Для того, чтобы утверждать, надо быть полностью уверенным. Для того, чтобы утверждать…
— Спасибо, Юрис!
— Для того, чтобы утверждать…
— Вам тоже спасибо! Юрис унес плащ.
Плащ нашли на диване на втором этаже дома Римшей, рядом с брезентовыми инкассаторскими мешочками. Преступник или преступники не хотели возиться с рублями, трешками и пятерками — деньги были рассыпаны по дивану и полу, общая сумма составляла около четырех тысяч. Казалось, все произошло в страшной спешке, потому что один инкассаторский мешочек завалился за диван и остался нетронутым — в нем было почти три тысячи.
— Посмотрите сюда! — Конрад пригласил Голубовского поближе к письменному столу, Он разложил целую серию фотоснимков. С фотоснимков смотрели разные мужчины. И Хуго тоже. Конрад включил настольную лампу, чтобы Голубовскому было лучше видно.
— Не похож ли кто-нибудь из них на человека, который вошел в магазин?
— Тогда?
— Тогда.
Голубовский нацепил на нос очки, его лицо собралось мелкими морщинками. Он сосредоточивался. Он выглядел как человек, который глубоко осознает серьезность доверенного ему задания и готов ради дела принести самые тяжкие жертвы.
Голубовский по нескольку раз рассмотрел каждую фотографию и с ударением произнес:
— Здесь его нет. На инкассатора напал часовщик Дуршис. Я это уже показывал.
— Вы утверждаете?
— Утверждаю, что на инкассатора напал гражданин Дуршис или кто-то очень на него похожий.
Конрад отложил в сторону фотографию Хуго и собрал остальные. Он двигался медленно, даже сонно, движения его были мягкими, как у лемура. Он тянул время и неприметно, но зорко следил за реакцией Голубовского.
— А не этот ли был в магазине? Пожалуйста, посмотрите внимательнее!
Голубовский присунул фотографию Хуго почти к самому носу, потом наклонился поближе к лампе.
— Не-ет. Впервые вижу.
— Этот снимок сделан год или два назад. У меня есть более поздний, но… — он нарочно не окончил предложенне, чтобы дать возможность Голубовскому попросить: «Покажите!»
Конрад ловко разложил перед ним снимки, сделанные после смерти Хуго. Хуго лежал на ковре в большой комнате Римшей. Казалось, будто тяжелый орнамент ковра давит на него, и он открыл рот, чтобы это сказать.
Ни одна черточка не дрогнула в лице Голубовского, однако руки предательски затряслись.
— В этом доме он был не один. Были там и другие трупы, — как бы между прочим заметил Конрад.
Руки Голубовского перестали трястись. Может быть, это была непосредственная реакция на жуткие фотографии? Он же не медик и не юрист, которые со временем привыкают к подобным картинкам.
— Ужасно…
— Не знаете?
Голубовский покачал головой. Казалось, он размышляет о чем-то. Конрад подписал ему пропуск и сказал?
— До свидания!
Голубовский вздрогнул, будто его внезапно разбудили, взял пропуск, поклонился и быстро вышел.
Конрад разминал сигарету, чтобы придать ей округлую форму, но она лопнула, и он бросил ее в корзину для бумаг.
Кто такой этот Голубовский? Почему он врет? Голубовский… Знакомая фамилия. Казалось, память вот-вот подскажет ему то, что нужно, но ей опять не хватило силы, и мелькнувшая было догадка рассеялась, так и не оформившись.
Кто такой Голубовский? Это надо узнать сегодня же.
Вошел Юрис и доложил, что продавщица трикотажного магазина сразу узнала плащ.
— Тот самый, — сказала она.
— Такой же, — поправил Юрис.
— Реглан, пятьдесят второй размер, четвертый рост, точно?
— Как в аптеке.
— Давно работаю в магазинах.
Но фотографию Хуго показывали ей напрасно: она не приметила лица преступника.
— Хочешь чаю с пирожками? Когда я покупал, были совсем еще теплые.
— Потом, — отказался Юрис. — Кассирше показывать картинки? Эти, свеженькие?
— Зачем?
— Я тоже думаю, что незачем, Пойду отпущу ее.
— Алвис не звонил?
— Нет.
— Хорошо. Я сам справлюсь. Иди… иди, но к одиннадцати возвращайся. И придумай что-нибудь умное, чтобы на совещании нам не пришлось хлопать ушами. Такой клубок накрутился, хоть вешайся, Что с квартирантом Лангерманиса? Выяснил?
— Вася-Кот. Сидит. Увел велосипед.
— Где сидит?
— В предварилке. Скоро суд. Я им займусь, как только появится свободная минутка.
— Ну, иди же! Чего стоишь? Время не ждет!
Не хватало ему еще неприятностей с Алвисом. Но куда ты денешься!
Ровно в девять дверь Конрадова кабинета отворилась, и на пороге появился Алвис Грауд. Он был очень аккуратно одет, волосы тщательно приглажены, лицо решительное. Ничего хорошего это не предвещало. Особенно, если учесть Алвисово упрямство.
— Разрешите войти, товарищ полковник?
— Заходите, заходите, товарищ капитан, — парировал Конрад, потому что официальный тон не был между ними принят.
— Приказываю заявление, которое лежит у вас в кармане, выбросить в корзину для бумаг!
Нет, не помогло.
Алвис деревянным шагом прошел через кабинет и вытянулся в струнку.
— Служебное задание было выполнено мною поверхностно, что явилось… Я готов отправиться на гауптвахту…
— Строгий выговор с предупреждением! — отчеканил Конрад. — А на собрании сможешь проанализировать свои ошибки.
— Нет, я прошу вас отправить меня на гауптвахту!
— И отправлю! На гауптвахте ты отдохнешь, когда мы закончим дело!
— Прошу вас…
— Будь же человеком, черт подери! Ну, что ты такое натворил? Поверил телефонному звонку; не съездил проверить гараж Нелли Римши? Но ты, между прочим, не имел никакого права лезть в ее гараж! Она могла послать тебя ко всем чертям! Ты же не пожарник, которому позволительно всюду совать нос, ты же инспектор уголовного розыска, и для того, чтобы ты мог куда-то сунуться, необходим специальный ордер. А выговор я тебе влеплю за то, что не сумел сунуть нос в гараж без ордера.
— Я бы попросил ее показать мне гараж, и она показала бы…
— Показала бы. Согласен. Если бы «Запорожец» еще никуда не пропал, а такси 86 — 37 еще не появилось, тогда бы она показала. В противном случае она потребовала бы ордер!
— Если бы не эти трупы, я…
— Ты не попросился бы на гауптвахту?
— Нет.
— Ты же просишься туда потому, что хочешь избежать собрания. Мудрецу Грауду трудно выступать в роли собственного обвинителя. Но неужели ты надеешься, что гауптвахта спасет тебя от последствий твоей ошибки? И совещание тоже не избавит. Так не бывает. Пирожков хочешь? Когда я покупал, были совсем теплые.
— Не хочу.
— А кто же их есть будет? Мне одному не проглотить весь кулек! У тебя есть хоть малейшее представление о том, как и что случилось в доме Римшей?
— Один собрал весь урожай.
— А, может, двое? Или трое? Может… Да садись же! Я рассмотрел различные варианты — просто хоть вешайся! — продолжал Конрад. — Если преступников двое и одного неизвестного гражданина мы обозначим через х, возможны будут разные комбинации. х+Римша. х+Хуго. Хуго + Римша. Единственно Нелли остается вне подозренией, потому что Тереза видела, как она запирала ворота за такси. Она также видела, что Римша приехал, но не видела человека, который уехал в такси. Никто не видел шофера такси!
— Надо начинать с другого конца. Надо начинать со стрельбы. Я был в Донях около половины восьмого и разговаривал с Нелли Римшей. Все ружья были в шкафу. К сожалению, как только я ушел, Тереза отправилась на карнавал — она бы услыхала выстрелы, а другие, дальние соседи Римшей могли их и не слышать, потому что стреляли в подвале. У Козиндов никого дома не было, так как сестра Терезы и мать уехали на работу, а хозяин в это время находился в городе. Он вернулся в девять вечера и выстрелов не слышал. Значит, бойня была между половиной восьмого и девятью вечера.
— Мимо! Соседи слыхали выстрелы. Один выстрел. Один-единственный выстрел около одиннадцати вечера. Только никто из них не подумал, что это выстрел, Козинд сказал: «Был вроде хлопок такой, я слышал. Не мог понять, что это хлопнуло». Другой сосед подумал, что мальчишки взрывают самодельные ракеты. Ну, ты еще не передумал дезертировать?
— Не передумал.
— Тем хуже для тебя. Все равно придется передумать. Юрис помчался в Огре, потому что «Запорожец» Римши еще вчера был найден в лесу у дороги Сунтажи-Огре. Рабочие в лесу заметили его уже утром, но думали, что это грибники приехали или ягодники. В Огре его доставили ночью, еще до того, как мы объявили розыск.
— Значит, этот тип уже далеко.
— К сожалению! — Конрад положил на стол кулек с пирожками: — Ешь, не пропадать же имуществу!
— Я схожу за водой, — Алвис взял чайник.
Алвиса одолели сомнения. Не выглядел ли этот разговор о гауптвахте чистой воды жеманством? Ночью гауптвахта казалась вполне заслуженным наказанием и единственно приемлемым выходом из нелегкого положения, в которое он попал по собственной вине. Теперь же он склонен был рассматривать этот жест как мальчишескую браваду.
Конрад выглянул в коридор — нет ли поблизости пожарников. Пожарников не было. И он включил электроплитку. Если пожарник однажды поймает, семь шкур спустит!
На столе зазвенел телефон, Звонил дежурный бюро пропусков.
— Полковник Улф? Товарищ полковник, явился некий Николай Голубовский. Он хочет дать совсем другие показания.
— Как он выглядит?
— Обычно.
— Взволнован?
— Трудно сказать. Лицо у него застывшее, словно восковая маска. Он требует, чтобы его немедленно провели к вам.
— Хорошо, пошлите его наверх!
Кулек с пирожками вернулся в ящик стола, Голубовский…
23
Они встретились в воскресенье. Козинд только что обошел сад, как и положено заботливому хозяину: накачал воды в бак и включил дождевальные установки — для цветов нет ничего лучше, чем хорошая поливка утром; открыл крышки парников — день обещал быть жарким, и рассада помидоров могла пойти в рост; посмотрел, как расцветает красная смородина; над кустами уже жужжали пчелы. Козинд решил приобрести пару ульев: и мед будет, и саду польза. Он сделал все, как надо, и отправился на кухню завтракать, но тут увидел, что во двор входит Хуго Лангерманис. Козинд, конечно, не узнал Хуго, и Хуго не узнал Козинда, потому что последний раз они виделись черт знает как давно.
Козинд с неприязнью смотрел на Хуго. Этакий потрепанный донжуан не первой молодости. Наверно, станет клянчить местечко на задворках за двадцать рублей в сезон, Сматываться будет с раннего утра и притаскиваться домой поздно ночью. Такие по двору ползают, поджавши хвост, а по пляжу разгуливают в красных индюшачьих плавках и грудь выпячивают по-индюшачьи. Что только женщины в таких находят? В конце концов их прибирают к рукам старушки, схоронившие уже третьего мужа. Чтобы в воскресенье было на кого навести лоск и вывести на поводке. Нет, нет, мне твоих двух косых не надо, можешь засунуть их себе в одно место. Не нужны мне ни две твои сотни, ни три, ни пять… Убирайся скорее вон и не топчи газон!
— Скажите, пожалуйста, здесь живет Козинд? — робко спросил Хуго Лангерманис.
— Снаружи под номером написано!
Кто—то его послал, но мне плевать! Пусть тот, кто послал, построит свой дом, а потом сдает.
— Это вы?
— Я. Что вам нужно?
— Вы жили раньше на Кристаповской?
— Кто вас послал? Этот разнесчастный Викторов? Он…
— Нам надо поговорить с глазу на глаз, — Хуго не дал Козинду закончить фразу.
— Это можно, — Козинд повел Хуго за дом, где под вишнями стояли скамеечки.
Хочет насвистеть чего-то, подумал Козинд.
Хуго протянул Козинду большой фотоснимок и, отвернувшись, стал разглядывать сад так внимательно, будто никогда в жизни не видел ни парников, ни теплиц, ни тем более ростков гладиолусов.
До того момента, пока Козинд не подписал продиктованную Ромуальдом Сашко расписку, он был совсем другим человеком. Разумеется, он никогда не ходил в ангелах, и характерец у него был не приведи господи, но ему не приходило в голову ни с того ни с сего вцепиться кому-нибудь в глотку.
На деньги, полученные у Сашко, он приобрел недостроенный дом, достроил его и купил подержанный автомобиль.
Козинд слыхал, что на гладиолусах можно разбогатеть, но для начала нужны были луковицы хороших сортов. Козинды затянули пояса потуже, потому что Ромуальдовы деньги кончились. Они не могли даже позволить себе купить дочкам по летнему платью. Целый год, обливаясь слезами, девочки проходили в старых туфлях. Козинд чувствовал, что и жена потихоньку глотает слезы: она была не настолько стара, чтобы обходиться одной юбкой и каждую свободную минуту ковыряться в земле.
По книгам выходило все просто: посади луковицы, срежь цветы, и — деньги в кармане. Конечно, работа потребуется, с этим они считались, но деньги, деньги… Деньги надо собрать и вернуть долг. Сашко открыл им путь к достатку, и они должны были воспользоваться этим путем. Другие дети ездили на экскурсии, девчонки Козинда копались в саду. Другие дети ходили по театрам, девчонки Козинда копались в саду. Другим детям покупали новую одежду, девчонкам Козинда перешивали и латали старую. Ни у кого в школе не было таких состоятельных родителей, но в действительности дочки Козиндов жили беднее всех. Дом и сад, как промокашка, впитывали в себя все деньги и все силы.
— Давай жить, как все люди, — заикнулась однажды жена.
— Заткнись! Жена ударилась в слезы.
— Еще одно лето — и мы выкарабкаемся, Мы уже всему научились, — Козинд был несгибаем.
Зимой луковицы поразил какой-то грибок и половина погибла.
Когда в шестьдесят седьмом году к Козинду приехал Ромуальд Сашко, он от волнения отдал ему те пятьсот рублей, которые были отложены на приобретение луковиц и саженцев. Появление Сашко было столь неожиданным, что Козинд опомниться не успел. Сашко появился ночью, Козинд только что выключил телевизор, потому что дикторша ласково пожелала спокойной ночи. Он уже надел пижаму и закурил свою вечернюю папиросу, когда в дверь постучали.
— Кто там? — зло спросил он. По его голосу можно было понять, что завтра тоже будет день и он охотнее встретился бы с пришельцем завтра.
— Открывай, Козинд!
Козинд пожал плечами — голоса он не узнал, но дверь все-таки отпер. И увидел Ромуальда. Душа у него ушла в пятки.
Потом он не мог даже вспомнить, как они оказались на кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28