Качество, удобный сайт
Пришлось отправиться восвояси, чтобы не продрогнуть окончательно.
Несколько дней подряд я пребывала в подавленном состоянии, но потом сумела взять себя в руки и решила бороться до конца. Я просто позвонила Витольду и пригласила его в гости. Он сказал, что, к сожалению, будет занят в выходные. Однако я не сдавалась и предлагала ему на выбор другие дни, пока он наконец не пообещал приехать в четверг.
Теперь нужно было действовать решительно. До его визита оставалось еще четыре дня. Я продумала все до мельчайших подробностей: в этот долгожданный вечер будет царить волшебная, уютная атмосфера, и пусть у него дух захватит от моей молодости и красоты. В разговоре с ним я буду остроумна и непосредственна, а на стол подам изысканные, но легкие в приготовлении блюда. И вообще у Витольда не должно создаться впечатления, что я устроила все это только ради него. Пусть думает, будто в моем доме всегда как в раю. Я срочно отправилась к косметологу, купила себе юбку из винно-красного бархата и крепдешиновую блузку с узором из гербов, не пожалела денег на свечи, шампанское, новую скатерть и духи.
Сидя на работе, я думала только о меню предстоящего ужина. С Беатой советоваться не хотелось: она наверняка предложит что-нибудь простенькое. В результате я решила пожарить филе из лосося. Это отнимет не так много времени и наверняка удастся с первого раза. В качестве гарнира подойдет зеленая лапша с масляным соусом из эстрагона и салат. На всякий случай я попробовала приготовить соус, когда в запасе оставалось еще целых два дня, и репетиция прошла удачно. Боже мой, как же я волновалась!
В четверг, когда стрелки часов приблизились к восьми, я бросила в зеркало последний взгляд. «Слишком шикарно, — пронеслось у меня в голове. — Все должно выглядеть непринужденно и немного небрежно. Уверена, он придет в обычном свитере, а я сижу тут разряженная, словно убогая провинциалка, лишенная вкуса!» В панике я сорвала с себя блузку и юбку и в нижнем белье бросилась к платяному шкафу. У Беаты таких проблем просто не возникло бы! Я натянула брюки, но тут же сняла их снова. На пол полетели кофточки и юбки. Нет, уже слишком поздно что-либо менять, он мог появиться с минуты на минуту! Я опять схватила свои элегантные вещи, которые валялись на ковре, и быстро снова их надела. Напудренное лицо горело, казалось, косметика вот-вот потечет на светлый воротник. Всю лишнюю одежду я сгребла обратно в шкаф, закрыла его и кинулась к окну, чтобы не пропустить его машину. Затем забежала в кухню: там все было готово. Однако жарить рыбу до прихода Витольда я не хотела.
Он пришел почти вовремя, позволив себе пятнадцать минут академического опоздания. В руке он держал безликий букет — гвоздики с аспарагусом. Неужели, имея собственный сад, нельзя было подыскать что-нибудь более оригинальное?
— Прошу простить меня за опоздание. А ваша очаровательная подруга тоже придет? Надеюсь, эти скромные цветы украсят ваш стол… — И он несколько неловко передал мне пять желтых гвоздик, оставив у себя смятую бумагу.
В таких случаях полагается говорить что-нибудь вроде «ах, не нужно было так себя утруждать», но я только сдержанно поблагодарила его, ехидно заметив, что по будням Беата все свободное время проводит с любимым человеком. Витольд только улыбнулся в ответ: или он был уже в курсе, или ему было все равно. Хотя не исключено, что он просто неплохо владел собой.
Я налила хереса, сбегала в кухню и поставила воду для лапши. Оказалось, что с одеждой я не прогадала. Витольд был одет довольно просто, без галстука, но его светлый летний пиджак и дорогие джинсы смотрелись очень элегантно. Мы оба вели себя немного скованно.
— Надеюсь, наш револьвер уже лежит в пучине рейнских вод? — неожиданно спросил он.
Я не стала его разочаровывать и заверила, что вот уже несколько недель, как оружие находится именно там. К чему было лишний раз беспокоить его? Ведь я не забыла про револьвер, просто все руки не доходили с этим покончить, уж не знаю почему.
Ужин мне удался. Витольд похвалил его с оскорбительной вежливостью, но съел немного, а выпил и того меньше. Я вспомнила, как чудесно мы с ним провели время, угощаясь домашним сыром и яблочным вином. Атмосфера того дня бесследно испарилась: сегодня все было каким-то искусственным.
Я пыталась обаятельно улыбаться и даже один раз во время разговора коснулась его руки — как делали другие женщины. Пожалуй, у меня же это вышло довольно неестественно. После ужина мы сели в мои не очень удобные кресла. Я собралась было открыть шампанское, но Витольд отказался. Он, дескать, уже выпил вина за столом, а до этого еще и хереса, в конце концов, ему предстояла обратная дорога. Кроме того, завтра пятница — самый загруженный день в его расписании.
— Надеюсь, вы не рассердитесь, если я не смогу долго у вас оставаться.
— На празднике мы были на ты, — сказала я неожиданно для самой себя и сразу об этом пожалела, потому что в этих словах явно слышалась обида.
— И правда! — воскликнул Витольд с наигранной веселостью. — Как хорошо, что ты мне об этом напомнила! Давай-ка еще раз выпьем на брудершафт! — Он взял со стола бокал с остатками белого вина, поднял его и, глядя мне в глаза, произнес: — Тира!
Я бесстрашно подставила ему лицо и почувствовала беглое прикосновение к щеке — только и всего.
Мы с Витольдом поболтали еще с четверть часа, в основном о его сыновьях и школе. В половине одиннадцатого он ушел, несколько раз поблагодарив меня за «восхитительную, изысканную трапезу». О новой встрече мы не договаривались. Витольд так и не дал мне шанс узнать его поближе, не оставил ни малейшей надежды его соблазнить.
Глава 4
В свои пятьдесят пять лет мой начальник имел крайне непривлекательную внешность и ужасные манеры. На этот раз он практически уселся прямо на моем письменном столе. Меня просто передернуло от такого нахальства, а Дискау негромко, но угрожающе зарокотал своим мягким баритоном. Шеф только рассмеялся:
— Госпожа Хирте, а вы с каждым днем все молодеете! Это что-то поразительное!
Я приготовилась выслушать, какое поручение он приготовил мне на этот раз.
— Не знаете, когда госпожа Ремер возвращается из санатория? — поинтересовался он.
— Послезавтра. Я встречу ее на вокзале и отвезу домой. Думаю, она захочет тут же забрать к себе Дискау.
— Мне кажется, — предположил шеф, — что госпожа Ремер не будет больше у нас работать. Наверняка она предпочтет уйти на покой. Людям, перенесшим такую серьезную операцию, в течение двух лет полагается приличная пенсия. К тому же она достигла пенсионного возраста. Думаю, она сюда уже не вернется. Я хотел бы спросить вас, как вы смотрите на то, чтобы переехать в этот кабинет и обосноваться в нем?
Я обрадовалась, потому что это была самая дальняя, уютная комната. Здесь всегда было тихо, а под окном рос великолепный каштан.
— Кроме того, вам бы не помешал отпуск, пока окончательно не похолодало, — продолжал он.
Очевидно, шеф хотел сделать мне приятное, но в отпуск я не собиралась. И все же было приятно, что он беспокоился обо мне.
Вечером того же дня раздался телефонный звонок. Это оказался мой прежний берлинский друг Хартмут. Немного смущенно он объяснил, что находится в нашем городе проездом, а так как мы не виделись почти четверть века, то он хотел бы пригласить меня на ужин. От неожиданности я не знала, что и сказать, тем более что чувствовала себя усталой. Все же победило любопытство, хотя в свое время я твердо решила никогда больше не встречаться с этим человеком. Хартмут вежливо извинился, что не может заехать за мной, поскольку в Западную Германию он приехал без машины.
Ровно через час я, в бархатной юбке и блузке с гербами, сидела в дорогом ресторане и рассматривала своего бывшего возлюбленного. Хартмут изменился, можно сказать, до неузнаваемости. Он и в юности не отличался красотой из-за угрей, но тогда этот недостаток компенсировался высоким ростом, стройным телосложением и довольно правильными чертами лица. Теперь же рост его остался прежним, но одного взгляда на расплывшуюся фигуру моего бывшего возлюбленного было достаточно, чтобы понять: голодать ему не приходилось. Лицо заплыло жиром. Он сидел весь красный и сильно потел. «А если бы я тогда вышла за него замуж? — промелькнула ужасная мысль. — Какое счастье, что чаша сия меня миновала и теперь я могу любить такого мужчину, как Витольд!»
На Хартмуга я произвела сильное впечатление, ведь прежде он знал меня исключительно как серую мышку. Ах, как элегантно, молодо и симпатично я выгляжу! Прежде чем приступить к еде, он залпом опрокинул два бокала пива, отчего вспотел еще сильнее. Нужно было рассказать ему что-нибудь о себе, и я преподнесла краткое, несколько приукрашенное изложение моей биографии.
Когда настала очередь Хартмута, принесли еду. Уплетая за обе щеки, громко чавкая и торопливо глотая, он поведал мне о своем карьерном росте, приличных доходах, вилле в Далеме и большой адвокатской конторе, открытой им совместно с тремя партнерами. Я спросила, как поживает его семья. Двое детей выросли и покинули родительский дом. Довольно поздно его жена родила третьего ребенка, у которого обнаружились отклонения в развитии. Хартмут явно искал сочувствия, и я сказала, что очень за него переживаю. Тут он еще опрокинул бокал вина, и вскоре его понесло на откровения: их брак никуда не годится, жена не любит никого, кроме этого больного ребенка, и постоянно носится со своим чадом, а он, Хартмут, чувствует себя совсем заброшенным.
Честно говоря, я бы с большим удовлетворением узнала, что жена гуляет от него направо и налево, но и такой вариант тоже меня вполне устраивал.
— Ах, Рози, — тяжело вздохнул он, обливаясь потом, — я так часто тебя вспоминал! Я очень нехорошо поступил с тобой, но потом жестоко за это поплатился. Может, мы могли бы начать все сначала?
Мне стало противно и захотелось домой, но пьяный Хартмут крепко вцепился в мою руку, умоляя поехать к нему в гостиницу.
Я решительно поднялась, вырвала свою руку и сказала, что мне пора.
Дома я с ужасом подумала, что то отвращение, которое я чувствовала к Хартмуту, вполне мог испытывать по отношению ко мне Витольд: вчера вечером он откланялся так же решительно, вежливо и холодно, как я сегодня.
На следующий день Хартмут позвонил из берлинской конторы и извинился в несколько старомодной манере, сказав, что вчера «позволил себе немного набедокурить». На этом инцидент для него был исчерпан.
— Ну, еще увидимся, — пролаял он в трубку.
Как же отличались два мужских голоса, насколько разными были эти два человека — Хартмут и Витольд!
Порой очень хотелось излить душу Беате.
«Послушай, — мысленно заклинала я подругу, — я никого еще не любила так сильно, как Энгштерна. А тебе всегда везло: в юности тебя окружали поклонники, затем появился муж, родились дети. Теперь у тебя есть интересная работа, любимый человек, много друзей. Обо всем этом я и мечтать не могу! Оставь его мне, Беата! Еще не было случая, чтобы я о чем-то попросила тебя или других. Если бы ты знала, как трудно об этом говорить! Умоляю, сжалься над старой девой, сгорающей от любви!»
По-моему, такая тирада и камень смогла бы разжалобить, а про сентиментальную Беату и говорить нечего.
С другой стороны, если бы ей пришло в голову просить меня о чем-то подобном, я ни за что не отказалась бы от своих притязаний. Поэтому было разумнее держать язык за зубами. Во всем, что касалось Витольда, Беата уже не была моей единственной подругой — она стала соперницей, от которой нужно было избавиться. Но, несмотря на это, навязчивое желание поговорить с ней не исчезало.
Госпожа Ремер вернулась из санатория и забрала Дискау. Теперь некому было больше изливать душу, и я начала разговаривать сама с собой, как полная идиотка.
Как-то вечером я поехала в гости к Беате, не предупредив ее. Наверное, моя проблема всегда была в том, что я не умела делиться своими желаниями и потребностями с окружающими. Разве в юности я хоть раз призналась в любви Хартмуту, ставшему теперь таким отвратительным? Разве пыталась говорить с ним о нашей с ним жизни в будущем? Я предоставила это ему и молча ждала, что все устроится само собой. Отношения с берлинским начальником, по сути дела, складывались так же. Одна за другой мне вспоминались тысячи банальных ситуаций, в которых я проявила излишнюю скромность или просто струсила, и в результате осталась у разбитого корыта. Сейчас надо быть умнее и попытаться прийти хоть к какому-то соглашению с Беатой.
Перед ее домом стояла машина Витольда. Я даже не остановилась — просто развернулась и в полном отчаянии поехала домой.
Конечно, можно было взять пример с жены моего прежнего начальника и написать Юргену анонимное письмо: «Беата вам изменяет…» Но моей подруге ничего не стоило просто послать Юргена подальше, если она пока этого не сделала. Да и сам Юрген был женат и не мог требовать от Беаты абсолютной верности. А как еще вывести ее из игры? Какую угрозу она воспримет всерьез? Так просто ее не запугать. Анонимное письмо она сразу же отнесет в полицию, и дело с концом.
Я почувствовала, как в душе растет бессильная ненависть к Беате. Ужасно хотелось задушить ее на месте… Задушить? А почему бы нет?
С этого момента уже невозможно было думать ни о чем другом.
Беата, моя единственная подруга! Я не причиню тебе боли, не буду терзать тебя. Ты умрешь быстро, даже не успев испугаться. Не нужно долгой исповеди перед смертью, как любят показывать в детективных фильмах. Я просто нажму на спусковой крючок. Выстрел в голову, потеря сознания, кровоизлияние в мозг — и конец. Хорошо, что я не успела избавиться от пистолета. Само собой, требовалось все продумать: как, когда и где. Нужно было устроить это так, чтобы моя причастность к убийству казалась немыслимой. В данном случае жертва находится со мной в близких отношениях, наверняка мне придется явиться на допрос. Но, к счастью, никто не может знать о мотиве, толкнувшем меня на это преступление.
Надо условиться с Беатой о встрече в безлюдном месте;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Несколько дней подряд я пребывала в подавленном состоянии, но потом сумела взять себя в руки и решила бороться до конца. Я просто позвонила Витольду и пригласила его в гости. Он сказал, что, к сожалению, будет занят в выходные. Однако я не сдавалась и предлагала ему на выбор другие дни, пока он наконец не пообещал приехать в четверг.
Теперь нужно было действовать решительно. До его визита оставалось еще четыре дня. Я продумала все до мельчайших подробностей: в этот долгожданный вечер будет царить волшебная, уютная атмосфера, и пусть у него дух захватит от моей молодости и красоты. В разговоре с ним я буду остроумна и непосредственна, а на стол подам изысканные, но легкие в приготовлении блюда. И вообще у Витольда не должно создаться впечатления, что я устроила все это только ради него. Пусть думает, будто в моем доме всегда как в раю. Я срочно отправилась к косметологу, купила себе юбку из винно-красного бархата и крепдешиновую блузку с узором из гербов, не пожалела денег на свечи, шампанское, новую скатерть и духи.
Сидя на работе, я думала только о меню предстоящего ужина. С Беатой советоваться не хотелось: она наверняка предложит что-нибудь простенькое. В результате я решила пожарить филе из лосося. Это отнимет не так много времени и наверняка удастся с первого раза. В качестве гарнира подойдет зеленая лапша с масляным соусом из эстрагона и салат. На всякий случай я попробовала приготовить соус, когда в запасе оставалось еще целых два дня, и репетиция прошла удачно. Боже мой, как же я волновалась!
В четверг, когда стрелки часов приблизились к восьми, я бросила в зеркало последний взгляд. «Слишком шикарно, — пронеслось у меня в голове. — Все должно выглядеть непринужденно и немного небрежно. Уверена, он придет в обычном свитере, а я сижу тут разряженная, словно убогая провинциалка, лишенная вкуса!» В панике я сорвала с себя блузку и юбку и в нижнем белье бросилась к платяному шкафу. У Беаты таких проблем просто не возникло бы! Я натянула брюки, но тут же сняла их снова. На пол полетели кофточки и юбки. Нет, уже слишком поздно что-либо менять, он мог появиться с минуты на минуту! Я опять схватила свои элегантные вещи, которые валялись на ковре, и быстро снова их надела. Напудренное лицо горело, казалось, косметика вот-вот потечет на светлый воротник. Всю лишнюю одежду я сгребла обратно в шкаф, закрыла его и кинулась к окну, чтобы не пропустить его машину. Затем забежала в кухню: там все было готово. Однако жарить рыбу до прихода Витольда я не хотела.
Он пришел почти вовремя, позволив себе пятнадцать минут академического опоздания. В руке он держал безликий букет — гвоздики с аспарагусом. Неужели, имея собственный сад, нельзя было подыскать что-нибудь более оригинальное?
— Прошу простить меня за опоздание. А ваша очаровательная подруга тоже придет? Надеюсь, эти скромные цветы украсят ваш стол… — И он несколько неловко передал мне пять желтых гвоздик, оставив у себя смятую бумагу.
В таких случаях полагается говорить что-нибудь вроде «ах, не нужно было так себя утруждать», но я только сдержанно поблагодарила его, ехидно заметив, что по будням Беата все свободное время проводит с любимым человеком. Витольд только улыбнулся в ответ: или он был уже в курсе, или ему было все равно. Хотя не исключено, что он просто неплохо владел собой.
Я налила хереса, сбегала в кухню и поставила воду для лапши. Оказалось, что с одеждой я не прогадала. Витольд был одет довольно просто, без галстука, но его светлый летний пиджак и дорогие джинсы смотрелись очень элегантно. Мы оба вели себя немного скованно.
— Надеюсь, наш револьвер уже лежит в пучине рейнских вод? — неожиданно спросил он.
Я не стала его разочаровывать и заверила, что вот уже несколько недель, как оружие находится именно там. К чему было лишний раз беспокоить его? Ведь я не забыла про револьвер, просто все руки не доходили с этим покончить, уж не знаю почему.
Ужин мне удался. Витольд похвалил его с оскорбительной вежливостью, но съел немного, а выпил и того меньше. Я вспомнила, как чудесно мы с ним провели время, угощаясь домашним сыром и яблочным вином. Атмосфера того дня бесследно испарилась: сегодня все было каким-то искусственным.
Я пыталась обаятельно улыбаться и даже один раз во время разговора коснулась его руки — как делали другие женщины. Пожалуй, у меня же это вышло довольно неестественно. После ужина мы сели в мои не очень удобные кресла. Я собралась было открыть шампанское, но Витольд отказался. Он, дескать, уже выпил вина за столом, а до этого еще и хереса, в конце концов, ему предстояла обратная дорога. Кроме того, завтра пятница — самый загруженный день в его расписании.
— Надеюсь, вы не рассердитесь, если я не смогу долго у вас оставаться.
— На празднике мы были на ты, — сказала я неожиданно для самой себя и сразу об этом пожалела, потому что в этих словах явно слышалась обида.
— И правда! — воскликнул Витольд с наигранной веселостью. — Как хорошо, что ты мне об этом напомнила! Давай-ка еще раз выпьем на брудершафт! — Он взял со стола бокал с остатками белого вина, поднял его и, глядя мне в глаза, произнес: — Тира!
Я бесстрашно подставила ему лицо и почувствовала беглое прикосновение к щеке — только и всего.
Мы с Витольдом поболтали еще с четверть часа, в основном о его сыновьях и школе. В половине одиннадцатого он ушел, несколько раз поблагодарив меня за «восхитительную, изысканную трапезу». О новой встрече мы не договаривались. Витольд так и не дал мне шанс узнать его поближе, не оставил ни малейшей надежды его соблазнить.
Глава 4
В свои пятьдесят пять лет мой начальник имел крайне непривлекательную внешность и ужасные манеры. На этот раз он практически уселся прямо на моем письменном столе. Меня просто передернуло от такого нахальства, а Дискау негромко, но угрожающе зарокотал своим мягким баритоном. Шеф только рассмеялся:
— Госпожа Хирте, а вы с каждым днем все молодеете! Это что-то поразительное!
Я приготовилась выслушать, какое поручение он приготовил мне на этот раз.
— Не знаете, когда госпожа Ремер возвращается из санатория? — поинтересовался он.
— Послезавтра. Я встречу ее на вокзале и отвезу домой. Думаю, она захочет тут же забрать к себе Дискау.
— Мне кажется, — предположил шеф, — что госпожа Ремер не будет больше у нас работать. Наверняка она предпочтет уйти на покой. Людям, перенесшим такую серьезную операцию, в течение двух лет полагается приличная пенсия. К тому же она достигла пенсионного возраста. Думаю, она сюда уже не вернется. Я хотел бы спросить вас, как вы смотрите на то, чтобы переехать в этот кабинет и обосноваться в нем?
Я обрадовалась, потому что это была самая дальняя, уютная комната. Здесь всегда было тихо, а под окном рос великолепный каштан.
— Кроме того, вам бы не помешал отпуск, пока окончательно не похолодало, — продолжал он.
Очевидно, шеф хотел сделать мне приятное, но в отпуск я не собиралась. И все же было приятно, что он беспокоился обо мне.
Вечером того же дня раздался телефонный звонок. Это оказался мой прежний берлинский друг Хартмут. Немного смущенно он объяснил, что находится в нашем городе проездом, а так как мы не виделись почти четверть века, то он хотел бы пригласить меня на ужин. От неожиданности я не знала, что и сказать, тем более что чувствовала себя усталой. Все же победило любопытство, хотя в свое время я твердо решила никогда больше не встречаться с этим человеком. Хартмут вежливо извинился, что не может заехать за мной, поскольку в Западную Германию он приехал без машины.
Ровно через час я, в бархатной юбке и блузке с гербами, сидела в дорогом ресторане и рассматривала своего бывшего возлюбленного. Хартмут изменился, можно сказать, до неузнаваемости. Он и в юности не отличался красотой из-за угрей, но тогда этот недостаток компенсировался высоким ростом, стройным телосложением и довольно правильными чертами лица. Теперь же рост его остался прежним, но одного взгляда на расплывшуюся фигуру моего бывшего возлюбленного было достаточно, чтобы понять: голодать ему не приходилось. Лицо заплыло жиром. Он сидел весь красный и сильно потел. «А если бы я тогда вышла за него замуж? — промелькнула ужасная мысль. — Какое счастье, что чаша сия меня миновала и теперь я могу любить такого мужчину, как Витольд!»
На Хартмуга я произвела сильное впечатление, ведь прежде он знал меня исключительно как серую мышку. Ах, как элегантно, молодо и симпатично я выгляжу! Прежде чем приступить к еде, он залпом опрокинул два бокала пива, отчего вспотел еще сильнее. Нужно было рассказать ему что-нибудь о себе, и я преподнесла краткое, несколько приукрашенное изложение моей биографии.
Когда настала очередь Хартмута, принесли еду. Уплетая за обе щеки, громко чавкая и торопливо глотая, он поведал мне о своем карьерном росте, приличных доходах, вилле в Далеме и большой адвокатской конторе, открытой им совместно с тремя партнерами. Я спросила, как поживает его семья. Двое детей выросли и покинули родительский дом. Довольно поздно его жена родила третьего ребенка, у которого обнаружились отклонения в развитии. Хартмут явно искал сочувствия, и я сказала, что очень за него переживаю. Тут он еще опрокинул бокал вина, и вскоре его понесло на откровения: их брак никуда не годится, жена не любит никого, кроме этого больного ребенка, и постоянно носится со своим чадом, а он, Хартмут, чувствует себя совсем заброшенным.
Честно говоря, я бы с большим удовлетворением узнала, что жена гуляет от него направо и налево, но и такой вариант тоже меня вполне устраивал.
— Ах, Рози, — тяжело вздохнул он, обливаясь потом, — я так часто тебя вспоминал! Я очень нехорошо поступил с тобой, но потом жестоко за это поплатился. Может, мы могли бы начать все сначала?
Мне стало противно и захотелось домой, но пьяный Хартмут крепко вцепился в мою руку, умоляя поехать к нему в гостиницу.
Я решительно поднялась, вырвала свою руку и сказала, что мне пора.
Дома я с ужасом подумала, что то отвращение, которое я чувствовала к Хартмуту, вполне мог испытывать по отношению ко мне Витольд: вчера вечером он откланялся так же решительно, вежливо и холодно, как я сегодня.
На следующий день Хартмут позвонил из берлинской конторы и извинился в несколько старомодной манере, сказав, что вчера «позволил себе немного набедокурить». На этом инцидент для него был исчерпан.
— Ну, еще увидимся, — пролаял он в трубку.
Как же отличались два мужских голоса, насколько разными были эти два человека — Хартмут и Витольд!
Порой очень хотелось излить душу Беате.
«Послушай, — мысленно заклинала я подругу, — я никого еще не любила так сильно, как Энгштерна. А тебе всегда везло: в юности тебя окружали поклонники, затем появился муж, родились дети. Теперь у тебя есть интересная работа, любимый человек, много друзей. Обо всем этом я и мечтать не могу! Оставь его мне, Беата! Еще не было случая, чтобы я о чем-то попросила тебя или других. Если бы ты знала, как трудно об этом говорить! Умоляю, сжалься над старой девой, сгорающей от любви!»
По-моему, такая тирада и камень смогла бы разжалобить, а про сентиментальную Беату и говорить нечего.
С другой стороны, если бы ей пришло в голову просить меня о чем-то подобном, я ни за что не отказалась бы от своих притязаний. Поэтому было разумнее держать язык за зубами. Во всем, что касалось Витольда, Беата уже не была моей единственной подругой — она стала соперницей, от которой нужно было избавиться. Но, несмотря на это, навязчивое желание поговорить с ней не исчезало.
Госпожа Ремер вернулась из санатория и забрала Дискау. Теперь некому было больше изливать душу, и я начала разговаривать сама с собой, как полная идиотка.
Как-то вечером я поехала в гости к Беате, не предупредив ее. Наверное, моя проблема всегда была в том, что я не умела делиться своими желаниями и потребностями с окружающими. Разве в юности я хоть раз призналась в любви Хартмуту, ставшему теперь таким отвратительным? Разве пыталась говорить с ним о нашей с ним жизни в будущем? Я предоставила это ему и молча ждала, что все устроится само собой. Отношения с берлинским начальником, по сути дела, складывались так же. Одна за другой мне вспоминались тысячи банальных ситуаций, в которых я проявила излишнюю скромность или просто струсила, и в результате осталась у разбитого корыта. Сейчас надо быть умнее и попытаться прийти хоть к какому-то соглашению с Беатой.
Перед ее домом стояла машина Витольда. Я даже не остановилась — просто развернулась и в полном отчаянии поехала домой.
Конечно, можно было взять пример с жены моего прежнего начальника и написать Юргену анонимное письмо: «Беата вам изменяет…» Но моей подруге ничего не стоило просто послать Юргена подальше, если она пока этого не сделала. Да и сам Юрген был женат и не мог требовать от Беаты абсолютной верности. А как еще вывести ее из игры? Какую угрозу она воспримет всерьез? Так просто ее не запугать. Анонимное письмо она сразу же отнесет в полицию, и дело с концом.
Я почувствовала, как в душе растет бессильная ненависть к Беате. Ужасно хотелось задушить ее на месте… Задушить? А почему бы нет?
С этого момента уже невозможно было думать ни о чем другом.
Беата, моя единственная подруга! Я не причиню тебе боли, не буду терзать тебя. Ты умрешь быстро, даже не успев испугаться. Не нужно долгой исповеди перед смертью, как любят показывать в детективных фильмах. Я просто нажму на спусковой крючок. Выстрел в голову, потеря сознания, кровоизлияние в мозг — и конец. Хорошо, что я не успела избавиться от пистолета. Само собой, требовалось все продумать: как, когда и где. Нужно было устроить это так, чтобы моя причастность к убийству казалась немыслимой. В данном случае жертва находится со мной в близких отношениях, наверняка мне придется явиться на допрос. Но, к счастью, никто не может знать о мотиве, толкнувшем меня на это преступление.
Надо условиться с Беатой о встрече в безлюдном месте;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27