслии и злобе?! Другой солдат увидел мою тарелку, она пришлась ему по душе, и он прихватил ее с собою, когда полк отправился в Англию. Он подарил тарелку жене, но жена решила что есть с такой тарелки вредно для желудка, и вот она выменяла тарелку у старьевщика на двух золотых рыбок, воздушный шарик для сына и пару чулок.
— Как же вы попали в банку? — спросил Алек.
— Не знаю. Не все ли равно? Мне известно одно: мой сладостный сон опять прерван, и теперь у меня новый хозяин, которому мне надлежит подчиняться согласно законам джиннов, джиннов третьего класса.
— Не принимайте этого близко к сердцу! — сказал Алек. — Мне такая ерунда и даром не нужна.
— Не говори гоп, о Алек! Я сделаю все, что ты пожелаешь. Каковы твои повеления?
— Прежде всего я хочу видеть того, с кем говорю.
— Увы, это желание неисполнимо! Я всего лишь джинн третьего класса и не могу появляться и исчезать по своей воле. Проси о чем-нибудь другом.
— Тогда, если можно, чего-нибудь вкусненького… Какого-нибудь, знаете ли, Сногсшибательного, Сверхпитательного, Усладительного Шербета…
— Шербета? — отозвался Абу. — Да разве это еда? Настоящая еда — это… — Алеку показалось, что он видит, как Абу поглаживает себя по животу. — НАСТОЯЩАЯ ЕДА! — Голос Абу перешел в рев.
— Тише, пожалуйста! — взмолился Алек. — А то сюда полгорода сбежится…
Абу засмеялся:
—Никто не слышит меня, о Алек, кроме тебя. Но еда! Ах, уж эта мне еда!..
— Ну, давайте же! — крикнул Алек.
— Еда!
В воздухе взвилась белоснежная скатерть и сама легла на пыльный стол. Абу замурлыкал:
— Назин тофа, яйца в винном соусе. Тойла шорбаси, райский суп. Ускумру пилакси, запеченная рыбка. Кирасили сулун, фазан, фаршированный ягодами, — приговаривал он, и на скатерти выстраивались блюда с кипящими, булькающими яствами…
— Валяй, Абу, — подгонял его Алек. — А на сладкое что?
— Ах да! Стула шарапли, рисовая запеканка в сладком вине.
«Ну нет! Только не запеканка! И без того в школе каждый день запеканка», — подумал Алек. Но ему не хотелось обижать Абу, он промолчал и пригласил джинна разделить с ним пиршество. Абу не заставил себя упрашивать. Посидишь сотню-другую лет в банке — еще не так проголодаешься.
Алек в безмолвии смотрел, как блюда одно за другим взлетают в воздух, как с них исчезает еда и как они, опустев, возвращаются на место. Посмотрел и сам накинулся на то, что еще осталось на столе. Вот как, выходит, пировали во времена «Тысячи и одной ночи»! Смелее, Боуден!
Пиршество закончилось, и тут Алек заметил, что за окном темнеет.
— Скорее домой, Абу!
Только он схватил банку, как скатерть, стол, кабина в один миг исчезли, и он снова очутился у себя в комнате, на кровати.
Может, он так и просидел здесь все время? Алек выглянул в окно. Небо было безоблачное. Со двора, из фургончика, доносилось постукивание молотка. А банка лежала у него в кармане. Открытая банка.
Глава 4. ПОВЕЛИТЕЛЬ
Алек озадаченно уставился на банку. Сон это или не сон? Он, Алек Боуден, — и вдруг хозяин Абу Салема, джинна третьего класса, которому никак не меньше 975 лет? Может, просто день выдался чересчур тяжелый, и у Боудена шарики за ролики заскочили? День-то тяжелый: во-первых, кеды с огромной дыркой, прожженной заботливым дедом; во-вторых, сочинение про крестоносцев, попавшее в живительные воды Канала. Неприятностей по горло. А удач?
Алек подержал банку на свету. Она заблестела. Он поднес ее к носу. От нее пахло пивом. Тогда он поднес ее к уху и услышал храп Абу Салема. Абу отсыпался после сытного обеда. Рыба, рисовый пудинг, фазаны… Потом шербет… Да, есть что вспомнить. Алек облизнулся.
Он быстро потер банку и поднес ее к уху. В банке все стихло. Он опять потер ее. Ни звука. Тут Алек сообразил, в чем дело. Он поднес банку ко рту и строго сказал:
— Салам алейкум, о Абу Салем!
— Мир тебе, киф хаалак. Как поживаешь? — сонно ответил знакомый голос.
— Нормально, если не считать тысячи разных проблем, — вздохнул Алек.
— Увы мне, увы, этого я и боялся! Нет покоя бедному джинну! Скажи, чего ты хочешь, о Алек?
— Во-первых, мне нужны новые кеды.
— Ке-ды? А что это такое?
— Тапочки.
В ту же минуту старые кеды слетели с ног Алека, а на их месте незамедлительно появились шикарные шелковые розовые с золотом туфли с загнутыми кверху носами.
— Ты, Великий Дурень Аравийский! — возмутился Алек. — Да меня за такие туфли с позором выставят из класса!
— Тебе не нравятся туфли? — обиженно спросил Абу.
— Туфли потрясающие, просто красота, а не туфли, но только не для меня, — ответил Алек. — Мне нужны кеды, на резиновой подошве.
— А что такое резина?
— Эх ты! — воскликнул Алек.
Потом он задумался. Действительно, что такое резина? Из чего ее делают? Как объяснить все это джинну девятисот семидесяти пяти лет от роду, не приобщенному к благам западной цивилизации?! Алек вспомнил только, что рассказывалось о каучуковых плантациях в учебнике по географии, и пересказал Абу все, что знал. Тут же посреди комнаты выросло высокое, тонкое деревце, на пол из надрезанной коры потек сок. Алек уставился на загустевшую лужицу. Ну, а теперь что? Он напрочь позабыл, как теперь получить из сока резину.
Что же все-таки делают с этим соком — варят, выставляют на солнышко, бьют по нему молотком? Зря он пропустил мимо ушей то, что рассказывали на химии и географии.
— Ладно, Абу, — наконец решился Алек. — Верни-ка мне старые кеды. А новые придется купить.
— Слушаю и повинуюсь, — ответил Абу таким тоном, как будто и впрямь сотворил чудо.
— Так. Видишь на кровати тетрадку с сочинением? Нужно ее хорошенько почистить.
Алеку почудилось, что на мгновение тетрадь исчезла… Потом она появилась снова. Но что же натворил этот джинн! Обложка и первые десять страниц, вымазанных в грязи, стали чистыми. Совсем чистыми. На них не осталось ни строчки.
— Сделай, как было, Абу! Пожалуйста, сделай, как было! — взмолился Алек.
Абу молчал.
— Ну, что же ты, джинн несчастный! — повторял Алек. — Сделай, как было.
Снизу мама постучала в потолок:
— Алек, немедленно перестань вопить!
Алек застонал. Абу с некоторым сомнением в голосе промолвил:
— Боюсь, вернуть то, что ты написал, я не в силах. Я ведь понятия не имею, что там было написано.
Алек остолбенел. Про это он не подумал. Виноват, конечно не Абу, а он сам. Надо было сперва хорошенько подумать, а уж потом просить джинна. Не зря же Абу предупреждал его о несчастьях, постигших его прежних хозяев.
— Там было написано про крестоносцев… — пробормотал Алек.
— Про крестоносцев?
— Про то, как король Ричард с рыцарями отправился в святую землю, чтобы прогнать сарацинов, и про то, как он сражался с Саладином.
— А-а-а, с султаном Салади ном Адди н Юсу фом?! С владыкой Ишшана, с грозой неверных?! Кто же не слыхал этой замечательной истории!
— Так ты, выходит, про это знаешь? А я ведь перерыл в школе всю библиотеку… И теперь пришлось бы все перечитывать по второму разу…
— Зачем, о Алек! Бери перо. Я буду рассказывать, а ты — писать, и опустевшие страницы вновь наполнятся великими истинами. Начнем со славной победы правоверных в битве при Хаттине…
Алек кинулся к столу, достал ручку и открыл тетрадь, а Абу, не зная усталости, повествовал об осадах, сражениях, тучах стрел, звоне ятаганов и мечей, стуке копыт, горячем песке и знойном солнце. Абу еще не кончил свой рассказ, когда все пустые страницы в тетради были исписаны. Мама опять постучала снизу — сигнал ко сну. На улице совсем стемнело. Алек порядком устал, но он снова был счастлив. Сочинение спасено. Правда, с кедами пока ничего не вышло, но авось Абу поможет, и все уладится. Теперь, когда у Алека есть Абу Салем, джинн пивной банки, ему любое дело по плечу. Удачи будут выигрывать у несчастий только всухую, 10 : 0! Спасибо тебе, миленький мой Абу.
— Ну, Абу, мне пора спать. Залезай в свою банку. Я оставлю ее приоткрытой, чтобы внутри не было душно. А то от банки страшно пахнет пивом. Спокойной ночи, до завтра.
— Маасалаама, — пробормотал Абу.
Алек разделся, пошел в ванную, почистил зубы, но, проходя по коридору, остановился. В кухне мама с папой пили какао и разговаривали.
— Право, не знаю, милая Конни. Как ни крутись, места у нас все равно не хватит.
— Перестань, Гарольд! Места у нас и без того никогда не хватало — причина всегда находилась.
— Если бы мы переехали в Мурсайд, у нас бы там было целых пять комнат, а то и шесть!
— Только через мой труп! Мурсайд — это глушь. Зимой вечно ветер…
— Ну ладно, ладно, Конни. Пора спать. Ким дома?
— Нет. Но ключ у нее с собой.
Алек услышал, как в кухне задвигали стульями, и быстренько шмыгнул в свою комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14