.— А ведь ты тогда догадался, — вспомнил его слова Николаев. — Что же ты тогда молчал, Григорий Петрович?— Во-первых, фактов не было, одни догадки, во-вторых, больно уж здорово сыграли они эту сцену в мертвецкой, а в-третьих…, — вздохнул Клементьев. — дурак я, что тогда шум не поднял… Все! — И положил трубку.… Бледное изможденное лицо Веры Георгиевны стояло перед глазами Николаева как навязчивый кошмар. В ушах звучали её слова о гордости, порядочности, о чувстве собственного достоинства. Вспомнилось опознание трупа убитой женщины в Ялте, когда она бросалась перед этим трупом на колени и целовала родимое пятнышко на ноге. На чьей ноге? На ноге девушки, которую зверски убили при её же участии? Но каком участии? Какую роль она играла во всей этой истории? Кто главное действующее лицо этой трагедии во многих актах? Будет ли эпилог? Как подступиться к ней? Только вскрытие могилы, других путей он пока не видел… Ведь уничтожены все свидетели, все исполнители, никого не оставили в живых…Николаев включил телевизор. Передавали новости, они подходили к концу, шли новости культуры.«В Париже западный коллекционер, пожелавший остаться неизвестным, приобрел у гражданина России несколько до того неизвестных полотен Ван Гога. Подлинность картин установлена. Цена приобретения не называется, но полагают, что речь идет о нескольких миллионах долларов. Кроме того, коллекционер купил подлинные письма Екатерины Второй и неизвестные рукописи Пушкина», — говорила дикторша.Николаев выключил телевизор и бросился к своему «Жигуленку», на ходу накидывая пиджак.Ехать было недалеко. Он остановил машину около подъезда и поднялся наверх. Позвонил. Открыл незнакомый мужчина.— Здравствуйте. Мне Веру Георгиевну.— А она тут больше не живет. Она нам продала квартиру. Мы с детьми разменялись.— А она где?— Вера Георгиевна в Южносибирск уехала к мужу. Ей теперь такая квартира не нужна. У неё теперь там, небось, особняк с прислугами, бассейнами. Муж-то её, Верещагин, мэр города, а городок у них сильно нефтью богатый. Не слыхали? Теперь они там сумасшедшие деньги сделают, так что здесь её не ищите…Николаев не слушал. Он медленно спускался по лестнице. Вспомнились похороны на Востряковском кладбище, согбенная спина безутешной матери в стареньком холодном пальтишке. И роговые очки будущего мэра Верещагина. Как же он тогда смеялся в душе над доверчивым простофилей следователем…… В конце мая Тамара и Верочка уехали путешествовать по Европе. Поездом до Праги, а потом — через Германию в Париж. Кольку оставили дома, очень уж плохи дела были у него в школе… Огромных трудов стоило Николаеву, чтобы заставить его закончить учебный год хотя бы на одни тройки.Был Николаев и у прокурора. В связи с делами, которые он вел, он попросил дать санкцию на вскрытие могилы Лены Воропаевой на Востряковском кладбище для точного установления личности похороненной. Прокурор поглядел на Николаева, как на сумасшедшего.— Вы в своем уме, Павел Николаевич? — спросил он. — Вы знаете, какую поддержку в высоких кругах имеет этот Верещагин? У него есть большие шансы в ближайшем будущем баллотироваться в губернаторы одной из областей Сибири. Через этого Верещагина делаются такие крупные дела… Ведь город Южносибирск богат нефтью и другими природными ресурсами. И если мы тронем такого человека, нам с вами не поздоровится.— А каким образом стал мэром города мало кому известный директор завода? — спросил Николаев, хотя вовсе не желал задавать этот вопрос. — Ведь шансы у бывшего секретаря райкома Рахимбаева оценивались куда выше.— Попал в струю, — лаконично ответил прокурор. — И ходили слухи, что он очень богат, этот Верещагин. То есть, начинал свою предвыборную кампанию с большими деньгами. А на чем он разбогател, никто не знает. На заводе, который он возглавлял года полтора, а до этого лет десять работал главным инженером, все чисто, документация в полном порядке, рабочие и инженеры довольны, Верещагина хвалят, как родного отца. Так что, забудьте про это, Павел Николаевич… Вы очень хороший следователь, умный и трудоспособный… Я слышал, что вас скоро должны представить к званию подполковника. Вами очень довольны, и особенно, кстати, в связи с раскрытием этого дела со взрывом и убийствами. Желаю успехов.Николаев выходил из кабинета униженный и раздавленный. Все, чем он занимался второй год, было признано ненужным. Убийца четырех людей в машине, убийца Юркова и Мызина был найден, другой следователь доводил до победного конца дело об убийстве Лены Воропаевой и Андрея Полещука. И за все отвечал покойный Кирилл. Поубивал всех, хотел покончить с собой, но его застрелили на берегу моря с целью ограбления. Людей нет, и дел нет. Замкнутый круг.…Числа десятого июня приехали Тамара с Верочкой. Николаев встречал их на Киевском вокзале. Они вышли из вагона веселые, переполненные впечатлениями.— Ну как вы?— Ой, Паш, сказка, — отвечала Тамара, целуя его. — Какой красивый город Прага! Больше всех мне понравился! И такой уютный, спокойный. А цены — все гораздо дешевле, чем у нас!— Ну а Германия как? — спросил Николаев, заводя машину.— Чисто, уютно, вылизано просто все. Все такие уверенные в себе, спокойные, радушные…— А Париж? — Машина тронулась с места.— Париж, Паш, сразу взглядом не окинешь и за такой короткий срок толком не оценишь. Есть что-то от нашего Ленинграда, но все равно это что-то ни с чем не сравнимое. Ну, Париж есть Париж, и этим все сказано. Были в Версале, на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа. В Лувре два раза были, потом… Да, Паш, слушай. Что я тебе расскажу, ты не поверишь! Были мы на Вандомской площади, ездили смотреть Вандомскую колонну, обзорная экскурсия была по городу. Так вот — гуляем мы с Верой по площади, на ней снимался фильм «Фантомас», ну, самое начало, когда они ювелирный магазин грабят. Там на углу самый богатый отель в Париже, да чуть ли не во всей Европе, «Ритц» называется. Так вот. Подъезжает к этому самому «Ритцу» автомобиль. Черный «Мерседес», по-моему, шестисотый я, правда, плохо разбираюсь в этом, но все на него обратили внимание, и я обратила тоже. Так вот, останавливается этот «Мерседес» у дверей отеля, к нему швейцар подбегает, дверцы открывает. А из машины выходит, знаешь, кто?— Знаю, — вдруг побледнел как смерть Николаев и поехал очень медленно, словно боясь что-нибудь нарушить.— Откуда ты знаешь? — удивилась Тамара. — Что с тобой, Паш? Тебе плохо?— Да нет, — взял себя в руки Николаев. — Мне хорошо, раз вы приехали. Просто, я, кажется, действительно знаю, о ком ты говоришь.— Ну и кто же это? — обиженно спросила Тамара, досадуя на то, что муж помешал ей доставить ему сюрприз.— Сослуживица твоя бывшая, бедная библиотекарша в стоптанных сапогах и стареньком пальтишке. Леночка Верещагина. Ведь так? — Он повернулся к сидящей с ним рядом на переднем сидении жене.— Так… Откуда ты знаешь? — поразилась она.— А кем я работаю? Я следователь, — усмехнулся Николаев. — Это мой долг знать все. Чуть раньше бы только все это узнать… Продолжай.— Выходит из «Мерседеса» шикарно одетая дама лет двадцати пяти. Платье Бог знает от кого, на пальцах бриллианты. Спокойная, уверенная, без особой важности, словно все это для неё не в диковину. Но глаза грустные, печаль в них какая-то, молодым не свойственная. Вышла она из машины, равнодушно оглядела все вокруг. А мы совсем рядом стояли. Она на нас даже не взглянула. А я внимательно рассмотрела её. Она это. Точно, она. Такого сходства быть не может, Паш. И родинка на правой щеке, я её хорошо помню.— Да не доказывай ты мне это, раз я сам догадался, что это она…— Но она же…— Тайна, покрытая мраком. Тайна следствия. И не надо никому об этом рассказывать, Тамара. И ты Вера, ни в коем случае об этом никому не рассказывай. Опасно это.— Да, интересное продолжение имела эта новогодняя история…, — покачала головой Тамара. — И, кажется, теперь я все понимаю, до мелочей… Так, значит, выпустив даму, швейцар открыл водительскую дверцу, и из машины вышел пожилой джентльмен лет шестидесяти. А за ними лакеи везли на колесиках два огромных чемодана. Так вот…— Хорошая погода сегодня в Москве, правда? — спросил Николаев. Они ехали по Бережковской набережной в сторону Университета. — А ты, надеюсь, никому из экскурсантов не рассказала про свою чудесную встречу с воскресшей покойницей? А ты, Вера?— Я жена следователя, — гордо произнесла Тамара. — А она дочь следователя.— Молодцы вы у меня! — широко улыбнулся Николаев. — А Колька все-таки год без двоек закончил. Одни, правда, трояки, кроме физкультуры. Здоровый у нас балбес… 6. … — Вот, Григорий, — вздохнул Николаев, слегка дотрагиваясь до плеча призывника. — А теперь подхожу заключительной и самой печальной части этой кровавой истории… Трупы считаешь? — мрачно поглядел на парня Николаев.— Сбился, — признался Гришка. — Хотя, погодите, дядя Паша… Четыре, потом два, потом ещё два, потом один, потом, значит, этот Левка… Десять получается…— Да, десять… А, скорее всего, одиннадцать, если считать, что убили убийцу… А следующим стал…, — тяжело вздохнул Николаев. — Ладно, слушай дальше, теперь уже недолго осталось…… Где-то в начале октября в десять вечера в квартире Николаевых раздался телефонный звонок. Подошел Павел.— Алло! Павел Николаевич! Ты? — раздался в трубке знакомый голос.— Григорий Петрович? Клементьев?— Он самый, — словно задыхаясь, говорил Клементьев. — Я говорю из автомата. У меня для тебя есть важная информация. Но я не могу говорить, за мной следят. Я, правда, хитрый, оторвался от них, и пока их вроде поблизости нет… Но могут в любой момент появиться…— Кто следит?— Узнаешь, кто. Короче, раскрыл я тайну твоих сокровищ. Знаю все в подробностях. Кроме одной, правда. Я лечу из Новосибирска через Москву к себе в Симферополь.— Так заезжай. Или я приеду, куда скажешь.— Нет, рискованно, Павел, очень рискованно. Я в самолете накатал письмо, там все подробно изложено, и как я получил эту информацию, и сама информация. Теперь слушай меня внимательно. Я в Москве, приехал на частнике из Домодедова. Вышел из машины на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов. Там есть шашлычная «Ингури». Знаешь?— Знаю, как же!— Так вот. Здесь работает официанткой некая Валя Сорокина. Эта женщина была мне близка когда-то, ну, любила меня безумно, когда я в Москве в высшей школе МВД учился. Она не подведет. Письмо у нее. Езжай туда немедленно, тебе недалеко, она будет тебя ждать. На крайний случай, у неё есть твой номер телефона. А я исчезаю. Попытаюсь долететь до Симферополя, а там со мной шутки плохи, все схвачено. Ты меня понял?— А, может быть, тебе все-таки лучше приехать ко мне? Здесь бы все и рассказал, и отсиделся бы здесь. А потом мы бы твоих преследователей в оборот взяли… Нашли, кого пугать…— Глуп ты, Павел Николаевич. Неужели меня у тебя эти люди не будут искать? А в оборот их взять не так-то просто, что с санкцией на вскрытие могилы вышло? А? То-то… И риску я тебя подвергать не стану. Сейчас их нет, в Домодедове я им следы запутал, сел на одну машину, заплатил водителю и незаметно, чуть ли не на ходу из неё и выскочил. А сам на другой приехал. Но они обязательно сядут ко мне на хвост, сомнений нет — слишком серьезные бабки тут замешаны… И, наверняка, они уже едут в твою сторону, знают, что мы с тобой в Ялте это дело вели. А я теперь их во Внукове встречу, не раньше. А ты выезжай скорее, так будет лучше. Все. Пока. Привет Тамаре!Николаев, как угорелый, вскочил, натянул на себя все, что попало и бросился вниз к машине, крикнув на ходу Тамаре: — Скоро буду! Дверь никому не открывай! Хорошо, что наши все дома! Если кто позвонит, скажи — с работы ещё не возвращался!Уже в половине одиннадцатого он был у шашлычной «Ингури». Нашел Валю Сорокину, получил от неё письмо в мятом конверте.— Какой-то ошалелый был сегодня Гриша, никогда его таким не видела, — заметила официантка. Но Николаев уже мчался вниз к машине.… У его подъезда чернела незнакомая «Волга» с замазанными грязью номерами. Интуитивно Николаев почувствовал опасность, исходящую от этой машины. Он снял с предохранителя пистолет, сунул за пояс. И пожалел, что не прочитал письмо в машине. Если бы прочитал, подошел бы к «Волге» и побеседовал с её пассажирами. А так рисковать было нельзя — ведь об этом просил его Клементьев.Павел медленно, в полной боевой готовности выхватить из-за пояса пистолет, зашагал к подъезду. Дверца «Волги» приоткрылась, но оттуда никто не вышел. Павел нажал подъездный код, дверь отворилась, и он нарочито медленно вошел внутрь. Лифт был на первом этаже. «Могли бы запросто замочить, если бы хотели», — подумал он. — «Не сочли нужным, как видно…»— Тебе тут какие-то люди звонили, — встревоженным голосом говорила Тамара. — То один мужской голос, то другой. Незнакомые… И какие-то неприятные… Я сказала, что ты не возвращался с работы…— Умница моя! — крикнул Николаев и бросился в свою комнату, на ходу распечатывая конверт.«Привет, Паш! Пишу в самолете, так что, извини за сумбур в мыслях. Доконала меня эта история, места я себе не находил. Хрен с ними со всеми, с их гребаными сокровищами, но жалко мне девчонку-сироту, которая погибла из-за их махинаций только из-за своего сходства с Воропаевой. Из-за неё я и затеял все это. Хорошая была девчонка, добрая, чистая, черт её дернул связаться с этим Левкой, прожила бы ещё лет пятьдесят, детей бы народила. А я помню мертвецкую и лицо её изуродованное. Ладно… Был я в командировке в Новосибирске, туда следы одного нашего бандюгана вели. Сделал, что положено и решил рвануть в этот Южносибирск, где мэром этот пресловутый Верещагин. Окраску сменил, переоделся в бомжа и нашел его особнячок. Ничего избушка — четыре этажа, ограда непробиваемая, не подберешься. Иномарки то и дело подъезжают, одна другой краше. Потолкался я там денек, видел и учительницу твою, скромницу. Вышла она из шикарной иномарки, разодета — никакой кинозвезде такое и не снилось. Важная, надменная, не подступиться. Короче, на другой день угнал я тачку из города, подогнал поближе к их вилле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31