Альбер пошел дальше по улице Лепик. Соседей убитой девушки в соответствии с правилами уже расспросили полицейские из окружного участка, но жильцы ничего не знали, с убитой знакомы не были, редко ее видели. Не знали, кто ходил к ней, но определенно утверждали одно — народу тут бывало много. Так как у мертвых нет прав, полицейские пересмотрели все ее вещи, искали деловой дневник, список телефонов, но не нашли. Альбер собирался еще раз поговорить с соседями.
Дом был старым, некогда красивым, посреди двора стояла облезлая скульптура, подделка под какую-то античную женскую фигуру. Вандалы разбили ей лицо, изуродовали бедра и она теперь на самом деле казалась древней.
Девушка жила в бельэтаже за скульптурой. Альбер был знаком с расположением комнат в квартире по фотографиям и по плану. Маленькая передняя, из нее двери ведут в кухню и уборную, с другой стороны — комната с дверью в ванную. Девушку убили в кухне. Возможно, она собиралась приготовить ужин убийце или, напротив, в квартиру впустила, но в комнату не провела.
Альбер хотел зайти в квартиру. Пломбы с печатью у него с собой не было, но можно позвонить Буасси от танцовщицы по телефону и попросить его привезти новые. Дверь потом снова придется запечатать, опломбировать. Кстати, ключа от квартиры у него тоже не было, но Лелак знал, что у консьержки он есть. Консьержка была унылой женщиной лет тридцати, припомнить, чтобы девушку навещали мускулистые гиганты, не смогла. Она допустила Альбера только до своей передней и, пока искала ключ, Лелак успел изучить висевшие на стенах фотографии в рамках.
Они изображали маленького ребенка на горшке, на велосипеде, во время игры, криво ухмылявшегося в аппарат. Ребенок не вызывал Симпатий, и Альбер был рад, что не застал его дома.
— Ваша дочка? — вежливо спросил он.
— Нет. Мои старые фотографии. Еще мать повесила.
Подписывать ничего не пришлось. Он взял ключи и направился в квартиру девушки. Сорвал пломбу, вошел и захлопнул за собой дверь.
Здесь был порядок. И, если не заходить в кухню и не видеть на полу очерченный мелом контур фигуры и пятна, если вообще закрыть дверь кухни, ничто не напоминало о том, что здесь произошло. Альбер закрыл дверь кухни. Вздохнул. Он начинал верить, что соседи действительно ничего не знали. Если войти в комнату, во двор уже не выглянешь. Можно только из кухни. Но вечерами на окна кухонь опускают занавески. Если даже слон войдет, его не заметят. Альбер раскрыл шкаф, нерешительно поглядел на пуловеры, белье. Он был уверен что девушка где-то все же записывала номера телефонов. Ладно, простая девушка, у которой нет необходимости в деловом дневнике. Но не помнила же она наизусть номера телефонов своих знакомых. То, что убийца унес с собой блокнот, бумагу, тетрадку, он сразу отбросил. Здесь сразу видно, что работал не профессионал. Тот, кто так искромсал несчастную ножом в кухне, не смог бы обыскать комнату, не оставив следов.
И пришлось Лелаку (и ему тоже) обыскивать комнату. Работал он медленно, импровизировал. Включил радио, поискал музыку. У него было странное неприятное чувство. Он привык к чужим квартирам, научился видеть в них место действия, умел не разжалобиться при виде мелочей, оставшихся от исчезнувшей жизни. Над фотографиями, засунутой в ящик детской куклой, заботливо заштопанным пуловером. Но насколько легче работать, когда вокруг суетятся усталые и спешащие коллеги, проявляя истинный или напускной цинизм. Работа есть работа. Он задвинул ящик обратно и уселся возле печки в кресло, чтобы просмотреть лежащую на маленьком столике груду газет, когда услышал шум. Кто-то открывал входную дверь. Альбер отложил газету и прислушался. Может быть, звук донесся от соседей, подумал он. В каждом доме, в каждой квартире есть свои звуки, необъяснимые, таинственные, неистребимые шумы. Может, сосед заглянул, увидев, что кто-то зашел? Может, подруга убитой девушки пришла сюда с мужчиной… возможно с Бришо. Он улыбнулся своей мысли.
И продолжал улыбаться, когда в комнату вошел какой-то мужчина и ступил в сторону, давая пройти двум другим. Улыбался, словно мышцы его лица жили самостоятельной, отдельной жизнью. Ухмылка медленно сползала с лица. Гости были вооружены.
Долгие годы Альбер готовился к этому моменту. Наверное, будет преувеличением сказать, что с этим он ложился, с этим вставал, но то, что каждый день думал о такой возможности, это точно. Думал, как и все его наиболее разумные коллеги. О той минуте, когда он попадет под дуло какого-нибудь оружия. Когда не он будет угрожать сопротивляющемуся преступнику. И когда в него будут стрелять не на бегу, не во время преследования им преступника — неуверенно, с минимальным шансом на попадание, а холодно и спокойно наставят оружие, и ему придется решать, повиноваться или… Браунинг его был на месте — в кобуре под мышкой. Альбер ни за какие деньги не пошел бы без него на работу. Он вообще брал его с собой и в свободное от службы время, больше того, даже когда — очень редко — отправлялся ужинать с Мартой или в поход, на экскурсию, если выдавался свободный уикэнд. Чтобы не дай бог хоть один раз, один-единственный раз браунинг не оказался бы у него при себе, когда в нем появится необходимость. Теперь эта необходимость появилась. Теоретически он хорошо знал, что надо делать. Броситься в сторону, перепрыгнуть через ручку кресла, и еще попытаться перекувыркнуться назад. Вытянутая левая рука придаст необходимый размах, правой рукой он выхватит из-под пиджака пистолет. На тренировочных занятиях он проделывал. Может, и сейчас удастся?
Пока он все это обдумывал, трое мужчин вошли в комнату, и Альбер потерял шанс на действие. Прикрытие исчезло, теперь куда ни прыгнуть, он останется незащищенным. И он ощутил странное облегчение. Филипп Марло и прочие сыщики из американских детективов привыкли к тому, что на них наставляют пистолет. Они смотрели на него равнодушно, как аборигены на отправляющихся на охоту львов: с осторожностью, но без особого волнения. Альбер сомневался в том, что настоящие американские детективы в самом деле так себя ведут в подобных ситуациях. Знал, что никогда в жизни не забудет этих минут, они будут возвращаться к нему в кошмарных снах. И, пожалуй, даже не сам страх. А чувства беззащитности и унижения. Разочарования и самообвинения из-за того, что он не сделал даже попытки.
Он вытер ладони о брюки, чтобы они не были скользкими от пота, если он все же решится…
— Это он? — спросил один из мужчин.
— Не думаю, — ответил стоявший впереди. — У того усы.
— Ты кто?
— Тебе какое дело?
— Ишь, какой ты умный, — сказал тот, что задал вопрос. — Большими умниками кладбища полны. И на твоей могиле это напишут.
Ох, как хотелось дать по морде этому фрукту! Разыгрывает тут великого профи, Джо Верную Руку. А ему просто повезло. Потому что Альбер пришел один, потому что пялился на них вместо того, чтобы вскочить по своей привычке при первом же звуке, выхватить браунинг, который привез из Англии, взвести курок в тот момент, когда увидел в руке входящего оружие. У парня не осталось бы шансов.
— Ты дружок Кароль?
Альбер отрицательно потряс головой.
— Ее подруги. Которой она всегда одалживает квартиру.
Лелак не хотел говорить, что он полицейский. Откуда знать, не придет ли им вдруг охота без всякого риска погасить должок полицейскому корпусу.
Мужчина глянул на своего спутника. Тот кивнул:
— А где беби?
— Черт ее знает. Сказала, что мы здесь встретимся.
— Сожалею, приятель. Сегодня вы не встретитесь. — Мужчина отодвинулся в сторону. — А ну, исчезни!… Да поскорее! Твоей беби мы передадим, что у тебя дельце подвернулось.
Альбер с трудом приподнялся. Он еще не хотел уходить.
— Вы дружка Кароль ищете?
Мужчина задумчиво кусал нижнюю губу. И до сих пор лицо его было не из приветливых, а сейчас во взгляде, которым он смотрел на Альбера, появилась беспощадная жестокость. Теперь он больше походил на профи, чем когда выдавал текст, взятый из грошовых романов. Изготовители приключенческих фильмов восхищаются профи. Альбер их восхищения не разделял. Он тоже был профессионалом и знал, что преступникам-профи необходимо лишь одно качество: безудержная жестокость. Он не должен уметь стрелять быстрее других или быстрее наносить удары, не должен быть специалистом в области ядов или взрывчатки. Он должен убивать без колебаний.
Лелак не боялся, что в нем узнают полицейского. Где теперь те времена, когда полицейского в штатском все узнавали по темному пиджаку, шляпе и плащу. Ныне сыщики одеваются, как все прочие граждане, как эти преступники, находящиеся здесь, в комнате, и больше похожие на продавцов из лавки. Ныне преступники узнают полицейских по их самоуверенности. Есть нечто такое в поведении служителей власти, что впиталось в них за долгие годы пребывания в полицейском корпусе. И эта самоуверенность сохраняется в них даже тогда, когда на них направлено оружие. Они могут потеть, дрожать, но на физиономиях у них написано, что они сделают с негодяем в изолированном от шума углу полицейского участка, — если жребий повернется. Но этим свойством Альбер никогда не обладал.
— Знаешь его?
— Нет. Но слыхал, что Кароль его выставила.
— Когда?
— Вчера.
— Да? Ну, спасибо, что сказал. А теперь убирайся побыстрее.
Альбер двинулся к выходу. Не попрощался, чинно закрыл за собой дверь. У дома сунул руки в карманы и направился к углу улицы. Он был уверен, что четвертый субъект сидит в какой-нибудь машине, припаркованной здесь же. Почти рядом с домом стояла телефонная будка, и — словно судьба играла с ним — в этот момент толстенькая старушка повесила трубку, собрала свои сумки и с трудом выбралась из будки как раз, когда Альбер с ней поравнялся. Сыщик поборол искушение.
А ведь знал он, что за углом не найдет телефона, а если отыщет, автомат будет испорчен, или занят до бесконечности, или Буасси не окажется на месте. Так оно и случилось. Он мог только надеяться, что трое субчиков не сразу пройдут в кухню, не тотчас же обнаружат, что в квартире не все в порядке. Пусть хоть полчасика пройдет, пока они сообразят, что к чему, а к тому времени Буасси уже припаркует на улице свой темно-зеленый «пежо» и четыре другие машины будут патрулировать район, прислушиваясь к радио. Только б они пробыли там еще полчаса!
Они и пробыли. Удалились лишь через час. Вышли быстрыми шагами, перед домом на мгновенье остановились, огляделись, прежде чем сесть в машину. У них был белый «опель», припаркованный почти у самого дома. Шофера не было, следовательно, Альбер спокойно мог позвонить прямо от дома. Буасси ждал со своим «пежо» на противоположной стороне, а Альбер с Бришо у другого угла дома под табличкой: «Стоянка воспрещается!»
— Какое у них было оружие? — спросил Шарль.
— У того, который вякал, револьвер, кажется, «Смит и Вессон». У двух других — шестимиллиметровая «беретта».
— Похоже было, что они пользуются оружием?
— Похоже было, что хотят воспользоваться. Для того и пришли.
— Тебе повезло, — констатировал Бришо.
— Да.
— Как же ты позволил застать себя врасплох! Эх, нельзя было!
— Серьезно? — спросил Альбер и почувствовал, что его голос звучит резче, чем следует. А ведь с каким волнением Шарль выслушал его историю, как спешил, мчался сюда… — Да, — произнес он тоном пониже. — Не знаю, что со мной произошло.
— С каждым может случиться, — сказал Бришо.
— Я еще с ними встречусь, — пообещал Альбер. Он крепко надеялся, что так и будет. Унизительное чувство забудется лишь тогда, когда он защелкнет на руках у этих парней наручники.
— Если Буасси не упустит их из виду.
— Буасси?
Бришо промолчал.
IV
Буасси их не упустил. Он так ловко петлял со своим «пежо», что ни на секунду не задержал движение и все-таки сумел раствориться в потоке машин, несущихся к бульвару Клиши. Белый «опель» опережал его на четыре машины. Буасси с наслаждением потянулся к микрофону, сказать, чтобы отправляли первую вспомогательную машину. Из всей дрянной работенки больше всего он любил возиться с машиной. И участвовать в преследовании. Но преследовать приходилось редко: ведь только в фильмах полицейские машины мчатся, преодолевая на двух колесах крутые повороты. Не беда, просто водить ему тоже нравилось. А в особенности, когда он вел головную машину и, словно дирижер, мог управлять сложной и красивой симфонией преследования. Пусть поглядят на него сейчас все те великие умники, что пренебрежительно подшучивают над ним в полицейском управлении, пусть поглядит Корентэн или хоть сам министр внутренних дел: у Буасси они не найдут ошибок. Надо знать город, знать, на каких улицах одностороннее движение, где паркующиеся грузовики обычно перекрывают дорогу, где может неожиданно рвануть весь транспорт. Надо знать типы машин, их возможности набирать скорость, радиусы поворотов. Сколько раз преследователи терпели неудачи из-за того, что большие сильные машины подозрительно медленно двигались, а маломощные тачки, дерзко напрягая все силы, мчались вслед за преследуемой спортивной машиной, или из-за того, что преследующий преступников автомобиль не сумел достаточно быстро сделать где-то поворот.
Альбер и Бришо, несколько поотстав, ехали за машиной Буасси и, не выключая радио, следили за преследованием, как следят за трансляцией волнующего футбольного матча, который хотя и таит в себе сюрпризы, однако сомнений в его конечном результате даже не возникает.
Трое мужчин покидали машину по одному. Первый на улице Милана. «Опель» остановился у стоянки такси, пассажиры его долго прощались. Они казались ни в чем не повинными, порядочными людьми, коллегами, друзьями, возвращающимися с экскурсии. Пистолеты не были заметны, вероятно, они положили их в карманы плащей. Одна из преследующих машин тоже остановилась, из нее вышли два сыщика. Они проследили за субчиком, который вошел в дом, осторожно последовали за ним. Слышали, как тронулся лифт и, когда добрались до лестницы, уловили звук поворота ключа и скрип двери. Честный гражданин вернулся с работы домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26