— Очень мощный ускоритель химических реакций. Ноу-хау. Действие героина усиливается в несколько раз. Потому наркотик такой дешёвый и опасный. А мухомор, по мнению экспертов, добавляется для нейтрализации побочных действий героина, вызывающего неприятные физиологические ощущения вследствие воздействия на тонкую кору головного мозга…
Матадор застонал.
— Извини, — сказал Шлейфман, — Кроме того, под мухомором клиенту кажется, что он во что-нибудь превращается…
— Адская смесь, — важно резюмировал Рундуков.
— Аптека № 1, — генерал Барановский продолжил перебирать улики на «А». — Туфта. Никакой Акварели там Караулов не нашёл. На другой день ходил Сафин — тоже не нашёл.
Что же, если Славян с Серёгой ничего не обнаружили, значит, и впрямь это был ложный след. В интересном свете предстаёт публикация «Комсомольской газеты»… Да и сразу это звучало издевательством: аптека № 1. Под самым носом у Лубянки.
— Арина Борисова, — продолжил Барановский. — Тыща девятьсот восьмидесят второго года рождения. Не привлекалась. Уроженка деревни Сосновка Саратовской области.
Рундуков хихикнул.
— Это ещё кто такая? — спросил Матадор.
На этот раз заулыбались Барановский с Шлейфманом.
— Есть такая передача по утрам — «Вставайте, ребята». Там девица лежит полуголая в кровати, задницу показывает, грудями трясёт. Разговаривает в прямом эфире с телезрителями. Кто как провёл ночь и так далее. Редкая мерзость.
— И эта баба имеет какое-то отношение к Акварели? — спросил Матадор. Какую-то жопу в утреннем эфире он, кажется, видел.
— Скорее, к тебе, — улыбнулся генерал Барановский. — Она нашла тебя у Политехнического музея, когда ты выпил из пузырька эту гадость. Пыталась погрузить тебя в свою машину. Хлопцы еле отбили. Вроде случайно там оказалась. Рундуков проверяет.
— Я сам проверю, — неожиданно решил Матадор. — Есть какие-то материалы?
— Кобыле, как говорится, легче, — Рундуков вытащил из портфеля небольшую папку, бросил её на одеяло.
— На букву «В» — выговор, — сказал Барановский, — За следственный эксперимент, не утверждённый начальством. То есть, мною. Если ты по своей инициативе ещё чего-нибудь левого съешь или выпьешь, отстраню от дела…
— Больше не повторится, господин генерал, — обещал Матадор, вытянувшись в кровати по лёжке «смирно».
— Буква «Ка», «Комсомольская газета», — продолжал генерал. — В редакцию пришёл человек, представившийся полковником Пушкарём из Силового Министерства. Такого полковника в штате министерства нет. Знал ли главный редактор, кто он на самом деле — неизвестно.
Матадор кивнул.
— Журналисту Огарёву поручили подготовить полосу про Акварель по имеющимся материалам. Сам Огарёв ничего не видел, не слышал, только списывал с Пушкарёвских бумажек. Вечером, накануне выхода газеты, Огарёву сказали, что он премирован туром в Лондон. Вылет рано утром. Любопытно, что ночью у Огарёва почему-то не работал телефон.
— Чтобы он не успел никому сообщить, куда уезжает, — предположил Матадор.
— Совершенно верно. Утром за Огарёвым приехала машина. Но в половине шестого его видел в подъезде сосед, пенсионер Печкин, который в это время выгуливает болонку. Ему Огарёв сообщил, что летит в Лондон. Печкина нашёл Караулов.
Рундуков гордо закашлялся. И при выведенном из игры командире их группа отрабатывала на двести процентов.
— Что в Лондоне? — спросил Матадор. Он был когда-то в Лондоне. Ликвидировал в Челси какого-то заикастого пердуна.
— Ходит, пьёт пиво, играет в колышки, — пожал плечами Барановский. — Как это называется?
— Дартс, — подсказал Шлейфман.
— Да. Наши ребята с ним разговаривали. Утверждает, что никаких выходов на Пушкаря у него нет. Теперь факс. Буква «Фэ».
— Какой факс?
— Твой факс. Который сообщил тебе, что я готовлю подлянку. А ты от меня это скрыл…
Матадор смутился. Всё правильно: листок с изображением маски и с текстом про коменданта у него лежал в бумажнике.
— Факс послан с центрального почтамта. Принят в семь часов вечера, передан, в соответствии с заказом, в два часа ночи. Концов не найти. Текст отправлен на графологическую экспертизу. Пока пусто. Маской занимается Сафин, о результатах на данный момент не докладывал.
— Ещё что-то? — Матадор поморщился. Отступившая головная боль вновь выпустила клешни.
— Фенциклидин, — сообщил Шлейфман. — Башка у тебя будет болеть несколько дней. Используется для общего наркоза. На выходе — кошмары. Характерны видения чёрной слизи и активных каловых масс. Были у тебя видения каловых масс?
Матадор промолчал.
— Буква «Че». Клуб «Чайная ложка». — продолжил генерал, — То же, что аптека номер один. Никакой Акварели. Напрашивается вывод: из откликнувшихся на объявление в газетке их интересовал только ты. Второе — они не собирались тебя убивать. Доза этого… фициклина была рассчитана только на сильное отравление. Они тебя пугают. Третье — они тебя предупреждали, что я готовлю подлянку. Вывод: они не хотят, чтобы ты занимался этим делом. Может быть, потому, что знают твои возможности. Но ты им нужен почему-то живым.
— Понял, — сказал Матадор. — Буду думать.
— Думай. Последнее на «Фэ»: формула. Формула Акварели. Это результат сложной лабораторной работы, которую нельзя проделать в домашних условиях. Такие ускорители нашим экспертам неизвестны. Это настоящее изобретение. В общем, Шлейфман теперь занимается только этим. А ты лежи, думай, подставляй задницу под уколы, а с утра — ко мне…
Матадор лежал, думал, подставлял жопу под уколы. Рыжая медсестра Нюра, похожая на белочку, ловко втыкала шприцы, а после ужина (макаронные изделия звёздочками, варёная курица, компот) принесла градусник.
— Лежите, лежите, Глеб Егорович, — Нюра наклонилась к Матадору и бережными пальчиками ввела ему подмышку термометр. Матадор представил, как она вводит этими пальчиками член в своё тёпленькое влагалище. Матадору стало жарко. Нюра наклонилась к Матадору, в вольном вороте халата закачались, как две маленькие бомбочки, круглые титьки с плотненькими, коричневыми орешками сосков.
Из папки, оставленной Рундуковым, вывалилось несколько фотографий. Арина Борисова садится в машину. Арина Борисова пьёт что-то через соломинку из узкого высокого стакана, а рядом — толстый еврей с толстой цепью на шее. Арина Борисова в прозрачном бельё, ноги крестом, сидит на большой кровати и щебечет с идиотской ухмылкой в телефон. На первых двух снимках Арина выглядела вполне симпатично — модная стрижечка горшочком, носик пуговкой. Третий был мерзок: алые, как миллион роз, губы, томные размалёванные глаза. Это и есть программа «Вставайте, ребята»… Н-да, а кто же этот толстый еврей? Знакомое лицо. Матадор углубился в досье.
За открытым окном раздался лёгкий задорный смех. Матадор выглянул во двор. Водитель фургончика с надписью «Вата и марля» болтал о чём-то с белочкой Нюрой. Ветер раздувал полы коротенького халата, обнажая загорелые ноги и голубые трусики. Матадор облизнулся.
Матадор вытащил телефон, заглянул в досье, набрал номер и с кем-то недолго поговорил.
Матадор привязал к батарее простыню, дождался, чтобы во дворе никого не было, спустился по простыне на козырёк, расположенный на уровне второго этажа. К козырьку протянулся толстый сук дерева, стоявшего у самой ограды лечебницы.
Матадор пробежал по суку и скрылся в зелёной кроне.
Глава пятая

Братья так обрадовались встрече, что отпилили татарину голову — Катализатор смерти — Бандит ошибся, поставив на «Аланию» против «Динамо» — Шрам Матадора — Ледяная принцесса — Лондонские чернушники бьют русского журналиста — От номера телефоназависит жизнь?
Отрезанная голова лежала на столе.
Между шприцем, огрызком яблока, двумя пустыми водочными бутылками и чёрствой ржаной горбушкой лежала на столе отрезанная голова.
Не отрезанная — отпиленная. Её пилили ржавой двуручной пилой. По живому.
Пилили прямо на столе. Кадыров заснул за трапезой, упав бородой в закуску. Удобно пилить. В луже крови под столом плавали спичка и водочная пробка.
Матадор вышиб дверь ногой. Голова смотрела на опергруппу недружелюбно. Горловые связки и шейные мышцы болтались джинсовой бахромой.
Убийцы спали на топчане. Фотограф полыхнул вспышкой.
— Муть какая, — сказал Матадор. Он с большой неохотой пошёл на это задание.
Какой-то знаменитый французский фотограф раскатал губу на репортаж о доблестных буднях московских борцов с наркотиками. Фотографа втюхали группе Матадора.
Фотограф притащил тыщу баксов, скулил, чтобы взяли на интересненькое.
На серьёзную операцию его брать было нельзя. Промандячат ему дырку в черепе, разливай потом сопли перед начальством и посольством. Взяли парня на обычное дело: профилактическая зачистка одной чернушной квартиры.
И надо же было такому случиться: в гости к Степану Лысенко приехал из-под Харькова брат Мирон. Степан, продвинутый столичный житель, год торчал на героине, а провинциальный родственник хлестал по старинке горилку.
Решили братаны померяться силами: Степан всупонил себе двойную дозу герыча, а Мирон уговорил литр злодейки с наклейкой. Сосед Степана, Ренат Кадыров, успел на два фронта: укололся полкубиком, а сверху отполировал водкой.
Разгулявшиеся братья ночью вспомнили, как весело пилили когда-то вдвоём дрова на родном дворе. Ясное небо, пила звенит, жаворонок поёт, солнышко… Хорошо! Чего бы попилить? А вот — татар удобно лежит.
Оттяпали Ренату качан и легли спать. Фотограф ошалел от счастья. Снял голову и весь натюрморт в двадцати пяти ракурсах.
Фотографию поместили на фотобиеннале.
Голова татарина на столе.
Отпиленная голова татарина.
Игорь было полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что он на выставке.
Игорь огляделся. Публика, пришедшая на вернисаж «История Москвы глазами русских и зарубежных фотографов», мало внимания обращала на развешанные по стенам снимки. Гости общались между собой, ожидая угощения: после церемонии открытия все должны были перейти через дорогу — из Малого Манежа в банкетный зал Дома Союзов, где уже накрывались столы.
Игорь, попавший сюда случайно, был вынужден рассматривать снимки.
Отпиленная голова татарина: Татаром был начальник стройуправления, в котором его мама работала главным бухгалтером. Начальник украл много денег и свалил недостачу на маму. Маму судили, приговорили к семи годам, она умерла от разрыва сердца в воронке, который вёз её из зала суда. Вор-татар занимает сейчас крупный пост в столичном правительстве.
Игорь перешёл к другому снимку. Огромная чёрная доска испещрена математическими формулами. Цифры, стрелочки, интегралы. Московский университет. В нижнем углу кадра учёный: белая рубаха, галстук, очки. Шестьдесят четвёртый год.
Его отец тоже был учёным в МГУ. Как раз в шестьдесят четвёртом он защитил блестящую диссертацию. Ещё он играл на гитаре и сочинял песни. Но когда исчезла мама, запил по-чёрному. Преподавал физику в школе для дураков, сейчас на пенсии. Сошёлся с уборщицей из ДК, живёт с ней где-то в Бутово.
Игорь пошёл по стопам отца. Без блата проторкнулся на элитарный тогда химфак. Формулы разводил в полруки, молекул гонял чисто конкретно. На студенческой олимпиаде в Чехии взял серебряную медаль. Распределился в закрытый институт, получал большую зарплату. Но с горбачёвской перестройкой деньги кончились. Государственных заказов институт лишился. В хозрасчётные коллективы Игоря не звали — слишком специфической была тема исследований. Влияние химических препаратов на сознание и физиологию вероятного противника…
Игорь решил, что не будет как-то специально бороться за новую жизнь. Двухкомнатная родительская квартира в доме МГУ его вполне устраивала, семьи он так и не завёл и ни в чём особо не нуждался.
Прошлой осенью, в погожий сентябрьский вечер, у проходной института Игоря окликнул весёлый мужчина. Чёрный джинсовый костюм, высокие чёрные сапоги, в которые были заправлены брюки, тёмные очки, короткая стрижка — всё это придавало ему несколько детективный вид.
— Игорь Брониславович, разрешите с вами поговорить.
Тон мужчины был столь убедителен, что Игорь послушно опустился с ним на скамейку.
— «Химическая наука — катализатор ускорения и перестройки», — с улыбкой процитировал мужчина старый стенд, стоящий у проходной. — Я знаю, что вы в начале восьмидесятых много занимались катализаторами и ускорителями некоторых химических процессов…
— Откуда вы знаете? — насторожился Игорь. Следы этой работы можно было найти разве что в архивах Силового Министерства, которое выступало заказчиком.
— Из архивов Силового Министерства, — улыбнулся мужчина. — Я довольно много о вас знаю. А о себе могу сказать немного: меня зовут Максим. У меня к вам деловое предложение. От себя и от группы лиц…
— Что ещё за группа лиц? — нахмурился Игорь.
Назвавший себя Максимом снова улыбнулся, сложил ручки на груди, как Арамис, и воздел тёмные очки к небу.
— М-м… Хорошо, а какого рода у вас предложение? Я, знаете ли, тороплюсь…
— Если вы примете наше предложение, — улыбка не сходила с губ загадочного человека в чёрном, — то скоро купите хороший автомобиль и никуда не опоздаете… Не хотите вернуться к старой работе? Как я понял, вы близко подошли к принципиально новому типу катализатора…
— Я закончил бы его за месяц, — неожиданно для себя в сердцах сказал Игорь. — Но прекратилось финансирование. Приборы, материалы…
— Всё у вас будет, — сообщил чёрный человек. — И белка, и свисток. Надо разогнать воздействие на организм одного довольно известного препарата. Чтобы он действовал… ну, раза в три эффективнее.
— И что же это за препарат?
— Героин, — просто сказал человек.
На мгновение померк солнечный свет. Игоря передёрнуло. Ему показалось, что высоко в небе проплыл ястреб.
— Вы понимаете… вы хоть понимаете, что вы мне предлагаете? — дрожащим голосом спросил Игорь.
— Чего лее не понимать? Я это лучше вас понимаю… — улыбнулся Максим, — Только не надо вскакивать на ноги, не надо так жестикулировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27