.. И произошел поцелуй двух систем -- непокоряющихся, волевых и сильных и победила та, которая предназначена для убийства...Киллер лодок, бесподобный "Шквал", разворотил носовую часть атомного крейсера, в том числе и первый торпедонесущий отсек...
Когда все, кто были на террасе, высказались, наступило тягостное молчание. Его прервал тихий, немного вкрадчивый голос секретаря Совета безопасности Сергея Иванова. Этот человек, относительно недавно сменивший генеральские лампасы на цивильный прикид, мягко слал да твердо спать...Рационалист до мозга костей, он тем не менее не был лишен чувства сострадания к попавшим в беду, что в общем-то свойственно всем интеллектуалам...
-- Что случилось, то случилось... Но что же будет, если мы открыто, на весь мир объявим, что российские моряки собственноручно топят свои первоклассные субмарины? Это позор -- позор стране, правительству, -- взгляд в сторону Касьянова, -- и, естественно, дискредитация нашего президента. Поэтому я предлагаю всю информацию наглухо для прессы закрыть...
-- Сомневаюсь, что пресса это проглотит, -- негромко возразил Касьянов. -- Что-то мы обязаны будем объяснить СМИ и народу...
-- И объясним, -- Иванов пригладил хронически встающий на дыбки хохолок волос возле самого пробора. -- Мы дадим в прессу три версии. Первая -возможное столкновение с другим, пока неопознанным, объектом, вторая -взрыв мины времен второй мировой войны -- и третья...Ну что ж, тут мы не отойдем далеко от правды, сказав, что возможен взрыв и на самой лодке...
-- В принципе, это самый оптимальный вариант, -- сказал вспотевший Сергеев. -- А ведь строго, говоря, абсолютно быть уверенными, что именно "Шквал" с "Необратимого" потопил лодку, мы тоже не можем. Взрыв был такой мощности, что по обломкам не определишь, где остатки торпед "Курска", а где от чужого "Шквала"...У нас всюду торпеды такого класса...
До селе хранивший молчание Рушайло, которому не удалось выспаться из-за того, что пришлось участвовать в ревизии, которую накануне с прокуратурой проводили в квадрате Е-9, проговорил:
-- Тогда возникает другой вопрос, а где же та торпеда, которая прошла мимо подлодки? Где-то она должна же была проявиться?
Сергеев улыбнулся, но ничего не сказал.
-- Странная в этом смысле вырисовывается ситуация, -- сказал Патрушев. -- По нашим оперативным данным, в районе учений околачивались две американские подлодки и так совпало, что одна из них после взрыва ошвартовалась в норвежских верфях.
Вмешался Куроедов:
-- Это, конечно, шутка, американские лодки хоть действительно находились поблизости, однако не были причиной катастрофы. На второй день мы провели в районе гибели К-41 мониторинг, и никаких следов присутствия или столкновения с внешним объектом не обнаружили. Более того, характер разрушений однозначно указывает на взрыв внутри крейсера...
-- А это значит...-- полуспросил, полуутвердил Иванов.
-- А это, мои дорогие товарищи, значит только одно: все живое, что было в момент взрыва на лодке, в течение нескольких мгновений превратилось в ничто...-- главком ВМФ взял лежащий на краю стола рулон бумаги и развернул его. Это был план "Курска"...-- Вот смотрите...Первый отсек, который так и называется торпедный, что о многом говорит...Но кроме торпед здесь еще находились крылатые ракеты "гранит"...
-- Надеюсь, ядерных ракет там не было? -- слишком оптимистично произнес Касьянов, хотя ему как никому другому было известно -- "Курск" не та территория, на которую распространяется мораторий на запрещение ядерного оружия.
-- Михаил Михайлович, об этом пока не будем говорить...-- Куроедов поднял от схемы подлодки голову и тихо произнес: -- Возможно, и не было, потому что это были учения, но утверждать на сто процентов я тоже не могу...
Сидевший рядом с Касьяновым вице-премьер Илья Клебанов не мог отделаться от ощущения, что присутствует на похоронах. И он спросил о том, что свербело, не давало покоя с той самой минуты, когда пришло известие о гибели лодки. По дикой случайности, на "Курске" проходил службу его родной племянник мичман Соловьев..."
-- Есть хоть какая-то надежда, что кто-то из экипажа жив? -- спросил он, с замиранием сердца ожидая ответа.
Приговор произнес Куроедов:
-- Чтобы вы поняли, объясняю...В первом отсеке находилось шестнадцать торпед, а это в сумме 1600 килограммов тротила и примерно столько же, а может, и больше, ракет...Взрыв такой мощности мгновенно разрушил второй отсек управления, и третий так называемый выдвижной отсек, четвертый жилой, и пятый и пятый бис...И всюду были люди. Поэтому...как бы горько нам ни было это осознавать, я вынужден констатировать, что жизни на подлодке больше нет...Мы пытались прослушивать и вначале что-то вроде стука изнутри исходило, но это могли быть лопающиеся светильники или какие-то другие шумы...Не будем забывать, в отсеках гигантское давление...
-- Значит, все 118 человек экипажа погибли? -- как бы подвел черту Касьянов.
-- К величайшему нашему сожалению, -- Куроедов свернул в рулон план "Курска". -- К нашему великому сожалению. Хотя по теории вероятности...Но пока я могу констатировать только одну непреложную истину: на крейсере находились лучшие люди флота и это была наша лучшая лодка...
Никто не обратил внимание на поднявшегося с места Клебанова -- он вышел на крыльцо, ему не хватало воздуха и сердце стучало отбойным молотком.
Вернувшийся за стол Клебанов был бледен и не очень ему удавалось спокойствие, хотя в правительстве этот человек славился чрезвычайной уравновешаностью. Волошин понял, что вице-премьер подавлен, и он сам был подавлен услышанным и потому спросил у Касьянова:
-- Спасательные работы будут проводится?
-- Конечно, будут. Даже если там остался один человек, такие работы будем проводить. Это наш долг, другое дело, что руководство ВМФ должно разобраться в причине случившегося и сделать серьезные выводы.
-- Я не снимаю с себя ответственности и готов сейчас же подать в отставку.
Однако этот пионерский порыв Куроедова не нашел отклика. Слово взял Сергей Иванов.
-- Не будем драматизировать...Разумеется, это ужасно, что гордость военно-морского флота погибла не в сражении, а по причине нашей халатности. И с этим еще надо будет разбираться. Но я хочу сказать о другом, о тех, кто уже никогда не пройдет по земле, не обнимет своих близких...Это печально, печально и то, что в чеченской кампании мы потеряли более пяти тысяч молодых жизней. На одной только 778-й высоте были уничтожены восемьдесят десантников, тридцать семь омоновцев погибли в Веденском ущелье и так далее...И есть только одно утешение, что эти жертвы не напрасны...
Маршалу Сергееву тоже было нехорошо. Накануне, в два часа ночи, у него так расшалилось сердце, что пришлось вызывать неотложку. Давление...И слушая Иванова, он вновь почувствовал перебои в груди и напряженку в висках.. Но куда денешься, надо терпеть, впрягся -- тащи... А Иванов между тем продолжал -- тихо, вкрадчиво, словно боялся быть подслушанным.
-- Жертвы, где бы они ни имели место, это всегда горе, беда...И, наверное, будет не мудро гибель подлодки каким-то образом выделять, хотя понятно, смерть экипажа ужасна, но...Но выделяя эту трагедию, мы как бы умаляем все те человеческие драмы, которые принес терроризм. Я понимаю, что об этом должен знать президент, но можем ли мы его сейчас нагружать этой бедой?
-- Нет, не можем, -- категоричность в голосе Патрушева не вызывала сомнения. -- Он достаточно хлебнул за эти три дня, пусть приходит в себя.
-- Но ситуация требует вмешательства президента...хотя бы в части соболезнования... присутствия при спасательных работах, -- голос Клебанова дрожал, но эта деталь никого не удивила. -- Что скажет то же НТВ, если президент самоустраниться, что скажет думская оппозиция? Это нешуточный вопрос...И я не понимаю товарища Патрушева, который говорит, что пусть президент приходит в себя... От чего он должен приходить в себя? Я к Владимиру Владимировичу отношусь, как и вы, с большой симпатией, но ситуация такова...
Касьянов поднял руку, давая своему заместителю понять, чтобы тот не нервничал. Он, разумеется, не мог рассказать Клебанову всю подоплеку сложившейся обстановки. Но он был с ним согласен: президент должен выступить, сделать заявление и не через средства массовой информации, а лично, по телевидению...
Иванов, в очередной раз пригладив на голове хохолок, безапелляционным тоном заявил:
-- Этот вопрос мы муссировать не будем. Достаточно хорошо зная Путина, могу со всей ответственностью заявить, что он в разыгрывании слезливого сериала участвовать не станет. Я имею в виду его возможную поездку в Северодвинск, на корабль "Петр Великий", участие президента в митингах, общение с близкими погибших моряков и так далее... Да, в уме мы можем себя тешить надеждой, что на лодке кто-то уцелел, но это ведь иллюзия...И заставлять президента делать благостный вид, какое-то дикое рвение, будто он участвует в спасении еще оставшихся в живых моряков, это ли не ханжество. Такую медвежью услугу мы ему оказывать не можем...Да он и не в состоянии после всего перенесенного активно участвовать в...-- Иванов на мгновение стушевался, -- в такого рода мероприятиях...-- Хотя с языка у него срывалось другое слово -- "цирк"..
-- Значит, будем создавать видимость спасения? -- неопределенно бросил маршал Сергеев.
И так же уравновешенно, с олимпийским спокойствием Иванов парировал реплику:
-- Да, будем, но не вмешивая сюда президента. Не спорю, расходы на проведение спасательных работ будут велики, но не больше того, что может потерять страна и ее престиж. А ее престиж -- это многомиллионные инвестиции, это контракты с Россией на поставку современного вооружения и так далее...Я думаю, игра стоит свеч.
Возражений не последовало.
Черту разговору подвел Волошин.
-- Я абсолютно с этим согласен. Президента нельзя втравливать в не до конца ясную ситуацию. Однако кто-то должен ему доложить о случившемся...
-- Сделаем так, -- Касьянов поднялся из-за стола и подошел к окну. -- Я беру на себя прессу и все такое, а вы Александр Стальевич, как только представится возможность, обрисуйте Владимиру Владимировичу обстановку. И поменьше мрачных тонов: что случилось, то случилось.... А я позвоню ему и скажу, что правительство вместе со специалистами ВМФ предпринимает все меры к спасению экипажа, о чем, кстати, я расскажу и СМИ... Что родственникам будет выплачена денежная компенсация, оказано самое пристальное внимание ну и так далее...А когда президент оклемается окончательно, мы с ним обсудим все остальное...
Куроедов в знак согласия кивал головой, Сергеев тоже выражал полную солидарность со словами премьер-министра и лишь Иванов, отстраненным взглядом изучал висевшую на противоположной стене картину -- сочинский пейзаж с пальмами. Но в этой отстраненной созерцательности внимательный наблюдатель мог бы заметить предельное напряжение, свойственное очень педантичным и энергичным людям. И только Рушайло, с непроницаемым лицом, водил "шариком" по листу бумаги -- он рисовал серп и молот, а под ними крупными печатными буквами изображал слово "СССР". Это у него давняя привычка и кроме этого символа ушедшей эпохи его рука ничего другого изобразить не могла. Но и он, переживший не одну смерть среди своих спецназовцев, тяжело сносил случившееся, и мысли его то и дело перекидывались то в просторы Баренцева моря, под водами которого, в стальной чечевице, возможно, загибались от удушья люди, то в предгорья Северного Кавказа, где тоже расставались с жизнью самые крепкие и самые способные к жизни...
Клебанов, посчитав, что совещание окончено, поднялся со стула и подошел к Касьянову. Разговор, который они завели, касался средств, которые скорее всего придется выделить на спасательные цели, подъем лодки, материальную компенсацию, а также для поездки родных и близких погибших моряков в Северодвинск, последнего их прибежища. Разговор для непосвященного человека неинтересный, цифирный, но неизбежный, как неизбежен припев в даже самой грустной песне.
Спустя минут сорок после совещания, Илья Клебанов вышел на улицу и прошел по аллее к дальней скамье. Он тяжело на нее уселся и, уткнувшись в ладони, тихо заплакал. Он пытался сдержаться, но плечи предательски вздрагивали, а слезы, не спрашивая разрешения, текли и текли и по мере того, как это свершалось, душа обретала отдохновение, с сердца сваливался непомерно тяжелый груз. "Все будет хорошо, -- Клебанов достал из кармана носовой платок и незаметно стал вытирать глаза, -- все будет хорошо... Не может быть, чтобы все так кончилось...Дай Бог, кого-нибудь успеем вытащить..."
Из Сочи Клебанов вылетел в тот же день и через три часа приземлился в аэропорту Северодвинска. И начались спасательные работы... Он сделал все, что в человеческих возможностях, однако оказался бессилен, как только может быть бессилен человек перед роком и матерью природой. И в этом не было его вины...
41. Заключительная, Бочаров ручей, 14 августа.
-- Володечка, пожалуйста, ничего не говори, --попросила Людмила, когда вошла в комнату и подошла к кровати, где он лежал. -- Ради бога, ничего не говори...-- Она встала возле кровати на колени и положила голову рядом с его головой. Удержаться от слез у нее не было сил, но и плакать на взрыд она не хотела. Очень противоречивые чувства терзали ее душу: и радость, и печаль, и разные страхи -- все слилось в одну воронку.
-- Ну вот еще новая мода -- оплакивать живого и вполне здорового человека, -- Путин обнял жену, прижал ее к себе. Боялся, чтобы она не подняла голову и не увидела его предательски повлажневшие глаза. Помолчал, лишнее сглотнул.-- Люся, а как насчет того, чтобы рассказать мне о наших девочках, о московских делах...Я же за эти три дня соскучился по вам, а не звонил...Ты же знаешь, горы есть горы, неосторожный спуск и -- готово, носом в снег, а нога в кровь...А потом заметелило, связь накрылась...-- слова давались ему с трудом, еще не отошел общий наркоз, и язык не очень проворно справлялся со словами.
Она нащупала рукой его лицо и закрыла ладонью рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56