Во дворике трудился Лука Лукич, Перед ним горел костёр, на треноге в котелке что-то булькало, а сам он держал над огнём посудину и поджаривал в ней сало с луком — этот непременный ингредиент борща, без которого жизнь разведчика недр земных становится скучной и пресной, как ржаная галета.
Поставив свою посудину на камень, повар стал помешивать в котле.
— Лука Лукич, смотри, не сгорел бы твой лук! Хватай-Муха машинально кинулся к посудине и ухватился было за неё. Но тут он сделал круглые глаза и, разинув рот, обернулся на голос. Увидев управляющего трестом, он от удивления и неожиданности сел прямо на землю.
— Чи вы, чи это не вы? — вполголоса проговорил он.
— Принимай гостей, хозяин!
Басюта поднялся на стену, помог Швецу, и вот они оба — первые вестники освобождения — спрыгнули во дворик, и Лука Лукич очутился в их объятиях.
— Где остальные? Живы? Что делаете? Где Усков? — посыпались вопросы.
А Лука Лукич только смотрел то на одного гостя, то на другого и точно онемел. Глаза его повлажнели, и две слезинки покатились по щекам.
— Петра нашего нашли?
— Жив Петро. Он сейчас в долине. Каких-нибудь сорок — пятьдесят километров по прямой. Привет тебе шлёт.
— А вы як? С неба?
— Точно! Прилетели. И машина наша около дома, на огороде. Ну, веди нас в своё подземелье.
Но тут Лука Лукич повернулся и, обжигаясь, выхватил посуду из огня. Поздно! Когда повар распыляет своё внимание — быть беде! Сало и лук уже горели синеватым, дымным огоньком, распространяя во дворике угар.
— Ой, ну пойдёмте ж, товарищи! Ось будет радость! …Последние дни в забое работали так: один человек лежал в проходе и долбил ломом. Второй вычищал осколки и ломиком срезал уже начисто все выступы, Каждый час люди в забое менялись. Три пары. Каждой паре — час работы, два часа отдыха. Долбили круглые сутки. Спали тут же, на сене. Лука Лукич готовил пищу в часы своего отдыха. Чем ближе становилась цель, тем упорнее и ожесточённее работали. Все обросли бородами, все покрылись копотью и пылью, все похудели, но ничто не ослабляло яростной энергии этих настойчивых людей.
Когда пришли Басюта и Швец, в забое находились Борис и Орочко. Усков и Сперанский спали. Любимов мастерил свечи.
Басюта, Швец и завхоз вышли на освещённое место. Лука Лукич сиял от радости и счастья
— Здравствуйте, товарищи, — громко произнёс Басюта.
Любимов выронил фитили. Усков вскочил и спросонья ничего понять не мог. Сперанский сел и закрыл лицо руками…
— Вы!.. Федор Павлович, это ты? Отвечайте! — бормотал Усков.
— Я, представь себе, Василий Михайлович! Это я! Ну, иди же, иди, пропащая твоя душа, дай я обниму тебя!..
Поднялась буря восторгов, пошли объятия.
— И вас мы уже знаем, дорогой Владимир Иванович. Петя нам все рассказал ещё вчера! — сказал Швец Сперанскому.
— Значит, дошёл всё-таки? Молодец Петя! Расскажите подробно.
— Это целая история! После!.. Где Орочко и Борис?
— Там… — Усков показал на чёрную щель. — Сейчас мы их вытащим.
Тут Лука Лукич проворно полез в забой, без слов ухватил Бориса за ноги и выволок, не обращая внимания на его протестующие крики:
— Я ещё не голоден! Ты мне надоел со своим борщом! Пусти!
И тут Борис увидел новых людей.
— Здравствуйте, Борис Алексеевич, — шагнул к нему Швец. — Вставайте, поцелуемся!
— Как же это так? А? — бессвязно залепетал Борис. — Как вы сюда попали? Здесь же кратер! Как вы сюда попали?
Потом он немножко освоился и спросил:
— А у вас что нового? Как Вера Васильевна?..
— Ах, Вера Васильевна? — не без лукавства ответил Басюта. — Скоро вы её увидите. Могу порадовать тебя, Василий Михайлович. Твоя жена и дочка ждут тебя недалеко отсюда. Но тащите последнего Робинзона. Где он там застрял?..
— Александр Алексеевич, вылезай! — крикнул Любимов. — Дело есть!..
В ответ из забоя послышались глухие звуки и недовольное бурчание. Слов было не разобрать, но чувствовалось по тону, что человек не расположен выйти. Тогда за дело взялся Хватай-Муха. Непонятно, как это получилось, но сконфуженный Лука Лукич выволок из забоя сперва только одни сапоги агронома, а вторым заходом — брюки из брезентового мешка, которые Орочко надевал во время работы.
— Стойте, люди добрые! Як же оно так? — удивлялся Лука Лукич. — Зачипився! Аж из штанов вылез!
Наконец после пререканий и уговоров агроном вылез из забоя. Сперва показались босые пятки, затем ноги, затем туловище. Когда показалось лицо, оно было очень сердитым. Казалось, вот он хватит завхоза по голове. Но в какую-то невероятно малую долю секунды наш кандидат сельскохозяйственных наук сообразил, что произошло в кратере, и в первую очередь бросился обнимать именно того же Луку Лукича, а лишь затем Басюту, и Швеца, и всех своих товарищей.
Когда чуть-чуть успокоились, Басюта объявил узникам, что они могут покинуть место своего заключения сегодня же.
— У дверей вашего дома стоит вертолёт и ждёт вас Как такси, — сказал Федор Павлович.
Все стали выходить из пещеры, на ходу объясняя Сперанскому, что это за штука такая вертолёт и что значит слово «такси».
Но кое-чем мог щегольнуть и Сперанский.
— А вы наших мамонтов видели? — спросил он Басюту.
Тот переглянулся со Швецом:
— Вы, собственно, о ком?
— Мамонты, мамонты! Неужели они вам не встретились? Странно!.. Разве Петя вам не говорил?
— Да, но…
— Ах, вы ему не поверили? Ну, так знайте: у Владимира Ивановича в кратере сохранились два мамонта.
— Живых?
— Как мы с вами. Их зовут Лас и Дик. Это наши закадычные друзья. Но где же они?..
Орочко забеспокоился. Владимир Иванович тоже с тревогой посматривал по сторонам.
Но тут его окликнул Усков:
— Владимир Иванович, покажите, пожалуйста, управляющему трестом ваши находки…
— Пожалуйста, — сказал Сперанский и раскрыл заветную яму.
Басюта и Швец были опытные геологи. Они многое повидали на своём веку, их трудно было бы удивить. Но и они положительно онемели, увидев эту груду золота и алмазов.
Глава тридцать пятая
рассказывающая о том, как просто иногда кончаются самые удивительные приключения

Людей иногда бывает трудно понять. Когда выхода из кратера не было, они только о том и думали, как бы поскорей вырваться. А когда пришло освобождение, начались совершенно неожиданные разговоры.
— Собственно, почему я должен вылететь именно сегодня? — сказал Орочко. — Я здесь начал очень интересную работу. Ведь сейчас полевой сезон!
— И я останусь, — заявил Любимов. — Если бы только нам привезли кислородные аппараты да взрывчатку… Надо перекрыть этот проклятый газ, пока он не задушил все живое.
Хватай-Муха, который молча упаковывал вещи, оставил свою работу и уселся на лавку с видом человека, который и в мыслях не имеет покинуть насиженное место.
Басюта посмотрел на одного, на другого и вдруг расхохотался:
— Ах, вот как? Хорошо. Тогда мы уезжаем и вернёмся лет через десять. Усков, может быть, и ты останешься?
— Я полечу с вами. Надо повидать семью. А затем… А затем, Федор Павлович, партия номер 14-бис будет продолжать здесь свою работу. Временно, по не зависящим от нас обстоятельствам, изыскания были прерваны. Теперь они возобновятся. Надо наверстать упущенное.
— А вы, Борис?..
— Я… В общем, я хотел бы съездить с Василием Михайловичем хотя бы на день… и вернуться.
— Ну что ж, мне возражать не приходится. Со своей стороны, мы с Андрей Иванычем не покинем района кратера, пока не убедимся, что все здесь благополучно и безопасно. Сейчас мы вылетаем: Усков, Борис и я с Андрей Иванычем. Из лагеря вертолёт отправится за горючим на восьмую базу. Отвезёт ценности. Андрей Иванович распорядится о посылке самолётов. Через три дня мы вернёмся. К этому времени, надеюсь, кроме воздушного сообщения с кратером, наладится и наземное.
Может показаться особенно странным, что и Сперанский не торопился с вылетом. Он тоже остался. Но, го-воря откровенно, ему было просто страшновато вернуться в большой мир. В конце концов это так понятно, что и объяснять не надо.
Вместе с Орочко он направился в восточный кратер. Оба довольно долго шли молча, думая каждый о своём. Наконец агроном на выдержал:
— Что могло случиться с мамонтами? Куда они спрятались?
— Они животные разумные, но что-нибудь могло вывести их из равновесия. Например, шум вертолёта. Ма-монты весьма пугливы.
В восточном кратере стояла тишина. Звери попрятались по укромным местам. Орочко и Сперанский долго и тщетно звали Ласа и Дика. На их зов иногда выходили медведи, бараны, но мамонты не откликались.
Но вот появились их следы. Следы вели к озеру, и тогда стало ясно всё, что здесь недавно произошло один из мамонтов вошёл в трясину. Почувствовав под собой зыбкую почву, он кинулся вперёд и утонул.
А на следующий день, осматривая место, поражённое газом, Орочко увидел второго мамонта. Дик лежал мёртвый в уголке газовой зоны.
Это был большой удар для Сперанского: он так сжился со своими гигантами… Но ничего не поделаешь. Надо было готовиться к отъезду, и Сперанский стал укладывать свои гербарии и свой палеонтологический музей.
На берегу Бешеной реки вертолёт высадил Ускова. Бориса и Басюту и улетел со Швецом в сторону Золотого ущелья. Три человека остались на поляне. От палаток к ним бежали две женщины.
— Папа! — воскликнула Вера и повисла на шее у отца. Слезы катились у неё по щекам, девушка прижалась к отцу, повторяя без конца: — Папа ты мой! Папа!
Варвара Петровна подошла к мужу, держась рукой за сердце. Геолог обнял жену за плечи. Она ничего не оказала, только тихо заплакала и склонилась к нему на грудь.
Борис с Фёдором Павловичем стояли чуть в стороне. Борис закусил губы, чтобы не плакать. Басюта громко сморкался в платок и непрерывно вздыхал. Жизнь геолога полна невероятных и опасных приключений и всегда, до самого конца, состоит из грустных расставаний и радостных встреч. Басюта хорошо изучил эту жизнь.
Наконец Вера подошла к Борису. Трудно было бы сказать, кто из них был больше обрадован и больше смущён. Борис протянул Вере руку. Она пожала эту руку и, скользнув взглядом по лицу Бориса, сразу опустила глаза.
Борис покраснел. Он вдруг заинтересовался видом леса и гор и не знал, куда девать руки и глаза, но счастливая улыбка выдавала его с головой.
— Вы не сразу уедете отсюда, Вера?
— Нет. Я ещё хочу побывать в вашем кратере. Ой, пойдёмте же к Пете. Он прямо измучился без вас, ждёт не дождётся. Он так хочет видеть тебя, папа!..
Петя ожидал Ускова и нервничал. С напряжением вслушивался он в обрывки разговора, долетавшие до него со двора. Что они там стоят? Кто ещё прилетел с Усковым? Доволен ли им дядя Вася? Как дела в кратере? Скоро ли пробьют ход?
Вот наконец вошёл Василий Михайлович. Петя приподнялся, силясь улыбнуться.
— Ну, Петя, ты вёл себя всё-таки как мужчина. Вот тебе моя рука! Спасибо за помощь и товарищескую выручку!
Он крепко пожал Пете руку и лишь потом обнял его и поцеловал. Но этого Петя уже не прочувствовал — он ощутил крепкое мужское рукопожатие и слышал только похвалу своего строгого и несловоохотливого дяди.
— Обрадуй мать, напиши ей! Поправишься, поедешь домой…
Тень пробежала по лицу Пети.
— А вы? — спросил он дрожащим голосом.
— Мы? Мы будем продолжать изыскания. Скоро здесь закипит работа!
— Дядя Вася, знаете что?.. Я хочу остаться с вами… Все равно скоро каникулы. А потом мы вместе с Борисом уедем учиться. Можно так, а?
— Ты лежи пока, Петя, поправляйся. После пого-ворим…
— Хорошо, дядя Вася, я буду лежать! Все равно, доктор сказал, ещё пять дней — и он пустит меня на рыбалку.
В одном только остался непреклонен Усков. Он хотел, чтобы его жена и дочь выехали в город и ждали возвращения партии осенью. Как ни упрашивали его обе женщины, как ни уговаривал Борис, которому не хотелось так быстро расстаться с Верой, — ничто не помогло.
Пришлось подчиниться, и скоро обе женщины улетели сначала на восьмую базу, а оттуда домой. Впрочем, теперь они были спокойны за судьбу своих близких.
Глава тридцать шестая
В кратере гремят взрывы. — Последний штурм твердынь Эршота

Усков с Борисом вернулись в кратер. Вертолёт спокойно опустил их на лужок около дома Сперанского.
Лётчик с превеликой осторожностью выгрузил ящики со взрывчаткой, какие-то свёртки и объёмистые баллоны, без лишних слов попрощался и взмыл к туманному облаку. Только его и видели.
— У нас беда, Василий Михайлович, — сообщил Спе-ранский. — Мамонты погибли.
Сперанскому было тяжело. Для него погибшие мамонты были друзьями стольких лет одинокой жизни… Видно, не суждено людям двадцатого столетия увидеть живых представителей древнейших эпох. Не сбылась мечта — привезти мамонтов в столицу…
Через час или два, опробовав маски, Любимов и Усков вошли в газовое облако, проследовали до самой газовой трещины и вступили в обитель смерти.
На дне впадины все ещё лежали погибшие медведи. Разложение их не коснулось: газ убил и гнилостные бактерии. В расселине царил таинственный и страшный полумрак. Она была неглубока — всего каких-нибудь сорок метров. Разведчики прошли до конца и вернулись обратно. Где же выходит газ?
В земле виднелись небольшие трещины. Несомненно, газ шёл отсюда. Николай Никанорович подставил ладонь. Упругая тёплая струя чувствительно ударила в руку. Замуровать? Если бы только одна трещина! Весь пол изрезан ими!..
Возвращения Ускова и Любимова ждали с нетерпением и понятной тревогой: ведь они пошли к смерти в пасть. Увидев их, люди облегчённо вздохнули.
— Выход есть, — сказал Усков. — Пещеру мы закроем. У нас три ящика аммонала. Кажется, этого будет достаточно.
— Достаточно для чего? — переспросил Борис.
— Для полного обвала. Если развалить стены, свод не выдержит и тогда все рухнет. Мы посадим на газовые трещины тысячи тонн камня — вот что мы сделаем, Орочко задумчиво покачал головой.
— Газ всё равно будет просачиваться, — сказал агроном. — Между камнями останутся трещины. Сумел же газ пробить себе путь из глубины…
Усков почесал затылок.
— Придётся потрудиться, — вступил в разговор Любимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36