С тех пор при виде мухи я испытываю непреодолимое желание раздавить се. Мерзкие твари кружили над головой раненого целой тучей, натыкаясь друг на дружку, а я судорожно пыталась разогнать своей шляпой жужжащее черное облако. Тем не менее я была рада, что лишена возможности продолжать наш разговор. Я только что оказалась на краю гибели; никогда не подозревала, что Джон настолько склонен к насилию. Мне больше не следует открыто бросать ему вызов... Но я знала, что не удержусь. Похоже, он пробудил все самое худшее во мне, а я — в нем.
Между тем я с откровенным подозрением наблюдала, как большие руки Джона методично исследуют тело Ахмеда в поисках переломов и других увечий. В молодости Джон, подобно многим археологам в ту пору, оказался врачом поневоле, вынужденный лечить здешних жителей из жалости и горькой уверенности, что лучшей медицинской помощи этим беднягам не получить. Еще пятнадцать лет назад в Луксоре были феллахи, которые предпочитали обращаться к Джону, чем пользоваться услугами местного лекаря.
И все же я не ожидала, что его манипуляции в данном случае увенчаются каким-либо успехом. Когда Джон слегка потряс юношу за плечо, окликая его по имени, я чуть было не начала протестовать. Каково же было мое изумление, когда парень застонал и приподнялся.
Правда, он тут же покачнулся, и глаза его закрылись, но Джон поддержал его рукой. Постепенно взгляд Ахмеда прояснился, глаза ожили.
— О Аллах, — простонал он и добавил по-арабски фразу, такую же предсказуемую, как ее английский эквивалент: «What happened?»
— Кто-то ударил тебя по голове, — ответил Джон по-английски. Это было сделано специально для меня. Его арабский был намного лучше моего.
Блуждающий взгляд Ахмеда остановился на мне.
— Здравствуйте, мииз... Томми, — произнес он, и его попытка даже в подобной ситуации оставаться учтивым настолько растрогала меня, что я не поправила его, когда он назвал меня моим детским именем, хотя оно уже начинало действовать мне на нервы. Мне никогда не нравилось имя Алфея, но, по крайней мере, с ним не связано никаких горьких воспоминаний.
— Тебе нельзя разговаривать, — улыбнулась я ему. — Подожди, пока придет врач.
В отличие от меня Джон, не церемонясь, резко спросил:
— Кто тебя ударил?
— Я не знаю. Я никого... не видел.
И хотя он был очень слаб, лицо его застыло, превратившись в маску, в которой все египтяне предстают перед иностранцами. Говорил он правду или лгал, теперь не узнаешь.
Глава 4
Час спустя мы держали совет в гробнице.
Как отметил Майк, это единственное место, где можно все обсудить без помех. Когда пожилой доктор на скорую руку залатал голову Ахмеда, мы оказались в центре внимания туристов, гидов и ослов. Нам нужно было дождаться, предпочтительно не на солнце, транспорта, заказанного Майком, и потому сам Бог велел использовать это время на то, чтобы провести весьма важное для всех и долгое совещание. Осталось слишком много не заданных — в основном мною — вопросов.
Некоторые гробницы в Долине открываются только по запросу, поэтому мы и смогли найти не пользующуюся популярностью усыпальницу, смотритель которой отпер железные решетчатые ворота, а потом по просьбе Джона снова запер их за нами. Когда мы добрались до погребальной камеры в дальнем конце коридора, Джон устроил Ахмеда так, чтобы тот мог полулежа опираться спиной о стену, а сам сел, скрестив ноги, прямо на пол. Кроме как на пол, сесть там было некуда. Единственный предмет в камере — огромный каменный сундук, который стоял в центре, — саркофаг теперь был пустым, но некогда в нем находились гробы какого-то фараона.
И все же погребальная камера не казалась пустой. По ее стенам величественной процессией шествовали боги и злые духи Древнего Египта, вызванные к жизни электрическими лампочками современного мира. Осирис, Властелин жителей Запада, застыл, как мумия, закутанный в белоснежные одеяния, контрастировавшие с его лицом и руками почти черного цвета, что являлось признаком божественности. Позади него, положив руку ему на плечо, стояла его сестра и жена Исида — стройная тонкая фигура в золотой короне с рогами. Их сопровождал Тот, бог мудрости, его широкие плечи венчала длинноклювая голова ибиса. Сцена представляла собой картину Суда над душой, когда на одну чашу весов кладется сердце умершего человека, а на другую — изображение Истины, чтобы определить, достоин ли покойный загробной жизни, и в этот момент в Зал Суда входит Анубис, верховное божество захоронений и церемонии мумификации, изображаемый в виде человека с головой шакала.
Меня вдруг пробрал озноб, видно, то была непроизвольная реакция на прохладу подземелья после полуденной жары.
К тому времени наша небольшая компания уже включала мистера Блоча с дочерью. Они оказались среди экскурсантов, и Блоч, чьи большие голубые глаза горели детским любопытством, буквально прилип к Джону. Тот же по непонятной мне причине не стал возражать. Майк, все еще злившийся на меня за то, что я подозреваю в случившемся несчастье его кумира, нарочито восторженно приветствовал Ди.
Не скрывая иронической ухмылки, я наблюдала, как истинный джентльмен пытался найти достойное леди Ди место. Дело кончилось тем, что он усадил ее на пол, где расположились и все остальные, однако, поскольку ее нога в гипсе не гнулась, это выглядело так, как будто подъемный кран опускает пианино. При сем галантному кавалеру надлежало отвести глаза, когда во время этой процедуры пышный подол непрактичного, но шикарного платья ярко-розового цвета взмыл вверх. Как Майк ни старался соблюсти это правило этикета, он не особенно преуспел.
— Может, ей лучше было бы остаться в гостинице? — спросил мистер Блоч, с тревогой наблюдая за трюками своей дочери.
— Нет, — коротко бросил Джон. — Вы нужны мне здесь.
— Зачем же?
— Потому что именно вы были тем туристом, которому Джейк десять лет назад пытался продать статуэтку.
Мистер Блоч виновато посмотрел на меня:
— Ну да... простите, мисс Томлинсон. У меня всегда было такое чувство, словно я каким-то образом вовлек Джейка в неприятности...
— У вас не было намерения вовлечь его в неприятности, — резко оборвал его Джон. — Если бы я не поймал его с поличным, вы купили бы статуэтку и, вывозя ее, были бы обвинены в контрабанде.
— Это как болезнь, — виновато промямлил мистер Блоч. — Я имею в виду коллекционирование. И уж конечно, статуэтка казалась мне настоящей.
— Так оно и было.
Воцарилась такая тишина, что, упади булавка на пол, было бы слышно. Потом в этой мертвой тишине я расслышала тиканье часов Джона и насчитала пять ударов, прежде чем Блоч взорвался:
— Ах ты, подлец, ах ты, мошенник... — Бросив на меня смущенный взгляд, он проглотил эпитет, чуть было не подавившись им. А потом, хихикая, пробормотал: — Порядок, Джон. Ты меня здорово одурачил — славно и по заслугам. Вот потеха-то!
Но Джон не разделял его веселья. Он поискал свою трубку и устроил целый спектакль, тщательно набивая ее и раскуривая, и, пока я наблюдала за его неторопливыми движениями, у меня рождалась смутная догадка.
— Ты осел, Сэм, — наконец взорвался, Джон. — И вы все остальные тоже. Похоже, никто из вас до сих пор не задумался над главным вопросом. Если статуэтка подлинная... откуда она взялась?
Вот он, прямой и ясный вопрос, который я не позволяла себе задать. Ответ был так же очевиден, как розовое платье Ди на серо-желтом фоне пола.
Однако она, вероятно, оказалась единственным человеком в гробнице, кто не знал его. Смуглое лицо-маска Ахмеда не дрогнуло, но глаза выдали его. Блоч застонал, и на его пухлых щеках от волнения зардели алые пятна. Худое лицо Майка вспыхнуло тем же цветом. Должно быть, он додумался до этого еще вчера вечером, когда Джон произнес свои знаменитые слова. Но он не поверил. Он не мог в это поверить.
— Статуэтка могла быть единичной находкой, — сказал Майк срывающимся голосом. — Из развалин храма...
— Возможно, — невозмутимо согласился Джон. — Ну же, Томми, дай ее мне.
Он протянул руку. Моя рука предательски дернулась к застежке сумочки, висящей через плечо.
— Откуда ты знаешь, что она со мной? — выдохнула я.
— Ты бы не оставила ее в отеле. Дай-ка ее мне.
Я открыла сумочку и развернула тряпицу, в которую была завернута статуэтка. Небольшого размера вещица, всего восьми дюймов величиной, была увесистой: ее сделали из тяжелого металла.
Я вручила ее Джону, избегая его взгляда, равно как он моего. Он положил статуэтку на ладонь, как бы пробуя на вес. Шесть пар глаз не мигая смотрели на нее.
Я видела вещицу сотни раз, но каждый раз она меня завораживала.
Это было изображение молодой женщины. На первый взгляд она казалась обнаженной — так отчетливо вырисовывались небольшие груди и слегка округлые плечи и бедра. Но, приглядевшись, можно было заметить тонко выгравированные складки материи вдоль бедер и край платья у щиколоток. Однако прежде всего внимание приковывало к себе лицо — полные, ласково улыбающиеся губы и миндалевидные глаза, маленькие точеные скулы, не скрытые прядями длинных волос, убранных под высокий головной убор-корону, который как бы являлся продолжением головы и гибкой шеи.
Долгое молчание прервал хриплый от возбуждения голос Майка:
— Это она.
— Кто? — спросила Ди, испуганно оглянувшись.
Забыв о существовании женщин во плоти, Майк не отрываясь смотрел на прекрасное золоченое лицо с пылкостью любовника.
— Это могла быть единичная находка, — повторил он.
Джон, снова тщательно набивавший трубку, долго молчал. А потом ни с того ни с сего спросил, обратившись к Ахмеду:
— Я полагаю, они у тебя его отобрали?
Ахмед слегка выпрямился. Уголки его красиво очерченного рта дрогнули. У американского парня это означало бы широкую довольную улыбку.
— Нет, директор.
— Но ведь, несомненно, из-за него...
— Да, думаю, именно он и стал причиной нападения на меня. Но я ведь сын своего отца.
Откуда-то из складок своего балахона он достал небольшой сверток и развернул его. Это был его обед — толстый ломоть местного хлеба и внушительный кусок пахучего сыра. Мы в молчании завороженно смотрели, как Ахмед, наслаждаясь своим триумфом, тонкими пальцами вынул из ломтя хлеба комок скатанного мякиша, а вслед за ним извлек крошечную деревянную коробочку, залепленную рыжеватым воском.
Потом он поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, подошел ко мне. На раскрытой ладони его, как на подносе, покоилась коробочка. Протянув ее мне, он торжественно произнес:
— Это вам. От моего отца.
— Благодарю, — сказала я не менее торжественно. Я благодарила его не только за подарок, но и за то, что он сберег его, рискуя жизнью. Он действительно был сыном своего отца — умным, прозорливым и благородным.
Воск затвердел, как цемент. Я сумела открыть шкатулку только с помощью перочинного ножа, который мне милостиво бросил Джон. Лежавший внутри предмет был завернут в тонкую бумагу. Двумя пальцами я осторожно извлекла его из обертки.
Это был скарабей, почти такого же размера и формы, как та подделка, которую я видела в аэропорту. Но на этом сходство заканчивалось. Вырезанный из матового темно-зеленого камня амулет был изысканной филигранной работы. Зеленый овал опоясывала полоска блестящего желтого металла.
— Переверни его, — словно издалека донесся до меня чей-то голос.
Я повиновалась, как загипнотизированная. Миниатюрные птички, цветы, животные и другие менее понятные знаки рисунчатого письма древних египтян рядами тянулись по всей длине амулета.
— Ты хорошо помнишь египетские письмена? Сможешь прочесть? — спросил тот же голос — голос Джона.
— Нет, — ответила я тупо. — Это, наверное, обычное заклинание из Книги мертвых.
— Никаких имен или титулов?
— Нет... Погодите. На золотой полоске...
Я повернула скарабея так, чтобы свет падал на едва заметно выгравированные знаки. Теперь я могла их прочесть. Они включали имя и набор титулов, которые я научилась читать почти одновременно с английскими буквами. В тишине маленькой погребальной камеры, где люди сидели затаив дыхание, мой шепот прозвучал громче многоголосого хора:
— Благородная жена царя, которую он любит, владычица Обеих стран... Нефертити.
— Вот это да!
Возглас так напугал меня, что я чуть не выронила скарабея. Я подняла глаза и увидела редкое и великолепное зрелище — почтенного американского джентльмена средних лет, скачущего, как трехлетний мальчуган.
— Ну и ну! — орал мистер Блоч, выражая свой восторг и в других менее связных воплях. Он подскочил к Джону и смачно хлопнул его по спине. — Ах ты, старый бандит! Боже мой, это будет величайшее событие в истории археологии! Гораздо более значительное, чем находки в Помпеях, Микенах и гробнице Тутанхамона! И я должен в этом участвовать! Джон, я профинансирую все... Слушай, если ты мне хоть чем-то обязан...
— Я ничего не понимаю! — как всегда капризным тоном перебила его Ди. — Чему вы так радуетесь?
Все бросились отвечать одновременно. Все, кроме Томми Томлинсон, которая сидела, уставившись на свои сложенные руки, словно никогда прежде не видела собственных пальцев. Как долго они еще собираются уходить от главного вопроса? Теперь они все знают, все, за исключением Ди, а она не в счет.
— Позвольте мне ей объяснить. — Майк умудрился перекричать обезумевшего от счастья родителя Ди. — Дайте мне все растолковать. Я до сих пор не могу в это поверить, тут, должно быть, какая-то ошибка...
— Тогда давай растолковывай, — нетерпеливо поторопил его Джон. — Мы найдем ошибку. Если она тут есть.
Майк снова уселся на пол — до этого он был на ногах, присоединившись к Блочу в заключительных па его дикого танца, — и взял Ди за руку.
— Начнем со статуэтки, — сказал он. — Это изображение царицы, Ди, видите ее корону? Материал — позолоченная бронза, возможно, даже золото...
— Золото? — переспросила Ди.
Одно слово. И с ним в душной атмосфере гробницы появилось нечто, от чего воздух стал еще более тяжелым и смрадным.
— Золото... дело не в золоте, — отмахнулся Майк, постепенно приходя в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29