Но руки дрожат. Он чувствует, что в забое произошло что-то необыкновенное — быть может, то, чего они с таким волнением ждут уже столько времени. Он ударил кремнём об огниво! Раз, другой! Наконец-то! Вот загорелась и свечка. Слабый свет озарил покрасневшее от волнения лицо Николая Никаноровича.
— Петя! — кричит он.
Тихо. В забое ни звука. Тихо, как в могиле…
— Петя! — ещё громче кричит Любимов, почуяв, что с мальчиком неладно. — Отзовись, Петя! Где ты, что с тобой!
Тишина.
— Петя, мальчик!
Никогда, сколько помнит себя старый проводник, он не плакал. Всякое бывало на жизненном пути этого железного человека. Но слез в его глазах не видел никто.
А вот сейчас…
Он сидел в тёмной пещере, в кромешной тьме, прижавшись лицом к камню, и тяжёлые рыдания сотрясали его большое тело.
Глава двадцать третья
Газ наступает. — Ночной побег. — Героическая битва с каменной твердью

В только что описанный нами день вместе с Любимовым в пещере находился Усков. Однако незадолго до роковой минуты геолог отлучился. Ему не давали покоя кимберлиты, эти голубые глины с кроваво-красными крапинками пирона, которые он нашёл неподалёку от пещеры. Теперь у него уже не было сомнений в том, что это алмазоносные породы. Его необычайно волновало и самое открытие, а также — не скроем — и тот факт, что он был первым советским геологом, открывшим коренные алмазные месторождения в нашей стране.
Итак, —повторяем, он ненадолго оставил Любимова и возвращался в пещеру в весёлом настроении, потому что нашёл прямо на земле несколько мелких, но совершенно очистившихся от породы алмазов.
Усков имел в виду отослать Петю на отдых и зажечь костры. Шёл он быстро, держа в руке свечу.
Вот поворот вправо. Уже близко. Внезапно пламя свечи заколебалось, метнулось назад и погасло. Усков остановился как вкопанный. Ветер? Догадка мгновенно заставила его сердце усиленно забиться. Неужели Петя пробил стену… Усков выхватил из кармана электрический фонарик, который зажигал только в самых исключительных случаях, и бегом пустился вперёд.
Что это? В темноте, привалившись к узкой щели, лежал Любимов и рыдал.
— Где Петя? Что случилось?
Не ожидая ответа, Усков бросился к щели и осветил узкий забой. Луч скользнул по стенкам и остановился на подошвах сапог. Знакомые, стоптанные сапоги. И всего-то метров пять…
— Петя! — что есть силы закричал Усков. Мальчик не отвечал. По вот послышался не то слабый вздох, не то стон.
— Слышишь меня, Петя? Петя!..
— Я сейчас!.. — донёсся в ответ слабый голос. Резиновые сапоги зашевелились. Петя медленно и осторожно повернулся и пополз на луч фонаря. Усков нервно засмеялся:
— Ну чего ты расстроился, Николай Никанорович? Жив наш парень, вот он…
Мертвенно бледный после обморока, осунувшийся, Петя с трудом выполз из своей норы и слабо улыбнулся.
— Пробил, — сказал он и хотел добавить что-то, но страшный кашель заставил его схватиться за грудь. — Ой, как больно!.. — тихо застонал он и упал Ускову на руки Когда Петю принесли домой, он весь горел. В груди у него хрипело, он дышал часто и трудно.
— Боюсь, что воспаление лёгких, — сразу сказал Сперанский и нахмурился.
— Как же он мог схватить это воспаление в тёплой и затхлой пещере? — спросил кто-то.
— Очень просто, — ответил врач. — Если он лежал потный на сквозняке… Вот и простыл… Ничего, я займусь им.
Вряд ли надо объяснять всю трудность положения Сперанского. Он был врач, и, естественно, все надежды устремились па него. Но ведь он уже много лет не занимался врачебной практикой. Да наконец будь он хоть какой угодно профессор, для лечения нужны медикаменты… Все понимали это. Однако, к чести Владимира Ивановича надо сказать, что он взялся за лечение Пети уверенно и спокойно. Нет лекарств? Доктор стал варить отвары из трав и из лесной малины, запасы которых приготовил в достаточном количестве для самого себя.
Мальчик лежал накрытый тёплыми шкурами Какой тревогой горели глаза Ускова! Как волновался Николай Никанорович! У Хватай-Мухи усы потеряли способность закручиваться кверху и как-то уныло обвисли. Но Сперанский, который не отходил от постели больного, говорил:
— Ничего! Вытянет! Парень крепкий. Встанет, посидит на солнце, скоро поправится. Весна на дворе!
Да, пришла весна. Всюду запахло распаренной хвоей. Над кратером все чаще голубело высокое чистое небо, и солнце довершало то, чего не смогло сделать за зиму тепло спящего вулкана: почва парила, просыхая, и покрывалась густой зеленью. Из-под опавших листьев и бурой хвои целыми рощицами вылезали нежные подснежники. Кедровая шишка, покойно лежавшая всю зиму на густой траве, теперь выпустила десяток зелёных ножек-побегов, поднялась на них, упруго вцепилась в землю, будто схватилась за материнскую грудь, и, полная соками своей кормилицы, скоро раскинула по сторонам нежные, младенчески полные семядольки. Птицы тоже праздновали рождение весны. Скрипели кедровки. Тарахтели сороки. Чёрный дрозд, неизвестно когда и как попавший в эти широты, то и дело очередями выстреливал свои мелодии. Нежно переговаривались пуночки. Задумчивые вороны, целыми днями молча сидевшие на сухих лесинах, внезапно пробуждались и оглашали лес неистовым криком.
Тревога и ожидание сквозили в повадках зверей. Бараны срывались с места и беспричинно скакали по камням. Медведи ходили парами, и Борис божился и клялся, что уже видел маленьких медвежат. Лисы и зайцы каждое утро устраивали карусель, гоняясь в густых зарослях лещины и вереска, Все в природе торжествовало.
И Петя действительно стал понемногу подыматься Он уже ел, сидя за столом. Вскоре он смог выходить на поляну, играть с собаками и греться на солнце, которое вовсю сияло над кратером.
Ещё через несколько дней он даже пошёл на охоту и принёс Лукичу пару симпатичных уток. Так что все были счастливы.
Но… но неожиданно стала надвигаться великая беда.
Вот как было дело.
Усков и Сперанский пошли к газовой пещере посмотреть, что там делается. Им не довелось подойти к месту особенно близко. Уже на подступах к стене зелёная трава и низкий кустарник стояли в печальном осеннем наряде. Все было ясно: смертельный газ из пещеры, переливаясь через стену, стлался по кратеру. Обследователи вернулись мрачные. Усков говорил товарищам:
— Газ не имеет отсюда выхода. Он разольётся по дну кратера, и тогда всей этой великолепной природе — лесам, лугам и животным — придёт конец. Не избежим общей участи и мы. Дело, как видите, более чем серьёзное. Вопрос касается самой нашей жизни. Через два — три месяца кратер заполнится газом и станет диким пустынным ущельем. Я говорю: через два — три месяца… Но этот срок может стать и короче.
Начальник партии обращался ко всем, однако говорил он тихо: Петя лежал на лавке и как будто спал, что вполне устраивало Ускова. Ему не очень хотелось нагонять страхи на не совсем окрепшего мальчика.
А Петя не спал. Верней, он спал, но проснулся и, услышав, о чём говорят, сообразил, что лучше всего притвориться спящим и слушать. А дослушав все до конца и увидев, какое мрачное молчание повисло в доме, он неожиданно для всех заявил:
— Дядя Вася, а ведь теперь мы можем уйти. Ведь сквозной проход всё-таки пробит! Или нет? Неужели мне только показалось?
— Нет, Петя, не показалось, — не без смущения ответил Усков. — Ты, конечно, пробил скалу. Но проход слишком узок для нас. Ведь даже ты с трудом пролезаешь. А там больше шести метров в длину. Сколько же ещё труда надо положить? Месяцы работы. Вот я о чём говорю!..
— А я могу вылезть на ту сторону и принести сюда ломы и кирки. Ведь они у нас сложены в пещере…
— Рано тебе ещё говорить о работе.
— Да я здоров! Как Лас!
Но никто его и слушать не хотел. К изумлению Пети, даже Лука Лукич, тот самый Лука Лукич, который вот уже много дней твердит, что Петя выглядит, «як той жеребчик», — и тот внезапно заявил, что Петя сейчас просто-напросто «хлюпкий хлопець, ему тильки исть та спать».
В пещере работали без Пети. Там непрерывно жгли костры. Выбиваясь из сил, люди таскали в чёрную, задымлённую дыру дрова и воду. Это было состязание с ядовитыми газами — кто кого обгонит!
По Петя не мог выдержать вынужденного безделья, он пришёл в пещеру. Однако его быстро выпроводили — ласково, но бесповоротно.
Тогда он принял решение…
Ночью, когда все спали, он потихоньку встал, оделся, сунул в карманы заранее приготовленные свечи, трут и огниво и неслышно вышел из дому.
В высоком чёрном небе сияли крупные и такие яркие звезды, как будто их только что посеребрили и развесили для украшения. Ночной воздух был по-весеннему бодр и крепок. Тёмный лес стоял в безмолвном загадочном сне. Нигде ни звука, ни движения. Петя быстро зашагал по знакомой тропе. У входа в пещеру он обернулся, прислушался, но, не уловив никакого подозрительного шума, вошёл. Блеснул огонёк и быстро исчез за поворотом в каменном лабиринте.
Через час юноша уже пролез в свой забой. Вот и отверстие. Да, узковато… Даже для него. Молоток лежал рядом. Петя лёг поудобнее, застегнулся до самого подбородка, укрепил перед собой свечу, и в пещере стали раздаваться привычные тук-тук-тук.
Прошёл час. Петя отбросил осколки и попытался протиснуться вперёд. Что-то мешало. Тогда он снова отполз назад и несколькими точными ударами сшиб выступающие камни. Ещё одно усилие — и юноша, весь сжавшись, вытянув далеко вперёд правую руку и плотно прижав к телу левую, обдирая спину и живот, протиснулся сквозь щель. Не веря себе, он встал во весь рост. Он был по ту сторону завала! Он был на свободе! Никто не видел его сияющих радостью глаз. Никто не слышал его счастливого смеха.
Со свечой в руках Петя двинулся дальше. Это была знакомая пещера! Несколько месяцев тому назад он ходил здесь, по следам Иванова, вместе с Любимовым.
Пещера постепенно расширялась, становилась выше. Повеяло прохладой. Далеко впереди что-то забелело. Да ведь это снег! Вот и вход, вот и груз, который они здесь оставили.
Минуту постоял Петя, вдыхая морозный воздух гор. Потом он проворно откинул камни с брезента. Все цело! Петя раскопал весь инструмент и подобрал, что ему надо: два лома и кирку. Связав их, он уже хотел было повернуть обратно, но решил, что надо всё-таки выйти посмотреть ущелье.
Вот оно, это знаменитое ущелье, которое они покинули в сентябре прошлого года. В темноте угрюмые стены будто совсем надвинулись одна на другую. Всюду лежит ровный снег. Морозно. Изо рта идёт пар.
Петя почувствовал озноб и вернулся в тёплую пещеру. В душе его все ликовало: он — первый человек, выбравшийся из кратера на волю.
Теперь Петя спешит. Ему трудно нести тяжёлые орудия на плече, но он не отдыхает, не останавливается.
Он просовывает в дыру свой груз и влезает сам. Ох, и трудно двигаться, да ещё с грузом! Но надо спешить.
Когда до выхода осталось около метра, чьи-то сильные руки выдернули у юноши ломы, кирку, а потом подхватили и его самого. Через несколько секунд Петя уже сидел у жаркого костра, завёрнутый в медвежью полость, и, обливаясь потом, пил горячий малиновый чай. Глаза его виновато, но радостно поблёскивали, он пытался шутить, раскрывался, притворно стонал, но напротив него сидел Владимир Иванович и строгим взглядом отца пресекал мальчишеские выходки:
— Сиди, сиди!.. Вот, пей ещё! Ну, ну, не смей открывать грудь. Тебе надо как следует согреться, а потом пойдём домой. Достанется тебе от Василия Михайловича! Разве так можно? Да ты же мог свалиться на дороге…
Доктор Сперанский проснулся среди ночи и заметил, что Пети нет. Он сразу догадался, в чём дело. Старик встал, взял немного сухой малины, котелок с водой и поспешил в пещеру. Пети здесь уже не оказалось. По было ясно, куда он исчез и с чем вернётся! Сперанский разжёг костёр, сварил чай из сухой малины и стал дожидаться беглеца, которого подверг тут же профилактической врачебной процедуре.
Затем они пришли домой и потихоньку, никого не потревожив, завалились спать.
Если бы кто-нибудь мог осветить хоть на один миг комнату, то увидел бы пятерых человек, лежавших на своих постелях с открытыми глазами. Все они прекрасно видели возвращение Сперанского и Пети, все понимали, в чём дело, и все делали вид, что ничего не слышат.
Петя спал до десяти утра. Когда он проснулся, в доме никого уже не оказалось. На столе стоял завтрак.
А покуда он завтракал, шестеро мужчин, сменяя друг друга, с азартом били камень в глубине пещеры ломами и киркой.
Глава двадцать четвёртая
в которой обстоятельства складываются так, что участники экспедиции и доктор Сперанский должны неминуемо погибнуть — План Пети в действии

Первым пришёл с работы Усков. Едва войдя, он положил руку племяннику на лоб:
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. — Петя отвечал сконфуженно и старался не смотреть дяде в глаза. — А чего тут особенного? Ну, сходил и все…
— Показал бы я тебе «ничего особенного»! Очень уж ты храбришься, парень!..
Но, как ни строг был голос Ускова, чувствовалось, что он читает нотацию больше для порядка. Он даже сам не выдержал характера, этот строгий начальник партии 14-бис! Прервав на полуслове свою речь, он по-мужски неловко обнял Петю, прижал его к себе и похлопал смущённого, покрасневшего паренька по спине.
— Молодец, Петя! Молодец! Другого слова не скажешь!
Однако он прибавил с явно напускной строгостью и другое:
— Но чтобы больше, это всё-таки не повторялось! Ясно?
— Ясно, дядя Вася! Тут пришли и остальные.
— Знаешь, Петя, как рубали? Борис вот подсчитал, что если так дело пойдёт, то дней через сорок птенчики вылетят из своего гнёзда.
Любимов говорил уверенно, в приподнятом тоне И — ни слова о ночном происшествии! Только когда поужинали и Петя с Борисом вышли из помещения, чтобы посмотреть, пришли ли Дик и Лас, Борис сказал:
— Вот что, Петя, в другой раз ты хоть меня извещай о такого рода делах. Вдвоём бы оно веселей все же! Ладно?
— Ладно. А знаешь, как ночью в пещере страшно? Да ещё вдобавок, когда ты один. Прямо жуть.
— Ну, а там, за кратером, как?
— Холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36