– А как на площади орала? «Вперед, новгородские люди! Не пускайте князя! Крушите ладьи!»
– А ладьи-то денег стоят, – подхватил гортанный голос урманина.
– Денег не денег, а я думаю, девка была права, – вступился за меня Коснятин. – Святополк совсем обнаглел. Весь Владимиров род опозорил. Приструнить его надо.
Молодец посадник! Я отыскала глазами Коснятина. Он чуть заметно улыбнулся и тут же посерьезнел, глядя в лицо подошедшему Ярославу.
– Приструнить? – фыркнул князь. – Быстрый ты. Как же я его приструню, если к нему на помощь идет польский король Болеслав? У Болеслава войско побольше моей дружины.
– Мы бы помогли тебе, князь, – неожиданно снова ввязался коротконогий северянин. – За хорошую плату. Ладьи-то надо окупить… У меня в хирде человек сто, еще сотню могу позвать от своего родича Альва Хромоногого. Два дня пути, и они будут в Новом Городе.
Ярослав задумчиво покосился на урманина.
– А ведь верно, князь. – Седой старейшина Нидим поднялся со своего места. Его морщинистые руки огладили длинную бороду. – Новгородцы за тебя постоят, денег соберут. Скажем, по две куны с человека. Ведь соберем же? – Он обернулся к нарочитым. Те дружно закивали.
Надеясь, что обо мне забыли, я двинулась к дверям. Ярослав заметил:
– Ладно, о том подумаем, а ты, девка, погоди.
Я замерла. Все-таки не выпустил… А еще этот коротконогий урманин масла в огонь подлил! «Ладьи денег стоят»! Я, что ли, те ладьи рубила?
– За содеянное придется тебе расплачиваться, – негромко сказал Ярослав.
– Чем же ей платить, князь? – спросил Коснятин.
– Ты, посадник, сам сказывал, что у нее в Киеве и в Вышегороде много знакомцев…
«О чем это он?» – насторожилась я.
– Говорил, что ее знает главарь Святополковых наемников. И знает так хорошо, что даже отпустил ее с ладьи моего бедного брата Глеба… – Ярослав подошел ко мне: – Так вот, девка, выбор у тебя невелик. Или плати мне за три ладьи, что по твоей указке разнесли в щепу, или…
Я взглянула ему в глаза. Глаза были холодными и жестокими. Сердце дрогнуло в дурном предчувствии.
– Или ступай в Киев, – закончил он.
Если б не Коснятин, я бы упала прямо в ноги новгородскому князю, а так лишь пошатнулась и обмякла на руках у посадника. В Киев?! Опять к Окаянному?! Все сначала?! Воздуха не хватало…
– Помилуй, светлый князь… – выдавила я.
Коснятин приподнял меня и поставил на ноги. Колени подгибались и дрожали.
– А что мне миловать? Ты моя должница, а уж чем долг отдашь, твое дело, – равнодушно произнес Ярослав.
– Что же мне делать в Киеве? – выдохнула я.
Ярослав усмехнулся:
– Все просто. Я дам тебе грамотку к моей сестре Предславе. Осенью она уехала в Киев хоронить отца, и с той поры ни слуху ни духу. Боюсь, братец удерживает ее силой, чтоб отдать на поругание своему польскому родичу. Отыщи ее, передай грамоту и помоги бежать из Киева.
Помоги? Да чем же я, нищая бродяжка, могу помочь княжне?
– Пусть тебе подсобят твои знакомцы. Тот же наемник. Мне говорили, он в почете у Святополка, а ты девка красивая…
Если б у меня внутри все не дрожало от страха, я бы засмеялась. Чтоб Горясер помог мне освободить Предславу? Да без должной платы он и пальцем не шевельнет, а на такое дело не хватит всей новгородской казны! А что до моей красоты, то она наемнику ни к чему. Он ею уже насладился… Только князь об этом не знает.
– Я не смогу помочь ей…
Ярослав ничуть не смутился. Даже улыбнулся.
– Нет так нет. Тогда к завтрашнему утру принеси деньги за ладьи, и мы квиты. А чтоб ты не сбежала, приставлю к тебе молодшего из дружины. Прохор!
На его зов в двери просунулась всклокоченная голова молодого дружинника. Голубые глазки воина сонно помигивали.
– За девку отвечаешь головой, – строго приказал ему Ярослав и подтолкнул меня к двери. – А теперь ступайте. И помни, чтоб к утру расплатилась!
Пошатываясь, я вышла во двор. Прохор тенью следовал за мной. Ночная тишина обхватила меня, прохладными руками сдавила сердце. Вот и спела песенку! Прав был Лютич, сама я накликала беду. Только не князю, а себе!
Кое-как я добралась до ворот, прислонилась спиной к верее и сползла на землю. Мой страж, переминаясь с ноги на ногу, топтался рядом. Там, в тереме, я даже не разглядела его лица…
Я набрала пригоршни холодной влажной земли и прижала их к пылающим вискам. Куда же мне податься? Никто за меня не заступится. Да и у кого в Новгороде хватит денег на три ладьи? Разве только…
Решение было бредовым, но все же… Мне удалось поднять непослушное тело. Нужно попробовать… Дойти…
Сзади под шагами дружинника хлюпали доски мостовой. Вот и резные ворота с окошечком. Кулак сам поднялся и вяло стукнул в дерево. Окошечко распахнулось:
– Кто там?
– Я… Найдена…
– Какая такая Найдена? – Голос был недовольный.
Конечно, откуда слугам Лютича знать какую-то нищенку? Нужно собраться с силами. Как-никак, варяг привел этого кривоногого северянина. Теперь вся надежда на него…
– Скажи хозяину, что Найдена стоит у ворот, – собравшись с духом, приказала я невидимому слуге. – Просто скажи, и все!
За воротами забурчали, и оконце захлопнулось. Откроют? Нет?
Ожидая, я закрыла глаза и притиснулась спиной к створкам. Те дрогнули. Неужели не заперто? Нет, просто ворота открывали…
– А это кто? – подозрительно покосившись на моего провожатого, спросил слуга Лютича. Он казался заспанным и сердитым.
– Охрана моя! – Отодвинув слугу, я пошла к дому.
Кузнец был там. Мое сердце чуяло его нетерпение. Обернувшись у крыльца, я велела изумленному Прохору:
– Жди здесь. Отсюда не сбегу.
Парень обалдело кивнул. Он будет ждать… И Ярослав тоже…
Я перекрестилась и вступила в дом Шрамоносца.
24
Темнота. Я пошире раскрыла глаза, затем, наоборот, сощурилась, однако смогла разобрать лишь слабые очертания лавок, стола, печи…
– Я ждал тебя, – раздался из темноты знакомый голос. Стены пожирали звуки, и я не сумела определить, откуда он доносится.
– Вот и пришла, – продолжая озираться, глупо сказала я.
– Чего ты хочешь?
Голос доносился слева, от печи. Я вгляделась, но никого не увидела. Темнота в доме Шрамоносца была густой, как наваристая каша. Она пугала и успокаивала одновременно.
«Окон у него нет, что ли? – мелькнуло у меня в голове. – Или завешивают?»
– Так чего же ты хочешь? – повторил кузнец.
Я собралась с духом:
– Прости меня, Лютич. За то, на площади… Я не со зла…
– Знаю. – В его голосе не было злобы, только горечь. – Но нынче ты явилась не за тем. Говори, чего еще хочет Горясер.
Меня передернуло. Этой ночью я не хотела даже вспоминать о наемнике. Тем более в такой кромешной тьме. А Лютич произнес его имя, и тут же перед глазами встало его лицо, глаза, улыбка… От плеч к коленям поползло приятное тепло.
– Нет! – вскрикнула я.
– Что «нет»? – спросил Лютич.
Не знаю, на кого я больше разозлилась – на себя, кузнеца или Горясера, но со зла выпалила всю правду:
– Не ведаю, что нужно Горясеру, а Ярославу нужны деньги за разбитые ладьи.
– Что?!
– Новгородцы разрубили княжьи ладьи. Урманин Астрид требует за них денег от князя, а князь от меня, – пояснила я. Говорить с темнотой было легче, чем с самим кузнецом. – Чего ж тут непонятного?
То ли Лютича удивила резкость моих слов, то ли он пытался разобраться в сказанном, не знаю, но наступила тишина. На меня накатила внезапная усталость. Все стало безразлично. Пусть кузнец молчит, пусть думает сколько хочет, лишь бы не отказался помочь.
– Но при чем тут я? – наконец сказал он.
– Ты привел урманина. Ты его знаешь… Ты… – Мне не сразу удалось подобрать подходящие слова. Просить Лютича о милости оказалось сложнее, чем я думала. – Ты друг Горясера… Он был со мной одну ночь. Вот я и подумала, что ты… поможешь…
– Чем же?
– Поговоришь с урманином. Попросишь снисхождения, отсрочки…
– Это глупо. – Казалось, кузнец пропустил все мимо ушей и расслышал лишь последнюю просьбу.
Зачем я, вообще, разболталась о Горясере, о той ночи? Я заставила себя успокоиться и вслушаться в речь Лютича.
– Арм мне не родич и даже не друг, – говорил он. – С какой стати он послушает меня и простит такой большой долг? И почему ты решила, что я сумею помочь? Почему ты вообще пришла ко мне?
А действительно – почему? Почему я ждала помощи именно от него?
– А что до дружбы с Горясером, то ты ошибаешься, – продолжал кузнец. – Он не мой друг – он мой рок, мое порождение, мое дитя и мой хозяин… Он что угодно, но не друг. Неужели, проведя ночь в его постели, ты так ничего и не поняла?
Поняла? А что я должна была понять? Что с ним я чувствую себя сильной и в то же время слабой, нежной и решительной, хитрой и доверчивой? Что его невозможно забыть?
– Ты ничего не поняла! – заорал Лютич. – Глупая девка! Он же холоднее льда и тверже камня! Я сам сделал его таким!
Я попятилась. Похоже, у кузнеца снова начинался припадок безумия.
– А я-то полагал… – Лютич вздохнул. Лавка под ним заскрипела. Мне вспомнилась банька, тяжелое тело кузнеца, его жесткие руки, вдавливающие меня в пол…
Я попятилась, уперлась спиной в стену и зашарила по ней ладонями в поисках двери.
– Ладно, не важно… – Кузнец забыл обо мне и стал разговаривать сам с собой.
Я лихорадочно ощупывала стену. Она оставалась гладкой и ровной. Двери не было.
– Пришла ты по его просьбе или по собственной глупости – это уже не важно. Важен Ярослав. Только он может остановить реки крови. Ему бы… – Кузнец ненадолго замолк.
Стараясь двигаться как можно тише, я скользнула влево по стене.
– Ох, не в те руки попало мое творение! – вдруг принялся сокрушаться Лютич. – Не в те! Клинок Орея, защитника и праотца русичей, служит братоубийце!
Я сместилась еще влево. Кузнец распалился не на шутку, может и зашибить. Однако, на мое счастье, Лютич неожиданно спокойно заявил:
– Деньги варягу надо отдать. Не отдашь – отдадут в закупы.
Эк удивил. Будто я сама не знала! Не раз собственными глазами видела несчастных закупов. Они за долги работали годами, все надеялись расплатиться, а потом так и помирали в рабах.
– Продадут, – повторил Лютич и зашагал по горнице, размышляя вслух: – А нужны ли Ярославу деньги? Кабы были нужны, собрал бы со всего новгородского люда. Ладьи-то крушила не ты, а они… Нет, у него на уме другое. Что?
– Он хочет, чтоб я пошла в Киев, – отозвалась я. – Окаянный держит там княжну Предславу, а Ярослав думает, что я сумею ей помочь.
Лютич остановился. Помолчал и произнес:
– Ярослав умен. И тебя выбрал неспроста. Ты – девка, бродяжка, сказительница. Зашла в Киев, наслушалась новостей, захотела спеть княжне… Никаких подозрений. Да, тебе будет легче всех добраться до Предславы. Но помочь ей? Как?
Я пожала плечами. В темноте этого было не видно, но кузнец словно угадал мое движение:
– Вот и я не знаю. А Предслава для Святополка – как щит. Окаянному лишить ее жизни легче легкого, а наш князь любит сестру. Ради нее может склониться перед Киевом.
Я устала от его рассуждений. Мне хотелось на двор, вдохнуть свежести. Темнота душила меня. Ноги подкашивались…
– Предславу надо выручать… – бормотал Лютич.
Я не выдержала:
– Отпусти меня, Бога ради…
Шрамоносец сначала словно не расслышал, продолжал что-то бубнить, а потом вдруг резко остановился:
– Что ты сказала?
– Выпусти меня… – Сил у меня почти не оставалось. – Дверь… не найду…
– Ах дверь. – Я услышала его короткий смешок. – Я и забыл, что твои глаза тут не видят. Но прежде, чем уйдешь, прими от меня совет и подарок.
– Какой подарок? – Мой язык ворочался во рту, в голове гудело, а глаза слепли, слепли, слепли…
Слева заскрипело, заскрежетало, потом послышались торопливые шаги, и мне в руку легло что-то мягкое и теплое.
– Вот. Возьми. Встретишь в Киеве Горясера – отдай это ему и скажи: «Лютич видывал многое, но еще никогда ты не служил неправому делу». А после проси его о помощи. Один раз он тебе поможет. Поняла?
Я уже ничего не понимала, но слабо кивнула.
– Только не разворачивай тряпицу, пока не отдашь ему в руки, – наставлял Лютич. Я не видела кузнеца, только чувствовала странный запах гари. Словно Шрамоносец только что вышел из кузницы. – Запомни, ни в коем случае не разворачивай! А теперь ступай. Киев лучше неволи…
Сзади стукнуло, заскрипело, и мне в глаза брызнул свет. Я вывалилась на крыльцо. Благостный ночной воздух ворвался в мою грудь и побежал по жилам, наполняя тело живительной силой. Я поднесла к глазами подарок кузнеца. Тряпица… В ней что-то твердое… Плата Горясеру за услугу. Какую услугу? И увижу ли я Горясера? «Увижу!» – радостно стукнуло сердце. «Дура! – одернул рассудок. – Какой Горясер, какой Киев?! Русь велика, а князь не Бог, его и обмануть не грех. Но подарочек сохранить не помешает».
Я сунула «подарок» за пазуху и спустилась с крыльца. Уже успевший задремать Прохор услышал мои шаги и вскочил с завалинки. На его рубаху и штаны налипла грязь, шапка съехала набок, рыжие, как огонь, космы торчали из-за уха, а глаза сонно щурились.
– Утро уже? – удивился он.
– Пойдем, соня, – сказала я. – Князь ждет.
Новгород еще спал. Мы миновали площадь, княжьи ворота и вошли на двор посадника.
– Как же князь? – напомнил Прохор, но я не ответила.
Он пожал плечами и потопал за мной к амбарчику. Там я сразу взялась за дело: выкопала из сена свои вещички, увязала их плотным узелком и надела на палку. Отощавший за зиму княжий кошель лег за пазуху рядом с подарком Лютича. В дороге деньги пригодятся…
– Ты куда собралась? – загораживая дверной проем, поинтересовался Прохор. – Князь приказал…
– Передай своему князю, что я пошла в Киев. Грамотка его мне не нужна. Поймают с ней – хлопот не оберешься. И видеть его я не хочу. А теперь отойди от двери.
Прохор не двинулся с места.
– Никуда не пойдешь, покуда князь не выпустит, – угрюмо пробормотал он и оттолкнул меня в глубину амбара. Узелок свалился с моей палки и шлепнулся на пол. Не устояв на ногах, я рухнула следом.
– Гад!
– Это я-то гад?! – возмутился Прохор. – Сторожил тебя всю ночь, как дурак, ходил за тобой, слова дурного не сказал – и «гад»?! Никуда не уйдешь, пока не оповещу князя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39