– Журка! – всхлипнула я.
Голос воришки окреп:
– Не надо!
– Не мешай, сын мой. Ее чары еще сильны… Так вот кто заварил всю эту…
Я не успела додумать. Сильный удар в бок подбросил меня над землей. В голове вспыхнули сотни ярких огоньков, внутри что-то хрустнуло. Боль рванулась прочь из моего тела протяжным волчьим воем. А удары прекратились. Я слышала, как люди топчутся вокруг, тяжело сопят и стучат палками, но никто меня не бил. Я подняла голову, затем медленно подтянула колени к животу и встала на четвереньки. Между мной и людьми стоял Журка. Я видела лишь его напряженную спину, но на лицах людей застыл страх. Чего они так испугались?
– Спятил… Взбесился… Дьявол путает, – перешептывались в толпе.
– Уйди, Христом Богом молю, – посоветовал Журке какой-то здоровенный детина в яркой синей рубашке.
– Отойди, сын мой… Бесовское… – Это уже Анастас.
– Лучше ты уйди, игумен, – сдавленно проговорил Журка, а потом резко взмахнул сразу обеими руками и двинулся на толпу.
Люди отхлынули. Я вскрикнула от ужаса. В руках Журки блестел огромный мясницкий топор. Тот самый, что миг назад я видела воткнутым в пенек за загородкой.
– Опомнись. Ты же на человека никогда руки не поднимал, сколько тебя ни били. Не твое это – бесовское. Она тебя охмурила… – попытались урезонить его из толпы.
Мне удалось подняться. Люди говорили верно. Я и представить себе не могла, чтоб тихоня Журка взял в руки топор и пошел с ним на людей.
Журка скосил глаза. Меня передернуло. Зрачки у него были огромными и шалыми, как у взбесившейся лошади. Убьет и не задумается. Вот почему вышегородцы так испугались…
– Журка! – тихо прошептала я.
– Сын мой, – подхватил Анастас.
Меня передернуло от ненависти. Проклятый настоятель! Что он сотворил с Журкой и этим городом?! Что наплел-накрутил?!
Я забыла о боли. Колышек из ограды сам лег в ладони.
– Твоих рук дело? – зло и хрипло спросила я Анастаса. Мой рот наполнился кровью. Кровавый сгусток шлепнулся игумену под ноги. – Что молчишь? Нашел над кем измываться: над блаженным да над бродяжкой. Иль тебе не найти более сильных врагов? Или ты их боишься и поэтому отводишь душу на сирых и обездоленных? Ты похож на своего князя! Тот тоже ничем не гнушается. И тело отца в церкви сгноил, и братьев зарезал, как телят…
Игумен нахмурился.
– Не слушайте ее, – внятно сказал он притихшим людям. – Это бесовские речи.
– Почему же не слушать? – Я попыталась улыбнуться, но разбитая губа не слушалась, и улыбка вышла кривой. – Или правда режет твой слух, настоятель Десятинной? Погляди, что ты сотворил с Журкой. – Я указала на воришку. Не выпуская из рук топора, тот обводил толпу тяжелым взглядом.
– Пошла прочь, стерва, – прошипел Анастас. Он начал злиться.
– Уйду, – сказала я, – и никогда больше не вернусь. Я давно хотела уйти…
– Нельзя ее отпускать, – зашептались в толпе.
Херсонесец поднял руку:
– Пускай идет. Ведьма сказала, что больше не вернется, так и будет.
Они расступились. Я шагнула вперед. Шаг, еще… Как трудно идти по живому коридору, как тяжело ощущать на своей спине ненавидящие взгляды!
– А ты куда?
Я обернулась. За мной по тому же коридору шел Журка. Анастас поймал его за плечо, развернул к себе.
– Куда ты? – снова повторил он – Пусть уходит. Ты же…
Журка выдернул плечо из его пальцев:
– Прости, игумен. Пусть я опутан чарами, пусть в ловушке, но в этой ловушке мне лучше и спокойнее, чем в Господнем храме. Я пойду с ней.
– Но… – Анастас задыхался. Его лицо стало серым. Испугался? Чего? Журкиных слов? – Ты отрекаешься от Господа?!
Журка печально улыбнулся и качнул головой:
– Нет… Но отречься от нее я не могу. Хотел, пробовал, а не смог. Я уйду с ней.
– Одумайся! – Херсонесец метнулся вперед и заступил Журке путь.
Тот попробовал обойти настоятеля, но ему мешали плотно сомкнутые плечи зевак. Мне все это надоело. Угрозы, страхи… Анастас достаточно поиздевался над парнем..
Я шагнула вперед и толкнула священника в спину. Он оглянулся. Мой кол нацелился острием в его лицо. Нет, я не думала бить, только пугала…
– Уйди с дороги. Уйди, – сказала я, – а то будет хуже.
Он отступил.
– Пойдем, Журка. – Я протянула воришке руку. – Они больше ничего тебе не сделают.
И они ничего не сделали. Просто стояли, тупо глядели, как мы уходим, и молчали.
30
«Проклятая девка, – глядя на удаляющиеся спины, думал Анастас. – Проклятая девка».
Потеря Журки не огорчила настоятеля, парень лишь мешал ему, другое дело – доверие вышегородцев. Он прилюдно выпустил из города пособницу дьявола. Мало того – отдал ей живую душу…
Первый упрек высказала родственница Журки, невысокая русоволосая баба в длинном, до пят, зипуне.
– Что ж ты? – тихо сказала она.
Анастас резко обернулся:
– Я не могу спасти того, кто не желает быть спасенным!
– Но он…
– Он выбрал! – громко, не допуская возражений, заявил настоятель и еще раз проклял невесть откуда появившуюся девку. Он не ожидал, что она окажется так смела и красива. Ее не портили даже поношенная одежда и грязное лицо. А еще в ней было что-то знакомое. Что?
Толпа разошлась, и Анастас медленно побрел к церкви. Ходить по городу стало опасно: мог вернуться Горясер.
И все-таки девка Журки была ему знакома. Где-то он ее видел… Где?
В дверях церкви он обернулся, словно надеялся вновь увидеть ушедших, и тяжело вздохнул. Нет, он не помнил…
Высоко над городом зазвонили колокола. Анастас перекрестился. Хватит думать о неведомой девке и блаженном. Ушли, и слава Богу. Теперь нужно спрятаться до прихода поляков. Лаврентий найдет укромное убежище. Только он будет знать, куда делся киевский настоятель. А Анастас переждет. Он давно научился ждать… Пройдет время, совсем немного времени, и все встанет на свои места.
31
По дороге я немного успокоилась. Кое-что сбивчиво и путано объяснил Журка. Половину пути он ковылял позади, то и дело оглядывался и что-то бормотал. Я не мешала ему. Решила: пусть делает что пожелает; захочет – останется со мной, захочет – вернется. Он остался. А когда миновали Залесье, даже разговорился.
– Пусть ты колдунья, мне все равно! – поравнявшись со мной, заявил он. Будто подвиг совершил.
Мне стало смешно.
– С чего ты взял, что я колдунья?
– Анастас сказал. И оберег твой… Я его сразу признал.
Оберег Старика? Откуда? Ведь я потеряла его в лесу. Журка, наверное, ошибся.
– Анастас сказал, будто он от дьявола и ты присушила меня бесовскими чарами.
Теперь мне стало ясно, почему весь Вышегород ополчился против меня. Такая важная птица, как настоятель Киевской Десятинной, сказал, что я злая ведьма. После такого не мудрено, что били, – мудрено, что не убили…
Я искоса глянула на Журку:
– Эх ты… Поверил…
Он поднял глаза и удивленно хлопнул ресницами:
– А как не поверить? Твой оберег без огня тряпку прожигает.
– Дурак ты, Журка! Такие обереги в восточных странах любому продают за полкуны. Для них даже есть какое-то диковинное название. Старик его давно купил, а потом попросил одного знакомого волхва вырезать на каемке мое имя и сохранные слова и подарил мне. «Пригодится, – сказал. – Он собирает солнечный свет».
Журка задумался. Шагал рядом, перескакивая через вспаханные борозды, пожевывал губами и наконец признал:
– Может, и так. Только Анастас говорил…
– Ты его больше слушай, – презрительно фыркнула я. – Такой наболтает.
– Чего ему болтать просто так? – возразил Журка.
Я пожала плечами. Этого я и не понимала. С чего Анастасу вздумалось травить на меня весь Вышегород? Из-за давней резни в доме Улеба? Но игумен меня даже не вспомнил…
К закату мы дошли до Любичей – небольшого села между Вышегородом и Киевом. Вечер выдался теплый и безветренный, и я решила остановиться за грядой валунов, рядом с селом. К чему понапрасну тревожить чужих людей? Переночуем и тут.
Я залезла на гряду. Большие мшистые валуны лежали полукругом. С одного края росли две чахлые сосенки, с другого – вересковые кусты. За сосенками виднелась дорога к Киеву. Местечко – лучше не придумаешь! Тепло, безветренно, сухо, видно любого прохожего, а коли наломать вереску, так будет мягче, чем на постели…
– Иди сюда! – сбрасывая вниз свой мешок, позвала я.
Журка мигом влез на валун, огляделся и присвистнул:
– Вот так логово!
– Не логово, а пристанище, – поправила я.
– Пристанище… – Журка зевнул. – А-а-а, как ни назови, здорово! Запалим тут костерок, посидим, поговорим. Помнишь, как раньше?
Однако ни посидеть, ни поговорить нам не удалось. Усталость сморила Журку за едой. Он так и заснул с недоеденной лепешкой в руках, откинувшись на мшистый бок валуна. Светлые волосы рассыпались вокруг его головы и в темноте казались вросшими в мох тонкими корешками.
– Эх, земляной человек! – осторожно подсовывая ему под затылок свою рубаху, прошептала я. – Хорошо, хоть костер запалил!
Журка засопел и повернулся на бок. Я села рядом и пошевелила костер длинной палкой. Пламя задергалось, будто испугалось.
– Ш-ш-ш, – сказала я дрожащим огненным язычкам.
Мне с детства нравилась их ворожба. Порой они плясали и корчились, как неведомые духи, а иногда на мгновения превращались в героев древних легенд: сошедшихся в поединке витязей, собравшихся на тайный совет правителей или прекрасных танцующих дев…
Думать о настоящем мне не хотелось. Слишком все стало сложным и запутанным. Князья, заговоры… Чужая воля толкала меня куда-то, словно соломенную куклу, а мне уже было все равно куда – в огонь или в воду…
За кустами по дороге застучали копыта. Я приподнялась. Одинокий всадник выехал из-за поворота. Луна пряталась за его головой, и всадник казался зловещим и темным, словно посланец самой Смерти-Морены. Он приблизился и повернулся на свет костра. Лунные лучи прошили гриву его лошади и скатились по ее атласным белым бокам… Красиво…
– Эй! – Знакомый голос ударил по сердцу.
Мои пальцы впились в камень и содрали клочки мха. Нежная зелень охладила ладони.
– Эй, у костра! – снова позвал всадник.
Рядом зашевелился Журка.
– Чего там? – сонно прошептал он и, не дождавшись ответа, поднялся. – Всадник уже съехал с дороги. У его ноги блестела полоса стали.
«Ты всегда настороже, – про себя сказала я всаднику. – В ту ночь ты тоже не хотел выпускать меч».
– Эй, есть кто у костра? – снова громко спросил он.
– Ну есть, – отозвался Журка.
Всадник остановился:
– Молчалив ты, парень. Или спишь крепко?
– А тебе что за дело? – Журка потягивался и кутался в полушубок. Он хотел спать, а не пререкаться с каким-то странником. – Хочешь погреться или переждать ночь, присаживайся, а нет – ступай себе дальше… – Воришка зевнул и закончил: – С Богом!
– Коли так…
Всадник спешился. Под его ногами захрустел вереск. Я прижалась спиной к камню и зажмурилась. Бах, бах, бах – колотилось в груди. Неужели он узнает меня и откроет перед Журкой мой позор? А если совсем не узнает? Что будет больнее, что унизительнее?
– Присаживайся, чего застыл, – пригласил Журка. – Куда едешь?
Горясер хмыкнул и что-то бросил на землю возле костра, – должно быть, свой скарб. Как хотелось поглядеть на него! Сколько мы не виделись? Долго, очень долго… А последний раз он был таким… Меня обдало жаром, и стало трудно дышать.
– В Вышегород. А вы куда путь держите?
Похоже, он решил не признавать нашего знакомства. Я подняла взгляд. Подняла и пожалела. Сердце екнуло и заныла так, что захотелось вырвать его из груди и бросить в огонь, чтоб больше не мучило…
– Найдена! Найдена!
Я не сразу поняла, что Журка трясет меня за руку. Ах да, он же не знал, куда мы идем. Отвечать мне.
Я собралась с духом и посмотрела Горясеру в глаза:
– В Киев. – Внутри что-то задрожало.
– Не ходили бы вы в Киев, – почти по-дружески посоветовал наемник. – Нынче там мало хорошего.
Я знала. Только выбора не было.
– Нужно, – ответила я. Мне не хотелось лгать ему. Зачем? Он знал обо мне больше всех на этом свете. Знал и молчал.
– Зачем? Кто там у вас? Родичи?
Он ведал, что у меня нет родичей. Или спрашивал Журку?
– Предслава, – ответила я за вышегородца.
Брови наемника сошлись на переносице.
– Предслава? Княжна? – Темная челка упала на его лоб и спрятала глаза. – Зря идете. Нынче к княжне никого не пускают. Ждут поляков.
– Но мне нужно туда попасть. Чего бы это ни стоило, – возразила я.
– Вижу, – усмехнулся он. – По лицу.
Я прикоснулась к ссадине на скуле:
– Это случайно, в Вышегороде.
– Анастас ее ведьмой обозвал, – встрял Журка. Я про него и забыла! Казалось, нас тут всего двое…
– Анастас? – Горясер не удивился, скорее разозлился. – Игумен в Вышегороде?
Я почуяла дурное. А Журка продолжал:
– Там. Живет у Лаврентия, тамошнего настоятеля.
Он не замечал, как в Горясере пробуждались что-то неведомое, могучее и страшное. Меня затрясло.
– Заткнись! – выкрикнула я.
Журка осекся на полуслове и захлопал глазами:
– Ты чего? Чего, а?
– Ничего. Болтовня твоя надоела. Спать пора, – буркнула я и, отвернувшись, завалилась на бок.
Злость на Журку прошла, осталась лишь досада на саму себя. За спиной послышалось кряхтенье Журки. Зря я все-таки набросилась на него. Он же ничего не знал. Ни про Горясера, ни про меч Орея, ни про Летунницу… Я чуть повернула голову. Журка лежал рядом, укрывшись с головой теплым полушубком. Похоже, заснул…
Неведомая сила так и подмывала меня подняться и взглянуть на наемника. Он пристроился у дальнего валуна за костром, спиной к нам с Журкой. Спал или притворялся? Неужели он ни разу не вспомнил обо мне? А ведь узнал! Узнал и промолчал!
Я тихонько села, покосилась на спящего Журку и почти ползком двинулась к Горясеру. Под ногой щелкнула ветка. Меня сперва отбросило назад, на подстилку, а потом стало смешно. Какая трусиха! И чего боюсь? Я ж не делаю ничего плохого. Только доберусь до него и погляжу… Мы так давно не виделись. Я не видела его губ, складочки между бровей, темных и таких жестких на вид волос и маленькой родинки на шее, у самого ворота… А он изменился. Зарос-то как… Моя рука поднялась и легко коснулась щеки Горясера. Колючая… Где он был все это время?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39