Нет. Ещё более странным было то, что самому Ридзику такое поведение вовсе не казалось странным. Стрик продолжал верещать:
— У вас на меня ничего нет. Все это сучьё дерьмо! И ты, говноед, это знаешь!
С Данко этого было достаточно, даже если Ридзик и не реагировал. Он подошёл к Стрику, рывком поднял его на ноги, закрутил руку за спину и швырнул о бетонную стенку. Ридзик вздрогнул.
— Где Виктор? — проревел Данко в ухо Стрику. Ридзик пытался разнять мужчин:
— Данко! Какого хрена…
Данко надавил на руку Стрика. Тот закричал от боли. Ридзик пытался ослабить хватку Ивана. Только им не хватало арестованного со сломанной рукой. Да из-за этого по уши в помоях окажешься. Ридзик протиснулся между мужчинами и умудрился оттолкнуть Данко от злополучного сутенёра.
— Ведите себя культурно, — сказал Ридзик. Данко уставился на него, словно соображая, не вырубить ли ему сперва Ридзика, а потом уж Стрика. — Слушайте, Данко, это мой город. Я знаю, как здесь надо делать дела.
Иван Данко отошёл назад. «Ну и отлично, — подумал он. — Посмотрим, как будут действовать ваши американские методы». А к своим процедурам он ещё успеет вернуться, если дела пойдут не так, как, по мнению Ридзика, они должны идти.
Арт толкнул Стрика обратно на стул. Сутенёр поглаживал свою больную руку.
— Я не знаю, что это ещё за хрен, — прохныкал он, — но я вас обоих угроблю за жестокость.
— Эй, Стрик, Стрик, дружок ты мой, успокойся, — произнёс Ридзик утешающим тоном. — Мы просто хотим задать тебе пару вопросов. Прости моего приятеля — слишком много кофе выпил — знаешь, как это бывает. Мы просто хотим, чтобы ты малость просветил нас насчёт Бритоголовых.
— Иди на хрен, — огрызнулся Стрик.
— Это нехорошо, Стрик. Ведь сержант Ридзик может и разозлиться.
— А мне насрать. Я уже говорил, что рассказал Галлахеру все, что знаю.
Ридзик потёр руки. Он вытащил из заднего кармана бумажник, вынул из пачки банкнот хрустящую пятидесятидолларовую бумажку, аккуратно сложил её, лучезарно улыбаясь Данко, словно фокусник, исполняющий особенно сложный трюк. Данко же, в свою очередь, стоял, устремив на американского полисмена недоумевающий взгляд. Он платит заключённому за информацию! Ни разу в жизни Иван не слышал о подобном идиотизме. Данко знал гораздо более быстрые, более эффективные и при этом гораздо более дешёвые способы заставить людей говорить.
Ридзик воткнул сложенную денежку в карман пиджака Стрика. Сутенёр улыбнулся.
За услуги следует честно платить. Капитализм в действии, верно, Стрик?
— В этом величие нашей страны.
— Ну, а теперь предоставь нам оплаченные услуги. Стрик самодовольно ухмыльнулся:
— У Бритоголовых дела пошли на убыль. Я рассказывал Галлахеру. Больше не о чем говорить, — и, скрестив руки на груди, он снова откинулся на стуле, словно объявляя: твой ход, легавый.
— Он врёт, — сказал Данко. Ридзик, казалось, смирился с этим.
— Ну, понимаете ли, в этой стране у него есть Богом данное право так поступать, — Ридзик вздохнул. — Что ж, как нажито, так и прожито.
— Кстати, офицер, когда меня отпустят?
— Вы знаете, мистер Стрик, поскольку нам, кажется, не за что вас тут держать…
— Это верно.
— Тогда… — Ридзик прервал свою фразу, нахмурился и стал принюхиваться, словно охотничья собака. — Эй, Данко, вы не замечаете, чем тут пахнет?
— Бандитом, — ответил Данко, — подонком.
— Нет, — сказал Ридзик. — Кое чем ещё. Более знакомым.
— Ридзик, что за дерьмо?
— Ага! — сказал Ридзик, чьё лицо осветила догадка. — Знаю, что это такое. Попахивает героином. Да, смачным и крепким.
Стрик вскочил на ноги:
— Да что за дерьмо такое?
Ридзик сунул руку в нагрудный карман Стрика и выудил оттуда небольшой пакетик с желтоватым порошком.
— Господи Боже мой, Стрик, — молвил он тоном обеспокоенного родителя, — и вы принесли это сюда? Вы принесли эту гадость на полицейский участок?
Стрик разразился воплями:
— Минуточку, сука! Ты сам сунул мне это говно! Ридзик покачал головой:
— Это серьёзно, старик. Очень серьёзно. Мы тебя отпустили под честное слово — и все такое прочее. А ты так плохо поступаешь, Стрик, — Ридзик прищёлкнул языком. — От трех до пяти лет. И понимаете ли, Данко, они ведь сами прибьют его, когда он туда попадёт: он же стукач. А они терпеть не могут среди себя осведомителей. И стараются, чтобы жизнь — и смерть — оказалась для тех как можно менее приятной. Разве неправда, Стрик?
Стрик прыгнул вперёд:
— Это все ваши легавские махинации. Дерьмо, чувак, поганое коровье дерьмо! — он ткнул в сторону Ридзика своим указательным пальцем, словно кинжалом. — Ты уволен! Можешь идти и забирать свои вещички, потому что в полиции ты больше не служишь, засранец. Да ты знаешь, какого я нанимаю адвоката? У меня такой юрист…
— Вернёмся к Бритоголовым, Стрик, — настаивал Ридзик. — Кто, где и когда?
— Да у меня такой адвокат, который сможет святых представить фашистами, старик. Он живёт за счёт выявления должностных преступлений всяких вонючих мусоров. А уж твою-то паршивую задницу он с удовольствием бесплатно засудит. Ни хрена я тебе не скажу. Слышишь? Ни хрена!
Данко покачал головой. Методы Ридзика они испробовали. Теперь попробуют советские. Он вскочил со стула, ухватил Стрика за руку, крутанул того, словно исполняя замысловатое танцевальное па, заломил руку сутенёра назад и шмякнул его лицом о бетонную стену.
— Шантаж и полицейская жестокость, — бормотал Стрик, прижатый губами к каменной панели.
«Жестокость? — изумился Данко. — Какая же это жестокость? Вот сейчас будет жестокость».
Рука Данко сомкнулась на одном из усеянных перстнями пальцев Стрика. Данко нажал и палец хрустнул.
— Сукин сын! — закричал сутенёр. Треснул другой палец. Так хрустит омар, когда вы разделываете его за ресторанным столиком.
— Господи! Ладно! Ладно! — Стрик быстро заговорил:
— Абдул Элиджа ведёт это дело из «Джолье». Через пару дней поступит товар. Я не знаю где, — он почувствовал, как ладонь Данко сжимает третий палец. Голос Стрика подпрыгнул на октаву от страха и боли:
— Клянусь яйцами, старик, я не знаю где!
— Он не знает, — сказал Ридзик.
Данко отпустил Стрика. Тот прижал изувеченную руку к животу и сполз вдоль стены на пол, ругаясь и постанывая.
— Абдул?
— О, вы в него просто влюбитесь, товарищ, — сказал Ридзик.
— Пойдём.
— Эй, Стрик, — произнёс Ридзик, склоняясь над ним и забирая обратно свои деньги, — как уже сказал этот человек, мы пошли. И знаешь, мне, правда, очень жаль, что ты, так неудачно прищемил дверью пальцы, — он слегка похлопал Стрика по плечу. — Нужно быть поаккуратней, старик.
Глава 6
Во время долгой поездки в тюрьму Ридзик осветил перед Данко личность Брата Абдула Элиджи. Он лишь излагал сухие факты, так, словно это обычный составляющий элемент из жизни полиции, но для Данко рассказ его звучал, будто самая странная сказка изо всех, которые он когда либо слышал.
— Элиджа — это матёрый бандюга, глава одной из крупнейших преступных организаций.
— Но ведь теперь он в тюрьме, значит, он никто. Ридзик покачал головой:
— Не совсем, не совсем.
— Но ведь он же в тюрьме?
Ридзик оторвал глаза от дороги и взглянул на Данко:
— Да, он там. Мы ведь тут тоже иногда кого-то арестовываем, знаете?
— Рад слышать. А то уж я было подумал, что в вашей стране законы вообще ничего не значат, а всем заправляют гангстеры. Расскажите мне про Миранду.
Ридзик нажал клаксон, подгоняя задержавшийся перед ним автомобиль, чтобы успеть проехать на зелёный свет. Побыстрее.
— Миранда? — он на секунду оторвал руки от руля. — Ну что мне сказать? В основе своей это хороший закон. Он предназначен для того, чтобы защитить невинных. Но у каждый палки, как вы знаете, два конца. Так что он разрешает и всяким подонкам держать язык за зубами, пока не появится подобный им подонок-адвокат и не скажет первому подонку, что тому следует говорить.
Для Данко не потребовалось перевода слова «подонок», хотя в Киеве они его и не учили.
— В Советском Союзе у вас тоже есть право посоветоваться с адвокатом.
Сие Ридзика удивило:
— Вы не шутите?
— Через два дня после ареста.
— Через два дня? Вы что, издеваетесь?
— Я не издеваюсь.
— Старик, — сказал Ридзик, — у вас, ребята, все там схвачено. То есть, я хочу сказать, что мы вроде как должны стоять на страже закона, но это вовсе не значит, что закон на нашей стороне. Вы понимаете, что я имею в виду?
И в этом заключалась ещё одна диковинная сторона американского правопорядка.
— Нет, — ответил Данко.
Ридзик сунул в рот сигарету, но прежде чем чиркнуть зажигалкой, бросил взгляд на своего спутника:
— А ваш костюмчик случайно не взорвётся?
— Думаю, это вам не угрожает.
«Ну, — подумал Ридзик, — это уже чуть ли не шутка».
— Просто хотел убедиться, — сказал он. Данко решил, что «Джолье» совсем неплохо выглядит для тюрьмы. Когда они прошли мимо охраны, он оглядел камеры, которые показались ему весьма просторными и чистыми, причём в каждой стояло лишь по шесть коек. А в некоторых, что он с удивлением отметил, даже стояли телевизоры, к тому же цветные. Заключённые слонялись без дела, болтая, слушая музыку либо просто листая журналы. Что служило лишним доказательством того, насколько мягко относятся американцы к преступникам.
В тюрьме не должно быть так шикарно — не удивительно, что преступники её не боятся.
— А этот самый Абдул продаёт наркотики из тюрьмы? Как же это возможно?
— Очень просто. Этих ребят мы посадили, но другие-то остались. Они поддерживают связь.
— Но охрана…
— У них есть замки, но не кляпы. К тому же есть такие места в тюрьме, которые находятся вне сферы надзора, — он показал пальцем. — Не хотите ли туда спуститься?
— Да.
Ридзик кивнул:
— В этом месте банды заправляют всем. Арийское Братство, Мексиканская мафия, Бритоголовые, Эль Рукны, Мусульмане — они правят окружением так же, как правительства — многие правительства — правят своими странами: путём террора. А поскольку большинство из заключённых — рецидивисты, то и у вожака каждой банды есть множество связей со свободой.
Охранник отпер ворота. К своему удивлению, Данко оказался в спортзале, к тому же хорошо оборудованном. Гораздо лучше, чем советские военные. Тут был и помост для штангистов, и баскетбольная площадка, и спортивные снаряды, на которых энергично упражнялись заключённые. И в помещении ещё оставалось достаточно места для желающих попинать футбольный мячик и помахать бейсбольной битой.
— Это уже поле Бритоголовых, — сказал охранник. — Тут я вынужден вас покинуть.
Ворота захлопнулись у них за спиной.
— Послушайте, — сказал Ридзик, — если вы услышите крики…
— Не волнуйтесь, — ответил страж, — вызовем полицию.
— Вы меня крайне ободрили.
Данко продолжал осматривать комнату. На помосте стоял невероятных размеров чёрный бритый штангист. Он выжимал груз весом эдак килограммов на 160. Штанга лежала у него на груди. Человек глубоко вздохнул и, собрав все свои силы, крича от напряжения, вытолкнул штангу над головой. Собравшаяся вокруг небольшая группа Бритоголовых засвистела и захлопала.
— Порядок, мужик, — сказал один.
— Этот человек тренируется! — удивился Данко, произнося слово «тренируется» так, словно это было самым странным делом изо всех, о которых он когда-либо слышал.
— Чудесно, верно? Мы тут не морим их голодом, как в Сибири. Хорошо кормим, даём поразмяться, поднакачать силы. Сюда они приходят просто паршивыми засранцами. А выходят здоровыми, крепкими, сильными паршивыми засранцами.
Постепенно активность в зале стала замирать, по мере того, как присутствие посторонних — белых, и к тому же фараонов — обнаруживалось присутствующими. Ридзик почувствовал неприятное посасывание в желудке.
— Привет, ребята. Играйте дальше, не обращайте внимания.
— Какого хрена тебе нужно, старик? — закричал один из зеков.
В дальнем углу комнаты сидел маленький сухощавый человечек. Лицо его украшала пышная шевелюра и короткая ухоженная бородка. Глаза скрывались за зеркальными очками. Он даже не глянул в сторону полицейских, но, казалось, просто почувствовал их присутствие. И усмехнулся, словно какой-то своей мысли. Ридзику он напомнил музыканта, играющего очень холодный джаз.
— Это он, Абдул Элиджа. Как видите, носит волосы. Он заставляет своих последователей сбривать волосы в знак доказательства их приверженности, но себе, я думаю, он ничего доказывать не собирается. Хозяева ведь всегда живут по иным правилам, верно, Иван? Так же, как и у вас в России.
— Нам нужно с ним поговорить.
— Не сейчас. Эй! — крикнул Ридзик, указывая на стоящего неподалёку Бритоголового. — Подите-ка сюда. Молодой, крепкого сложения негр не спеша подошёл:
— Чего?
— Это капитан Данко. Он проделал долгий путь из России, чтобы побеседовать с вашим вожатым.
— А ты ещё что за хрен?
Ридзик почувствовал, что начинает выходить из себя.
— Что я за хрен? А ты что за хрен? Позови своего хозяина.
— Брат Абдул Элиджа не имеет желания говорить с этим человеком.
— Пусть он сам об этом скажет, дерьмоголовый. Давай, потряси задницей.
Бритоголовый потопал к Абдулу неторопливо, вразвалочку, так, словно Ридзика с Данко не существовало в помине.
— Эти люди не проявляют уважения к нашему офицерскому званию.
— Господи, с чего вы это взяли?
Данко сделал несколько шагов вперёд, остановился, а затем подошёл к помосту. Он наклонился и ухватился за штангу, которая потребовала таких усилий от бритого штангиста. Данко слегка подёргал её, словно проверяя вес.
— Эгей, — сказал Ридзик. — Не сходите с ума. Эта штука весит фунтов триста.
— Сто пятьдесят девять.
— Черта с два.
— Килограмма — 2, 2 фунта в килограмме. Ридзик быстро пересчитал:
— Значит, она весит 350 фунтов . И вы собираетесь заработать…
Данко легко положил вес на грудь и затем, словно играючи, быстро поднял штангу над головой.
— ., грыжу? — закончил Ридзик.
Данко распрямил спину. Он держал вес высоко и крепко, без видимых усилий. Затем медленно повернулся, словно на соревновании, сделав полный круг, позволяя Бритоголовым как следует наглядеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21