Илья Рясной
Ответный удар
Мир в миг превратился в ад. Он взорвался страшным грохотом, насквозь продирающим скрежетом, звоном вдребезги бьющихся стекол, приглушенными короткими криками. И болью. Некоторыми людьми боль владела считанные мгновения. С другими она осталась надолго, по-хозяйски обосновавшись в истерзанных телах.
А ведь только что поезд Москва — Архангельск мчался через ночь со скоростью семьдесят километров в час, и самые большие неприятности, которые грозили ему, — ставшие обыденными опоздания. Люди спали, пили чай или что покрепче, мирно беседовали. «Новых» и «старых» русских, беженцев, военных, железнодорожников, селян и вагонных шулеров объединяла принадлежность к этому скорому поезду — они все были пассажирами. Но в игре вселенских сил им суждено было сродниться еще больше, всем предстояло стать жертвами, обреченными на боль и смерть.
Колеса налетели на посторонний предмет, умело прилаженный к рельсам. Многотысячетонная громада сорвалась с железнодорожного полотна и рухнула под крутой тридцатиметровый откос. Еще недавно казавшиеся крепкими и надежными вагоны теперь были смяты и покорежены, как раздавленные игрушки из фольги. Локомотив и первый вагон с чавканьем ушли в темную воду реки. Наступила оглушающая тишина. Через секунду ее разбил истошный женский крик. Кто-то еще мог кричать.
… Лопасти вертолета с красным крестом молотили воздух над местом катастрофы. Сновали машины милиции и «скорой помощи». Оцепляли место происшествия сотрудники МВД и военные. Сноровисто трудились работники Министерства по чрезвычайным ситуациям. Как вампиры, питающиеся чужими несчастьями, в отдалении кружили телевизионщики. Переполненными оказались и местные больницы и морг.
Произошел теракт — это установили без труда.
Начальник Северного УВД на транспорте был мрачен, под языком у него лежала таблетка валидола. Кажется, за тридцать лет беспокойной милицейской службы генерал уже привык к всему, но сейчас у него заныло сердце. С возвышенности он озирал место трагедии. Рядом с ним стоял начальник областного УФСБ — подтянутый, крепкий, худощавый полковник.
— Заколдованное место, — сказал начальник УВДТ. — Шесть лет назад работяга, которого выгнали с железной дороги, решив подложить свинью мастеру, приладил на рельсы брус. Хотел пустить поезд под откос. Чудом брус увидела спешащая на работу обходчица.
— Мир совсем с ума сошел, — покачал головой начальник УФСБ. — Стрелять надо этих бешеных собак.
— Сначала надо их найти.
— Найдем. Иначе на черта мы нужны!
— Твоими бы устами… — вздохнул начальник УВДТ.
Но террористы сами не пожелали оставаться в тени. О своей причастности к Теракту заявила новая экстремистская организация — «Социал-дворники»…
Сергей Валеев с отчаянием смотрел в бледно-голубое жаркое небо. Он ждал «вертушек». Но что-то нарушилось в привычном порядке вещей. Вертолеты должны были быть еще три часа назад, но они не появились, и, казалось, никогда не появятся. Оставалось лежать за камнями душманского СПС (стрелково-пулеметного сооружения) и стрелять по врагам, которые рвались в новую атаку.
На рассвете его рота во взаимодействии с другими подразделениями спецназа, не потеряв ни одного человека, выбила бойцов ИСОА (Исламского союза освобождения Афганистана) из укрепленного района в провинции Кунар — взяли опорные пункты, сторожевые посты предупреждения. «Духи» отступали к афгано-пакистанской границе, находившейся совсем рядом, и попадали под шквальный огонь. По расчету сразу после акции вертолеты должны были забрать спецназовцев, но они не прилетели вовремя. Зато со стороны Пакистана навалились моджахеды. Столько их Валеев не видел никогда. К месту боя на грузовиках перебросили полк Саяфа — личную гвардию руководителя ИСОА. Около четырехсот отлично обученных воинов ислама поклялись не выпускать неверных живыми. Они волна за волной накатывали на засевших в глухой обороне спецназовцев, безнадежно ждавших транспортно-боевых вертолетов…
"Духи» отстреливали одного бойца за другим. Гремели безоткатные орудия, шлепали пули тяжелого пулемета и разлетались каменные брызги. Под шквальным огнем высунуться было невозможно. У спецназа заканчивались боеприпасы, а помощь все запаздывала. Валеев чувствовал себя абсолютно одиноким и бессильным. Он, легендарный капитан, привыкший сворачивать горы и наводивший страх на врагов, впервые был на грани беспросветного отчаяния.
Казалось, воинов ислама ничто не может остановить — слишком велик перевес в численности, слишком быстро таял у русских боезапас. Но, несмотря на это, атаки духов захлебывались одна за другой.
В разгар боя наконец появились «вертушки», покрутились в бледно-голубом, пышущем азиатским жаром небе, не снижаясь, нанесли ракетный удар и ушли. И опять на зажатых в горах, обреченных на смерть спецов навалилось отчаяние, одиночество.
Помощь подоспела после десяти часов боя. К тому времени русские, не сдав ни единого рубежа, потеряли восемь человек убитыми и двенадцать ранеными — для спецназа потери невиданные. За месяц до этих событий Валеев и его ребята брали укрепленный пункт, который, как считали моджахеды, взять нельзя. Без шума передавили около сотни «духов», не потеряв ни одного своего солдата. Спецы привыкли летучими мышами появляться из тьмы и уходить во тьму, оставляя за собой разбитые боевые позиции, уничтоженную технику и живую силу противника…
Валеев встряхнул головой, очнулся, потянулся за сигаретами. Тяжело вздохнул. Сколько лет прошло, а воспоминания продолжали терзать душу. Бывали потом случаи и похуже и потери посерьезнее, но это ощущение — беспомощности, бесполезного ожидания бесконечно мучило его. Особенно в последнее время.
"Духи» — старые враги. Сколько бились с ними не на жизнь, а на смерть, и кто бы мог подумать, что офицер Советской Армии Сергей Валеев будет работать на них? Если бы кто-нибудь посмел сказать такое даже в шутку, спецназовцы устроили бы трепачу такое промывание мозгов, которое запомнилось бы ему на всю жизнь. Так было совсем недавно. Но времена меняются.
Валеев жадно затянулся пару раз, потом загасил сигарету. Курил он редко, если накатывала глухая тоска. Когда-то смолил по две пачки в день. Но однажды — как обрубил. Он привык отказываться от своих привычек. Вообще привык отказываться от многого. И много терять.
Валеев посмотрел в зеркало. Крепкий, широкоплечий, невысокий мужчина. Что-то основательно-деревенское было в его облике. Широкая кость, оценивающие глаза, смуглая, обветренная кожа. На вид — тракторист из совхоза или крепкий фермер. Эта простецкая внешность была обманчива.
Он подошел к окну. Вечерняя Москва с шестнадцатого этажа казалась игрушечно-красивой. Столица рассыпалась разноцветными огнями, шумела клаксонами, стучала трамвайными колесами. Сверху вообще все видится иначе. С высоты птичьего полета ад кажется вовсе и не адом.
Валеев взглянул на часы. Двадцать два ноль-ноль. Разрушитель уже должен появиться. Он не имел привычки опаздывать.
Раздался сигнал. На экране домофона Валеев увидел здоровенного парня. Коротко стриженный, в кожаной куртке, с золотой цепью на груди — эдакий знак гильдии крутых, — он упорно не желал вмещаться в объектив видеокамеры. Кличка Разрушитель подходила ему как нельзя лучше.
Валеев привычно передернул затвор «стечкина» — это оружие он уважал по-настоящему. Конечно, вряд ли сейчас была опасность. Но Валеев не расслаблялся никогда. И это спасало ему жизнь в самых тяжелых ситуациях, в которых гибли и крутые профессионалы.
Он открыл дверь и отступил в сторону. Разрушитель вошел в прихожую. Гость едва заметно усмехнулся, скользнув глазами по зажатому в руке босса пистолету.
— Здорово, Сергей, — протянул руку.
Валеев крепко пожал, кивнул в сторону комнаты:
— Проходи, — и знаком предложил Разрушителю сесть. Расшатанное кресло жалко скрипнуло под массой грузного тела.
— Ну, рассказывай, — потребовал Валеев.
— Я встретился со связным Муссы, — сказал Разрушитель. — Будет большой заказ.
— Какой большой?
— Не говорят. Но очень большой. Требуют мобилизации всех наших людей.
— Большой заказ — большие бабки?
— Очень большие. Связной так и сказал.
— Да, чеченцы ребята щедрые, — Валеев усмехнулся. — Только имеют привычку вытрясать деньги из тех, кого одаривали.
— Точно. Журналистам за освещение войны в Чечне платили-платили. А как заварухе конец, «чехи» своих корешей воровать начали и бабки обратно выбивать.
— Но мы-то не журналисты. Из нас не выбьешь.
— Пусть попробуют, — хмыкнул Разрушитель, найдя идею забавной.
— Вот, смотри. — Валеев включил видеодвойку, передавали утренние известия. — У нас появились конкуренты.
На экране возникли развороченные вагоны, искалеченные люди, опутанные проводами реанимационного оборудования, усталые врачи.
— «Социал-дворники» — новая организация, — прокомментировал Валеев.
— Не слыхал никогда, — задумчиво произнес Разрушитель. — Что, боишься конкуренции?
— Еще как боюсь… Ладно, что еще?
— Мусса обещал сам прибыть на акцию.
— Сам? — Бровь Валеева поползла вверх.
— Сам, — улыбнулся Разрушитель.
— Небо упало на землю. Мусса объявится в Москве.
— Нет, пока небо на голову не упало, — покачал головой Разрушитель. — Но, возможно, упадет после того, как мы выполним заказ.
В Москву пришла жара. Солнце плавило асфальт, прокаливало крыши машин, искрились в наполненном бензиновыми парами и гарью воздухе. А людей испепелял внутренний огонь, высушивал их мозги, лишая воли. Страх владел их душами. Страх владел городом и не было москвичам покоя. Страх стал постоянным спутником большинства из них в эти жаркие летние денечки.
Редкий день не уносил жизни людей. Взрывы армейских пехотных и противотанковых мин, самодельных устройств гармонировали со стрекотом стрелкового оружия. Преступные группировки своди и счеты. Началась очередная война за передел давно устоявшихся сфер влияния. Но к этому народ привык, воспринимались участившиеся террористические акты.
За два месяца они унесли около ста пятидесяти человеческих жизней. Периодически взрывались оставленные в местах скопления народа сумки, начиненные тротилом машины и мусорные баки. Раньше времени сработало взрывное устройство в багажном отделении аэропорта Челябинска, и можно сказать что в тот день пассажиры «Ту-134» родились заново. И вот новая напасть — «Социал-дворники» — категория малопонятная, а потому пугающая. Они впервые заявили о себе несколько месяцев назад и были восприняты как очередные шуты на арене политического цирка. Но после катастрофы поезда Москва — Архангельск стало ясно — шутками тут не пахло.
Обострилась обстановка в районах, граничащих со свободной Ичкерией. Бандиты наглели, совершая вылазки, угоняя невольников на свою территорию, все чаще обстреливались расположения воинских частей. Бывалые вояки и молодые сопливые солдаты, которым ежедневно повторялся приказ — не отвечать на провокации, не препятствовать процессу мирного урегулирования, не сопротивляться насильникам, грабителям и убийцам — отчаянно матерились. Правоохранительные органы были заняты не столько мыслями о возмездии кавказским террористам, сколько проблемой, как бы удержать народ от ответных действий. Правители Ичкерии долдонили, как всегда, о своем исключительном миролюбии и о провокациях российских спецслужб, но в глазах их президента тлел насмешливый злой огонек.
Горцы с оружием в руках отстояли свое право заниматься бандитизмом, торговлей наркотиками и рабовладением. Но русский народ не обижался на чеченцев, двумя руками голосовал за вывод войск из Ичкерии, оплевывал свою армию и готов был терпеть «чудачества» и экстравагантные поступки горцев. Полевые командиры, недобитые во время боевых действий, прославившиеся разгромами больниц и детсадов, открыто заявляли о войне с Россией до конца — естественно до конца ее, России, поскольку о своем конце они и не помышляли.
Упорно ходили слухи о готовящейся татарами резне в Крыму. Там тоже начали звучать выстрелы и рваться взрывные устройства. Руховцы и татарские экстремисты открыто выступали с обвинениями и угрозами.
Обыватель начинал привыкать к страху, который и открывал двери сначала отчаянью, потом апатии, а затем тупому равнодушию. Приговоренные к смерти только сначала боятся ее, а потом начинают ждать конца как избавления. Россиян приучали ждать смерти. Приучали уже много лет.
Те, кто по долгу службы занимался анализом ситуации, понимал, что происходит нечто из ряда вон выходящее даже на фоне всех безумств последних лет. Они ощущали руку дирижера за всеми этими событиями. Но выяснить, в чем их смысл и в чем корень зла, никто не брался. Тем более никто не мог нейтрализовать бандитов. И не в возможностях дело — они-то как раз еще оставались у ослабевшего государства. Дело было в субъективном факторе. Что могут сильные руки при безумной голове?
Аслан Хамидов нервничал. Что-то складывалось не так. Что точно — он не знал. Но интуиция подсказывала — в окружающем его мире появилась какая-то дисгармония.
Он отхлебнул пива, огляделся. В баре скопилось много народу. Здесь было чисто и уютно. Аслан назначил в этом баре встречу.
Но не сомневался, что человек не придет. Придется, видно, уходить самому. Он встал и двинулся к выходу. И тут появились они.
Их было двое. Один с виду украинец — эдакий вислоусый идеал руховца, другой — русский.
Выход перекрыт. Аслан быстро, без суеты, зашел за стойку.
— Ты куда? — воскликнул бармен.
Но Аслан уже проскользнул в коридорчик за его спиной.
Преследователи заметили это и рванули следом.
— Пшел, — украинец оттолкнул подвернувшегося пьяного. Тот, падая, перевернул стул.
Аслан проскочил к служебному выходу, надавил плечом на дверь и оказался в небольшом глухом дворике.
Там его ждали. Точнее — ждал один человек. Земляк-чеченец. Их разделяло несколько метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19